— Я позвоню вам, Элфрида, хорошо?

— Да… — Она все еще не успокоилась. — И сообщите мне фамилии особых гостей, которых нужно будет позвать на коктейль в честь принцессы.

— Не волнуйтесь, я сообщу вам позже. На настоящий момент уже известно, что свое согласие дал русский князь Иван. Я как раз работаю сейчас над тем, чтобы свести его с королевой, которая приходится ему дальней родственницей, и другими членами ее семьи. Мм-м… обещать ничего не могу, но, возможно, удастся уговорить кого-нибудь из них познакомиться и с принцессой у вас на коктейле.

Столь радужные перспективы сделали свое дело, и Элфрида окончательно разомлела. Сердце ее переполняло чувство горячей благодарности.

— Превосходно, Роланд!

Она уже все мысленно представила: ее дом станет неофициальным центром всей монархической Европы. Короли и королевы, принцы и принцессы, многие из которых связаны родственными узами с Елизаветой Английской, найдут в лице Элфриды щедрую благодетельницу, которая станет устраивать для них неформальные вечера в узком кругу, где они получат возможность познакомиться друг с другом и где им будут оказаны почести, которых они лишены у себя на родине.

— Превосходно! — повторила она. — Большое вам спасибо.

Пока что она лишь сказала Селвину, что решила предоставить их дом для проведения небольшого коктейля в рамках подготовки к благотворительному балу. То-то он будет изумлен, когда увидит, что к ним в Болтоне съехалась половина всей коронованной Европы!

Директор экспериментальной атомной станции в Шоули Хартли Вудкрофт мрачно взирал на сидевшего перед ним в его кабинете профессора Рауза. Угловатое лицо директора было суровым и торжественным. Все последние недели люди из министерства обороны держали его в курсе своих поисков пропавших копий секретных чертежей. Как и подозревал профессор Рауз, дело не обошлось без М15.

— По вашему собственному признанию, — напомнил профессору Хартли Вудкрофт, — доступ к кабинету был только у экономки, сына и домашнего репетитора. Мне сообщили, что первые двое отметаются, следовательно, остается репетитор.

Директор сделал паузу и только вопросительно повел кустистыми черными бровями.

— Вы хотите сказать, что чертежи украл Роланд Шоу? — растерянно пробормотал профессор Рауз. — Невероятно… Трудно в это поверить…

— Люди из М15 сообщили мне, что за ним установлено наблюдение. Пока это все. Поживем — увидим.

Профессор расстроено вздохнул.

— Это так не похоже на него… Даже не знаю. Молодой человек совершенно другого склада. Серьезный, целеустремленный. Он немало сил положил на то, чтобы получить приличное образование, а, как мне кажется, такие люди больше заинтересованы в самосовершенствовании, чем в шпионаже. — Он невесело усмехнулся. — Абсурд какой-то, честное слово! Не могу себе представить Роланда Шоу, уткнувшегося в чтение этих чертежей. Скорее в какой-нибудь исторический роман…

— Вполне возможно, что кто-то, кому было известно о том, что он живет у вас в доме, подкупил его и заставил выкрасть чертежи.

— Но повторяю вам, никто, даже Том, не знает комбинации цифр в замке сейфа, — возразил профессор.

— А вы абсолютно уверены в том, что оставили чертежи в сейфе?

Профессор Рауз задумался. Наморщив лоб, он изо всех сил пытался вспомнить, когда в последний раз работал с чертежами. И чем больше он думал, тем меньше уверенности в нем оставалось. Это было похоже на известный кухонный синдром: «А выключил ли я газ?»

Нет, он не мог сейчас поручиться за то, что оставил чертежи в сейфе.

— Абсолютно уверен, — как-то неубедительно пробормотал он.

Директор взглянул на него с жалостью. Он считал профессора одновременно и гением, и непроходимым болваном. Сейчас он погружен в процесс разработки вооружений, способных смести с лица земли всю Европу, а в следующую минуту уже витает в облаках и ему нельзя доверить даже отправку письма по почте. Хартли Вудкрофт нес персональную ответственность за все, что происходило на экспериментальной станции, и мысль о том, что профессор Артур Рауз посмел снять копии с секретнейших документов и унести их к себе домой, приводила его в бешенство.

