Выйдя от него, Джеки направилась в свой тесный кабинет, где уже суетилась редактор отдела моды Рози, развешивая по стульям новые наряды.
— Привет.
— Что скажешь об этом платье? — Рози кивнула на кучу белой кисеи с огромным количеством всевозможных оборочек и розовой атласной лентой.
На лице Джеки отразилось сомнение.
— Смахивает на занавеску в спальне.
Рози повела искусно подведенными бровями.
— Так вот знай же, что это — бальное платье дебютантки,[10] и оно продается за шесть тысяч фунтов стерлингов!
— За шесть… — потрясенно повторила Джеки. — Не может быть!
— И тем не менее. — Рози кивнула на годовой план, который висел на стене позади рабочего стола Джеки. — Что же еще надеть юной бедняжке, которой предстоит посетить все те мероприятия, о которых ты пишешь?
Джеки проследила за ее взглядом и грустно усмехнулась. В плане перечислялись главные события года, которые по своему значению стояли особняком от всех остальных. Первой была указана летняя выставка живописи в Королевской академии искусств, которая открывала светский сезон. Потом выставка цветов в Челси, на открытии которой традиционно присутствовало все королевское семейство. А затем события следовали одно за другим сплошной чередой. Тут были и традиционные скачки в Эпсоме, на которые собирались тысячи людей, развлекавшихся не только захватывающим зрелищем, но и многочисленными балаганчиками, ярмаркой, представлениями артистов. День 4 июля, праздновавшийся в Итоне в ознаменование его основания в 1440 году королем Генрихом VI. Королевский Эскот. Уимблдонский теннисный турнир. Хенлейская регата на Темзе, Каусская регата на острове Уайт. Там, в бухте, стояла на якоре королевская яхта «Британия», а принц Филипп любил рассекать волны Солента на моторном катере. После этого все высшее общество переезжало из Лондона в Шотландию на празднование 12 августа, дня начала охоты на куропаток, после которого наступал охотничий сезон.
Между самыми главными и значительными событиями втиснулось множество других: открытие оперного фестиваля в Глайндборне, скачки в Гудвуде, где был самый красивый трек во всей Англии, принадлежавший герцогу Ричмондскому и Гордонскому. Ежегодное торжественное открытие парламента, когда все пэры надевали малиновые бархатные мантии, подбитые горностаем, и короны. Елизавета тоже появлялась там в королевском венце. Матч по крикету между Итоном и Харроу, проходящий на престижном стадионе. Матч по поло в Виндзоре. И все это — не считая целой череды ежегодных благотворительных балов, дававшихся в живописных загородных поместьях.
Когда Джеки только-только начинала работать в журнале, она была поражена насыщенностью светского сезона и даже немного напугана, ибо поняла, что отныне уже не принадлежит самой себе. Порой она ставила себя на место членов королевской семьи и ей их становилось жаль: они вынуждены всю жизнь из года в год бывать в одних и тех же местах и встречаться с одними и теми же людьми.
Поначалу Джеки пришлась по душе ее должность. Окружающие держались с ней очень вежливо и любезно рассчитывая, конечно, на то, что она упомянет о них в своей колонке. На все премьеры, гала-концерты, балет или оперу ей присылались самые лучшие билеты. В ресторанах, как только узнавали, кто она такая, предоставлялся лучший столик. Что же касается светских женщин, то они наперебой зазывали ее к себе домой на званые обеды. Джеки почувствовала, что она, кроме всего прочего, заполучила в свои руки немалую власть. Один из коллег-журналистов заметил, что она «способна возвысить человека или сломать ему жизнь» в зависимости от того, как часто будет о нем писать. Джеки не радовалась этой власти, и честолюбцам вскоре стало ясно, что она будет упоминать в своих материалах имена лишь тех, кто ей интересен. Пусть даже этот человек не особенно богат, не особенно знатен. У нее также выработался иммунитет против всякого рода пробивных людишек, подхалимов и тех, кто готов был заплатить за упоминание о себе на страницах прессы. Джеки считала, что если уж ей и придется всю жизнь провести словно золотой рыбке в тесном аквариуме, видя вокруг одни и те же лица и присутствуя на одних и тех же мероприятиях, так она по крайней мере будет компенсировать это общением с приятными людьми.
