Лейтенант был уверен только в одном: мертвец двигался. Теперь он лежал ближе к краю светового пятна, в этом не было сомнений. Он также передвинул руки – смотрите, теперь они обе в тени! Холодный ветер дохнул Байрингу в лицо. Ветви деревьев закачались и заскрипели. Густая тень пробежала по лицу мертвеца, затем на него снова упал свет, потом вновь прошла тень, и вот оно наполовину скрылось в сумраке. Чудовище двигалось! В этот миг единственный выстрел прогремел со стороны линии дозорных – отдаленный, но такой одинокий и громкий, какого еще никто не слышал! Он развеял злое колдовство, сковавшее лейтенанта, разрушил одиночество и тишину, обратил в бегство сонм призраков из Средней Азии, мешающих подняться, и освободил разум и волю современного человека. С криком хищной птицы, завидевшей жертву, Байринг ринулся вперед. Сердце его пылало жаждой битвы!
Теперь с фронта один за другим доносились выстрелы. Было много криков и беготни, грохота копыт и обрывочных боевых кличей. В проснувшемся лагере пели рожки и били барабаны. Через подлесок по обеим сторонам дороги пробирались дозорные Федерации, отступая и беспорядочно отстреливаясь на бегу. Группа, отступавшая по дороге согласно инструкциям, вынуждена была отскочить в кусты, когда мимо них пронеслось полсотни всадников, яростно рубя всех саблями. С криками и выстрелами они проскакали мимо места, где сидел Байринг, и скрылись за поворотом. Мгновение спустя раздался многоголосый грохот ружей, сразу же затихший – конница наткнулась на строй резерва. Затем в ужасном смятении они проскакали обратно, часть лошадей лишилась седоков, некоторые животные тоже получили пулю – они бешено фыркали и приседали от боли. Стычка форпостов закончилась.
На посты выставили свежих людей, произвели перекличку, перестроили отставшие части. Появился наспех одетый командир федералов в сопровождении штабных, задал несколько вопросов, сделал умное лицо и удалился. Простояв час в полной боевой готовности, бригада в лагере пробормотала сквозь зубы пару молитв покрепче и отправилась спать.
Рано утром рабочая команда под началом капитана и в сопровождении хирурга бродила по окрестностям в поисках убитых и раненых. У развилки дороги, чуть в стороне, они нашли два тела, лежащие рядом, – федерального офицера и рядового Конфедерации. Офицер был заколот в сердце, но, видимо, не раньше, чем нанес своему противнику около пяти страшных ран. Мертвый офицер лежал лицом в луже крови, клинок все еще торчал у него из груди. Убитого перевернули на спину, и хирург извлек саблю.
– Боже! – воскликнул капитан. – Это же Байринг! – Он взглянул на второй труп и добавил: – Отчаянно они схлестнулись.
Хирург осматривал саблю. Она принадлежала строевому офицеру федеральной пехоты – точно такая же была у капитана. Фактически это была сабля Байринга. Кроме нее, у убитых не было оружия, только полностью заряженный револьвер на поясе у мертвого офицера.
Доктор отложил саблю и подошел ко второму трупу. Тот был изрублен и исколот, но крови не было видно. Доктор взял мертвеца за левую ступню и попытался выпрямить ногу. От этого тело сдвинулось. Мертвые не любят, когда их беспокоят, – этот выразил свой протест слабым тошнотворным запахом. На месте, где он лежал, лениво копошилось несколько личинок.
Хирург с капитаном переглянулись.
Чикамога [5]
Покинув родительский дом на краю маленького поля, мальчик незамеченным пробрался в лес. Он радовался воле, радовался поджидающим его находкам и приключениям: душа ребенка тысячи лет закалялась в телах его предков, привыкая к бессмертным подвигам во имя открытий и завоеваний – то были победы в битвах, чьи переломные моменты длились столетиями, а победители ставили не походные шатры, но города из тесаного камня. С самой колыбели эта раса с боем проложила себе путь через два континента, и теперь, переплыв великое море, добралась и до третьего, чтобы заново родиться здесь, унаследовав тяготы войны и бремя власти.
Ребенку, сыну небогатого плантатора, было шесть лет. В молодости его отец служил в армии, сражался с дикарями и прошел за флагом своей страны до самой столицы цивилизованной расы на дальнем Юге. Мирная жизнь плантатора не остудила воинский пыл: разгоревшись однажды, он не гаснет до самой смерти.