Он резко поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.

— Я буду держать вас в курсе, — лаконично бросил он. — А пока остается надеяться, что Роланд Шоу еще не успел продать бумаги врагам.

Билл Гласе с мрачной физиономией шагал по коридорам редакции «Сэсайети». Его вызвал к себе Бертрам, и фотограф догадывался, в чем причина вызова. Заглянув к Джеки, он увидел, что та на месте. Вскочив из-за стола, она бросилась к нему навстречу.

— Господи, мне так жаль, что все так вышло, Билл! Я пойду с тобой к Бертраму, — тут же сказала она, едва они успели обменяться приветствиями. — Насколько мне известно, наш общий друг все еще не успокоился.

— Это еще мягко сказано. Он представил суду материалы, дающие ему возможность привлечь меня за клевету. Причем не только список людей, но и описание того, когда и где я предостерегал их от общения с ним. У меня такое ощущение, что мне сегодня все-таки хорошенько дадут по загривку. — Он тяжело вздохнул.

— В таком случае не будем терять времени. Чем раньше ты получишь по шее, тем раньше перестанет болеть. Бертрам у себя.

Они вместе направились по коридору к его кабинету, пересекли приемную, и Джеки постучалась в дверь. Бертрам, как обычно, сидел за своим голым столом, выставив на него руки с выглядывавшими из-под рукавов пиджака белоснежными манжетами сорочки. Пригласив вошедших сесть и недовольно морщась, он заговорил:

— Дело оборачивается для всех нас весьма серьезно. И если нам не удастся аккуратно замять его, репутация «Сэсайети» сильно пострадает. — Он устремил инквизиторский взгляд на Джеки и Билла. — Дошло до того, что этот жалкий Роланд Шоу звонил мне с угрозами.

— С угрозами?! — воскликнула Джеки.

— Именно. С угрозами лично в мой адрес и в адрес журнала. Он сказал, что ты, Билл, оклеветал его перед людьми и что, если ему не возместят ущерб, он подаст в суд на «Сэсайети». Если это случится, серьезный ущерб понесет уже журнал. Сознавая это, он готов удержаться от иска. Но у меня нет совершенно никакого желания платить ему, и я не дам ему ни гроша, если вы предложите мне какой-нибудь другой выход.

— Да… — только теперь Джеки поняла окончательно, что за человек Роланд Шоу.

— Но у него нет убедительных доказательств, — робко подал голос Билл. Он держал в руке какие-то свернутые в трубку бумаги, которыми нервно постукивал себя по колену.

Бертрам устремил на него острый взгляд.

— Но ты ведь предостерегал народ от общения с Роландом! Советовал не связываться с ним и не пускать его на порог! Ну? Советовал?

— Да, но в составленном им списке, который он прислал моему адвокату, указаны совершенно другие фамилии. — Он развернул бумаги и передал их Джеки. — Вот взгляни. Я никого из них не знаю.

Джеки сосредоточенно, нахмурившись, ознакомилась со списком.

— Дай потом мне, — буркнул Бертрам.

— Да, конечно. — Она передала ему бумаги. — Что-то тут не так…

И редактор, и фотограф вопросительно уставились на нее.

— Ведь ты разговаривал только с хозяйками, не так ли, Билл? С женщинами, которые устраивали вечера, а не с их мужьями?

— Да.

— Но в этом списке только мужчины. Здесь нет ни одной женщины. Тебе это не кажется странным? Кто все эти люди? Уж, во всяком случае, не устроители светских вечеров и приемов.

Билл задумчиво кивнул:

— Ты права.

— Что нам известно о вашем Роланде? — раздраженно спросил Бертрам. — Мне не верится, что какое-то ничтожество может стать причиной стольких неприятностей.

— Он домашний учитель, — сказал Билл.

— Откуда ты знаешь? — спросила Джеки.

— Он занимался с сыновьями леди Молтон и, насколько мне известно, вывел их в отличники. Она рекомендовала его с самой лучшей стороны.

— М-да… — пробормотал Бертрам с кислой миной. Джеки вдруг пришла в голову одна мысль.