— Думаешь, есть приказ?

— И не только приказ. На тайных арсеналах есть последнее оружие возмездия. И в вахтенных журналах грядущего запишут этот день и фамилии младших командиров, которым приказ будет поручен.

— Так, так, так…

— На утренних причалах построятся десантники, которые будут горды возмездием.

— Ты хорошо это сказал. Я, кажется, верю тебе.

— А если верите, ответьте на вопрос.

— О том, что я искал и где нашел в тот достопамятный месяц в Восточной Пруссии?

— И за что получил Звезду Героя?

— И за что получил Звезду Героя.

— А что вообще происходит? Зачем все это? Лежит себе это нечто под землей, под бетонными плитами, в бункерах, куда ведут затопленные коридоры. И заминированные.

— И этими коридорами вот-вот пойдут хорошо знакомые вам личности.

— Кто бы это мог быть?

— Германцы. А может, литовцы с ними будут. А может, и американцы. Кенигсберг решено отдать, дедушка.

— Кем?

— А вы не догадываетесь?

— Ну, раз хотят, значит, отдадут.

— А что это вы территориями разбрасываетесь?

— Я же тут сбоку припека.

— Вот не скажите. Это же ваше главное дело жизни было. В том бункере.

— И что тебе даст этот бункер?

— Я вам оперативные планы открывать не могу. Будем в бункере раньше германцев, сможем сорвать операцию.

— Одну сорвете, другая пройдет успешно.

— Не пройдет.

— Почему?

— А вы с товарищем Сталиным поговорите ночью. О текущем моменте.

— Что, начнется?

— Уже началось.

— Поклянись.

— Да хватит, право…

— Обманешь, из-под земли достану.

— Да вы кому это говорите-то, вообще…

— Ладно. Не обижайся.

Примерно через два часа Олег Сергеевич начал говорить и рассказал мне многое…

Присутствие группы Штока в городе обнаружилось на следующий же день. Таким образом, и Бухтояров вынужден был вернуться в город. А город разительно изменился. Можно было подумать, все, кто был задействован в Москве, кто перекрывал Звереву пути ухода, кто выпустил все же его и Бухтоярова, оказались сейчас в Кенигсберге. К вечеру следующего дня выяснилось, что команда Штока, видевшая Зверева, используется Господином Ши на все сто. Каждому придали группу сопровождения, и теперь все четверо перемещались по всем злачным местам, выезжали по предположительным вариантам в гостиницы, на вокзалы. Фотографии наших героев сопротивления красовались на всех стендах «Их разыскивает милиция» как чрезвычайно опасных преступников. Наконец прошли ориентировки и по телевидению. Вначале в сводках МВД, затем просто в городских новостях. Каким образом они могли сейчас помешать Господину Ши и его немецким друзьям? Только иррациональным. Но в руках Бухтоярова находилось содержимое герметичного сейфа из пруда господина Лемке. Или Ивана Пирогова. Кому как больше нравится. И вот это, кажется, могло помешать. Наконец квартира, где скрывался Юрий Иванович, была обнаружена, и более того, на квартиру эту имел неосторожность, впрочем, какая к черту неосторожность — необходимость прибыть и Бухтояров. Ловушка захлопнулась. Одновременно были арестованы люди из прикрытия Бухтоярова в МВД. Наджибулла ушел. Пока…

— …Ну что, Юрий Иванович, боишься смерти? — спрашивал на блокированной квартире Зверева его давний товарищ по некоммерческому риску — Охотовед.

— Боюсь.

— Только нас прежде пытать будут. По полной программе.

— Чертежи искать?

— Точно.

— А они не здесь.

— Вот именно.

— Ты как думаешь, слушают нас сейчас?

— Естественно. Направленным способом через стекло. Возможно, уже есть нашлепки на двери, или рассверлены полы в квартире наверху.

— А как думаешь, что там слышно?

— А ничего.

