В квартире две комнаты. Хозяин — во второй, маленькой. Здесь у него и кабинет. Я включаю ночник.

Господин Юденичев хорошо сложен. Ему ни за что не дашь его истинного возраста. Запаха перегара не ощущается. Здоровый образ жизни. Хорошие перспективы на будущую счастливую жизнь в Кенигсберге. В родовом доме.

Он растерян. Но это — ненадолго. Своей математической головой пытается понять, что происходит.

— Николай Карлович. Просим извинить за непрошеный визит в столь позднее время.

— Кто вы такие?

— Мы — контрразведчики.

— Какие?

— По всей видимости, советские.

— Ну ладно, — встает он и пытается одеться.

— Разрешить? — спрашивает Чикин.

— Пусть оденется. Только посмотрите, что у него там в карманах.

В карманах — ничего. Николай Карлович бледнеет. Он заправляет постель и садится в кресло.

— Документы покажете?

— Зачем они вам?

— Ордера, конечно, нет? Вошли как?

— Через дверь.

— Что вам от меня нужно?

— Мужайтесь, Николай Карлович. Не получилось у вас дело. Партия была честной. Вы проиграли. Операция «Регтайм» не состоится.

Николай Карлович смотрит на нас глазами доброй, озадаченной поведением хозяина собаки.

— У нас нет права на риск. В принципе — все ясно. Вы прекрасно представляете масштабы измены. Мы не можем вас выпустить. Есть какие-нибудь желания?

— Последние?

— Хотите жене что-нибудь написать? Я передам.

— Не хочу.

— Покурить?

— Не курю.

— Коньяка?

— Хватит ломать комедию, и вообще, убирайтесь из квартиры, — неожиданно объявляет он, видимо окончательно проснувшись.

Дальше происходит то, что должно происходить… Включается видеокамера, диктофон. Отламываются с тихим хрустом колпачки ампул. Тончайшим возмездием поднимаются иглы шприцов.

— На нет и суда нет, — говорю я несколько позже и простреливаю ему сердце. Мы находим в этой квартире много интересных документов. Он не думал о том, что кто-нибудь посторонний войдет когда-то сюда. По отцу его фамилия Штраус. Весьма уважаемая и распространенная. Контрольный выстрел в затылок я прошу сделать Чикина.

Объехать бы сейчас всех друзей Господина Ши и перестрелять. Этот хотя бы наполовину немец. Зов предков. Долгие беседы с папашей. Очарование фатерляндом. Преступное разрушение столь любимых замков и церквей большевиками. Дедушка Калинин на постаменте. А наши-то что же? Этого мне не понять никогда.

Несколько часов можно спать. Но сон не идет. Музыку приходится слушать из транзистора и уже под нее засыпать.

Утром — интенсивное прослушивание эфира. Состояние Господина Ши близко к шоковому. В Москве дело приближается к логическому концу. К полудню, анализируя разрозненные фрагменты переговоров, которые ведутся уже чуть не по обычному телефону, сопоставляя, анализируя и догадываясь, делаем выводы. Операция принимает другие формы. Не будет никакого идеологического прикрытия, на него не остается времени. Будет силовая попытка. Люди Господина Ши в армии и на флоте должны заблокировать сопротивление. Операция будет мгновенной и действенной. Приходит шифровка из Минобороны. В районе Белостока начинает разворачиваться штурмовая бригада. Немцы, поляки. По воздушному коридору в Литву начата переброска морской пехоты США.

К Южному вокзалу мы подъехали на троллейбусе. Старик продолжал актерствовать.

— Изменилось все разительно. Пройдемся немного.

— Ты что, не помнишь, где это?

— Почему же! Я про ларьки говорю. В прошлый раз не было ничего, кроме Союзпечати и куриных ног с лимонадом «Буратино».

— А сейчас что?

— Смотри, пиво какое изобильное. И за четверть цены. Свободная экономическая зона. А заодно — спаивание нации. Пьяный анклав — покорный анклав. Зайдем в пельменную?

— Олег Сергеевич. Место это — в пельменной?

— Может быть, в пельменной, а может быть, и нет.

Мы зашли. Старик посмотрел меню и остался недоволен:

— Дороговато.

Мы вышли на привокзальную площадь вновь.

— А что бы мы делали, если бы место было под буфетом?

— Это уж моя забота, — прокомментировал я реплику старика.

— Естественно. Ты же старший по команде.

— Куда теперь?