Сев за стол, она принялась разбирать почту, раскладывая конверты и открытки в три разные стопки. В первую — те, что представляли несомненный интерес для «Сэсайети», во вторую — недостойные внимания и в третью которые стоило придержать на всякий случай, так сказать, «на черный день». Потом Джеки разложила перед собой пачку фотоснимков, сделанных на всевозможных приемах, балах и обедах за последние тридцать шесть часов, и принялась их рассматривать. Ей нравилось это занятие, ибо фотогалерея представляла собой нечто вроде поперечного среза, проходившего по всем слоям лондонского общества. Здесь были знаменитости и политики, звезды поп-музыки и наивные молоденькие дебютантки, члены королевской семьи и кинодивы. Джеки сразу же отобрала несколько снимков, которые, на ее взгляд, стоило опубликовать в следующем номере журнала, и отложила их в сторонку. Принцесса Майкл-Кентская в бальном платье с блестками на каком-то вечере. София Лорен, выглядевшая на тридцать лет моложе своего возраста, на премьере фильма с ее участием. Майкл Джексон в забавном мундире с невообразимым количеством золотых цепочек. А также пикантный снимок, на котором дочь герцога Карнфорта леди Делия Болтон задрала юбку бального платья до бедер.
Затем Джеки принялась отвечать на почту. Чье-то приглашение приняла, кому-то отказала, третьих поблагодарила за вчерашний вечер. Когда она покончила с этим, на дворе был уже полдень. Она так и не решила еще, как ей подобраться к принцу Чарльзу и принцессе Диане, а также напрочь забыла о чае у королевы. Благо, ей невольно напомнила об этом Рози, заметив, что соломенные шляпки «вянут» на дожде.
— Я не так просила! — взвизгнула Элфрида, выхватив из рук Адольфо расческу и отшвырнув ее от себя. Та, пролетев через белоснежный салон, откатилась к раковинам. — Какой вы, к чертовой матери, парикмахер?!
Адольфо побагровел и непроизвольно сжал кулаки.
— Леди Уитли, вы просили меня закрутить ваши волосы сзади в шиньон…
— Но не так же! Я не просила вот этого! И вот этого тоже не просила! — Взбешенная Элфрида разлохматила то, что уже успел создать на ее голове Адольфо. Схватив несколько бигуди, лежавших на зеркале перед ней, она и их зашвырнула подальше. — Вы что, не понимаете, что сегодня я иду в Букингемский дворец?! — крикнула она громко, и все присутствующие в салоне пораженно обернулись в ее сторону. — Вы что вообще, не понимаете, кто я?! Я не могу пойти во дворец, когда у меня на голове вот это! А я-то еще захватила с собой шляпку, думала, вы приладите ее, но теперь я сильно сомневаюсь, что вы умеете это делать!
Вдруг в той части салона, которая была отгорожена от общего пространства ширмой, зашуршали занавески. Мгновенно наступила тишина. Лица присутствующих исполнились выражения напряженного ожидания. И даже Элфрида замолчала, сидя с открытым ртом.
Из-за ширмы показалась герцогиня Глостерская, миниатюрная и хорошенькая кузина королевы. Волосы ее были красиво уложены и сбоку локоны заворачивались за поле изящной соломенной шляпки, украшенной шелковой розой.
Не говоря ни слова, Адольфо взял со столика другую расческу и энергично атаковал волосы притихшей Элфриды.
— Прием состоится. Всю неделю было сухо, так что земля быстро впитала влагу и луж нет. И потом королева не хочет разочаровывать такое количество людей, — говорил перед самым полуднем личный секретарь ее величества Селии Атертон по телефону. — Не могли бы вы прибыть пораньше? Мы составили список тех, кто будет допущен к королеве, но, может быть, вы сочтете нужным вписать в него несколько новых имен. Тех людей, которые, на ваш взгляд, будут интересны.
— Хорошо. Я появлюсь во дворце в половине третьего, устроит? — спросила Селия.