— Верно. Я генератор помех включил. У меня много всякого добра с собой. Видишь, какая огромная сумка? И, однако, давай поспешать. Думаю, у нас времени около часа. Они сейчас ждут указаний, а указания не спешат. Требуются согласования. Нам же лучше отсюда выйти. Так что теперь в этом городе со спорной судьбой мы одни. Активисты из сочувствующих не в счет.

Не следовало пускать в эту квартиру Бухтоярова.

Потому что в данную минуту он облачался в спецсредства защиты, которые рядовой обыватель в свое время очень часто мог видеть на бойцах группы «Альфа».

Поход Штока в направлении преисподней остановили люди Господина Ши из ФСБ. В приватной беседе, буквально перед самым походом, они настоятельно не советовали не только брать Зверева с собой, но и вообще никуда сейчас не ходить. Вернуться домой, вещи распаковать, заниматься каким-нибудь спокойным невредным делом, но при всем при том и нечто вроде подписки о невыезде взяли.

Шток — человек серьезный, жизнь повидал, приключений не ищет. Есть у него свой маленький бизнес, отложено кое-что на будущее. Приходят начальники, уходят, а то, что под землей, остается, и никто, кроме Штока, лучше это хозяйство не знает.

Шток — человек совсем не простой. Знаком с закрытыми документами. Во время всеобщего бардака и открытия сейфов, которые, впрочем, потом закрылись, добрался до папок и протоколов об изучении того хозяйства, что под Кенигсбергом оставалось, и не только под ним. Работал тогда то ли лаборантом, то ли электриком возле этих бумаг. Экспедиции в свое время предпринимались масштабные. Но сразу после взятия города специальные группы немцев ушли по коммуникациям вниз, к объектам. Город пал слишком быстро. «Запереть» объекты не успели. И начались бои местного значения. «U»-образные колодцы, «W»-образные, третьи уровни, четвертые, вода, появлявшаяся невесть откуда, мины, газ и кое-что еще, после чего всякие работы были прекращены, поскольку реальная возможность попадания боевых отравляющих веществ внизу существовала. Потом под городом оказались и литовцы, которых СМЕРШ выдавливал из их родных лесов и бункеров. Прекратился интерес русских к «хозяйству», прекратились и бои с «оборотнями». Хранители очага еще некоторое неопределенно долгое время работали под землей, а сделав свое дело, наглухо закрыв проходы, построив многоступенчатую защиту, ушли, растворились как бы сами по себе. Но ушли не одни. Как-то очень некрасиво, впопыхах покинули этот мир многие из тех, кто имел отношение к экспедициям в запретный мир. Кто опился трофейного или своего шнапса и не проснулся, кого пристрелили на охоте, кто утонул в огромной ванне бывшего хозяина во время неизбежного сердечного приступа. Время не пощадило ни генералов, ни старшин, ни младших чинов. Личные дела «ловцов жемчуга» были у меня в работе достаточно долгое время. Они просто-напросто были зачищены, как это теперь называют и как называли, впрочем, и тогда в специфической среде.

Но как выяснилось, таинственные стражи подземелий не только не ушли вовсе. Они умудрились обеспечить преемственность поколений. Время шло, менялась таинственная вязь облаков над городом, забывалось прошедшее, происходили разнообразные и важные события, и те жители, что поселились теперь в старых домах и в новых, продолжали хранить память о чем-то смутном и запретном. Ближе к семидесятым походы вниз возобновились на самодеятельном уровне. Наступало время «черных следопытов». В городах — паленые джинсы, в лесах — карабины и «шмайсеры». И тут выяснилось, что на путешествия под Кенигсберг — табу. Не один десяток любопытных голов пропали без вести или было найдено с видимыми следами насильственной смерти или без оных. И все. Походы прекратились.

Настойчивость в поисках янтарной комнаты так же не поощрялась, и, по всей видимости, идеолог и главный следопыт, прославленный мастер политического детектива, покинул мир иной не по своей воле.

Но сам образ и символ-то каков. Нет никакого Третьего рейха, есть, впрочем, ортодоксы от нацизма, но Калининград-то город советский. Там камня на камне не осталось ни от чего. Жители интернированы. Новое поколение — младое и дерзкое. А стражи есть. Мистика истории.