— Вот там, под Банхофсвальштрассе, интересный бункерок имеется.

— Это где?

— Я же тебе говорил, Юра, учи названия. Старые и новые.

— Олег Сергеевич. Бункер там?

— Нет. Это было бы неинтересно. Но там вот кафе одно интересное. Зайдем?

— А откуда знаете, что интересное?

— А был недавно.

— Это когда? При Союзпечати?

— Да нет. Совсем недавно. В прошлом месяце.

— Кончай глумиться, дед.

— Кстати, какие у меня суточные?

— Двадцать две тысячи.

— Не… Я не согласен.

Внешне все, впрочем, выглядело вполне естественно. Дед-балагур и два его родственника, исключая то, что нас каждую минуту могли опознать. Но пока этого не случилось.

— Куда все-таки?

— Да вот туда.

И мы вошли в здание вокзала.

Дежурный милиционер возле окошка администратора посмотрел сквозь нас. Книжные развалы с детективами. И тогда-то я решил, что это хороший сюжет для детектива. Политический триллер. Нужно было только найти подходящего автора.

— Любите триллеры, Олег Сергеевич?

— Я военные мемуары любил. Потом разонравились. Однако пора.

— Ну, веди, Кутузов.

Я ждал всего чего угодно, только не этого. Вокзальное хозяйство огромно. Люк этот, по логике вещей, должен был бы находиться где-нибудь на территории мехмастерских, заваленный старым железом. А если где-то под залом ожидания, то над люком — метры перекрытий и бетон.

Мы вошли через парадный вход в зал ожидания. Олег Сергеевич помедлил и пошел налево, в буфет.

— Здесь, что ли? Под кухней?

— Нет. Не здесь. Я просто не завтракал. Мне кофе, сосиски и шоколадку. Будете что-нибудь?

— Старичок, — попросил его Зверев, — ты хоть ешь-то побыстрее.

— Нужно тщательно пережевывать пищу. А ты не спеши, Юра. В рай ты наверняка не попадешь, по совокупности дел. Ну, пошли.

Мы снова оказались в вокзальном предбаннике. Теперь старик пошел прямо, к выходу на перрон.

— Вот, смотрите, камера хранения. Боковой туннель. А совсем недавно его не было. Чисто и опрятно. По этому туннелю я в свое время поползал на пузе. А ведь здесь еще немало интересных мест. Ну ладно. Пошли.

Он повернулся на сто восемьдесят градусов и пошел к выходу на вокзальную площадь, но свернул налево, туда, где кассы дальнего следования в день отбытия и поворот в коридор к начальнику вокзала. И тут-то он переменился в лице:

— Ну вот, кажется, мы опоздали.

Из окна в коротком коридоре виден скромный внутренний дворик, примерно десять на десять метров. Вход туда — из полуподвального этажа напротив. Дверь приоткрыта. Во дворике два люка: один — ливневка, второй — канализация. И именно второй-то и снят, на корточках сидят двое как бы в рабочих робах и заглядывают сверху вниз.

— Здесь?

— Здесь.

— Пошли. Не останавливаться, — командую я.

Мы поднимаемся на три ступеньки. Слева — кабинет начальника вокзала. Дверь приоткрыта. Что за ней происходит — сейчас нам интересно, но не до такой степени, чтобы открыть ее. Теперь понятно, что за человек стоит при входе в этот тупичок, у нас за спиной, и вот там двое, где вход в комнату, за которой другие ступеньки, вниз, к двери во внутренний дворик.

Мы возвращаемся в зал ожидания и «сортируем» пассажиров. Шестое чувство по служебной необходимости становится первым. Зал, несомненно, блокирован. Нас уже никто не ищет. Ориентировки изъяты из дневных заданий. Другие дела, другие люди. Но эти люди — не от власти. Они — от безвластия. Они должны обеспечить безопасность тех, кто сейчас работает в коллекторе. А потом уйти. И может быть, никогда не вернуться сюда. Это — люди из резерва Господина Ши. Без той вещи, что находится сейчас где-то под вокзалом, его, конечно, эвакуируют, но в качестве неудачливого исполнителя-порученца. А в случае успеха он уйдет совсем в другом качестве. Сам он сейчас в зоне безопасности, в аэропорту. Сухопутную границу уже не перейти, побережье — перекрыто. Единственное место, которое удалось им взять под контроль, — аэропорт Калининграда. Сейчас там готовится к вылету наш ТУ-134, оказавшийся, на свою беду, под рукой.