Отец мальчика любил книги и картины на военные темы, и его наследник, будучи еще в самом нежном возрасте, смастерил себе деревянный меч, хотя даже наметанный глаз отца не смог распознать, что это за оружие. Мальчик носил свой клинок с гордостью, как подобает сыну героического народа, и теперь, пробираясь через залитый солнцем лес, время от времени останавливался, изображая, что нападает или защищается от кого-то, подражая людям, которых видел на гравюрах.
Легкость, с какой он повергал невидимых врагов, стоящих у него на пути, лишила его осторожности, и он допустил обычную тактическую ошибку: гнал противника до тех пор, пока не зашел слишком далеко. Он оказался на берегу широкой, но неглубокой речки, чьи стремительные воды прервали его погоню за неприятелем, со сказочной легкостью перелетевшим через поток. Но бесстрашный победитель не ведал сомнений: дух расы, переплывшей великое море, неудержимо пылал в маленькой груди, и противиться ему было невозможно. Найдя место, где по валунам, лежащим на дне, можно пройти или перепрыгнуть на другую сторону, он пересек реку и настиг арьергард отступающего врага, предав всех мечу.
Благоразумие требовало, чтобы, одержав блестящую победу, он вернулся в лагерь. Но увы, подобно многим сильным полководцам, он не смог ни умерить жажду войны, ни вовремя вспомнить, что прихотливая фортуна порой отворачивается и от величайших мира сего.
Удаляясь от берега, он внезапно столкнулся лицом к лицу с новым, более опасным противником. Угрожающе выпрямившись, навострив ужасные уши и вытянув вперед лапы, на пути мальчика сидел кролик! С испуганным воплем ребенок развернулся и побежал не разбирая дороги. Без слов он звал маму, плакал, спотыкался, колючие ветви безжалостно царапали нежную кожу, а его маленькое сердечко бешено колотилось от страха.
Запыхавшийся, ослепленный слезами, он потерялся в лесу! Больше часа блуждал среди спутанных зарослей, пока усталость не взяла свое. Тогда, отыскав тесный закуток меж двух камней в нескольких метрах от реки, он покрепче сжал свой игрушечный меч – теперь уже не орудие, но товарищ по несчастью – и, всхлипывая, уснул. Лесные птахи весело щебетали над головой, размахивая хвостами, прыгали с дерева на дерево стрекочущие белки, которым не было дела до беды маленького вояки, и далеко-далеко прокатился странный, приглушенный гром, будто армия куропаток выбивала дробь в честь победы природы над сыном ее безвестных покорителей. А на маленькой плантации белые и черные люди в тревоге прочесывали поля и живые изгороди, и материнское сердце обливалось кровью от тревоги за пропавшего сына.
Прошло несколько часов, и маленький соня наконец поднялся со своего ложа. Руки и ноги студила вечерняя прохлада, а сердце – страх темноты. Но сон придал ему сил, и он больше не плакал. Слепой инстинкт побуждал к действию, поэтому он пробрался через заросли и вышел на прогалину – справа текла река, а слева был пологий склон, поросший редкими деревьями.
Сумерки сгущались, над водой поднимался бледный, призрачный туман. Он пугал и отталкивал. Вместо того чтобы вернуться на берег, откуда пришел, мальчик развернулся в противоположном направлении и двинулся к темному лесу, обступающему прогалину со всех сторон. И тут он увидел впереди странный силуэт, который поначалу принял за крупное животное – собаку или свинью, – но точно распознать не смог.
Может быть, это медведь? Он видел медведей на картинках, ничего дурного о них не слышал и даже робко мечтал когда-нибудь встретиться с одним из них. Что-то в движениях силуэта – быть может, некоторая их неловкость – подсказало мальчику, что это не медведь. Но страх заглушил любопытство. Поэтому он стоял на месте и постепенно набирался храбрости, потому что, по крайней мере, у загадочного существа не было чудовищных, грозных кроличьих ушей. Возможно, его впечатлительный разум также подметил знакомые черты в неуклюжих, чудных движениях. Он еще не успел разрешить все сомнения, как увидел, что за первым силуэтом возник второй, и третий, и справа, и слева… Они были повсюду, и все двигались к реке.
