В Москве на поиски и того и другого было брошено множество штатных сотрудников всех ведомств, курсанты училищ, МВД и Госбезопасности, военнослужащие внутренних войск и добровольцы в штатском. Столицу подобной активностью на улицах удивить было трудно. Город в последнее время периодически подвергался подобным операциям. Предпринимали и мы некоторые меры. Не столь масштабные, но не менее эффективные.
На квартиру в Братеево мы вышли через двое суток после того, как там побывал Зверев и через пять дней после посещения ее Бухтояровым.
Олег Сергеевич дурака ломать не стал. Да, были, да, ушли, куда, как и зачем — неведомо. И я отправился на разговор со стариком.
Черная дерматиновая дверь. Он открывает, кривится, но впускает все же. Потом мы беседуем у него в комнате. Никакого чаю он не предлагает. Он Герой Советского Союза, бывший капитан СМЕРШа, работал в Кенигсберге в период его освобождения. Мы аккуратно подняли его досье. Нельзя было сдавать его комитету. Скажут — сделаем, а не попросят, так промолчим. Это была наша находка, наше достижение, наш трофей. Но никак не пленник.
— Олег Сергеевич, мы с вами в некотором роде коллеги.
— Вы меня извините, но я любое удостоверение куплю на толкучке. А если не куплю, то закажу в частной типографии.
— Такого там не сделают.
— Сделают даже лучше. И состарят. Ваше выписано давненько, а все как новое.
— Я, Олег Сергеевич, с документами аккуратно обращаюсь.
— Я вас по имени-отчеству не называю. Все равно они не те, что в книжечке.
— Они те.
— Не хочу и не буду.
— Воля ваша. Чаю-то нет у вас?
— Для вас нет.
— Хорошо.
— Ничего хорошего. Мне у вас долго сидеть придется. Вы уж разрешите, я позвоню своим людям, они покушать принесут.
— Тут я вам помешать и помочь ничем не могу. У меня телефона нет.
— У меня мобильный. А вы-то что же себе не установили?
— Да дорого это.
— Но вы же не всегда нуждались.
— Я раньше в другом месте жил. Потом решил, что одиночество в моем возрасте — лучшее лекарство от страха.
— От какого страха?
— Не придуривайтесь. Кто вы там по званию?
— Полковник.
— Вот. Полковник. А вам-то не страшно?
— От чего?
— От того, что происходит.
— Мне, Олег Сергеевич, тошно. А страшно… Не тот эпитет.
— Вот вы человек информированный, несомненно. Неужели не понимаете, что этому вашему раю на большой части суши скоро придет конец.
— Это не мой рай.
— Не лукавьте. Зарплату же вы получаете. Пайки, или что там теперь получают?
— Не хотите верить?
— Не хочу.
— Воля ваша. Только мне обыск придется у вас произвести.
— И что найти надеетесь?
— То, за чем отправился товарищ ваш. Бухтояров сейчас в Калининграде.
Старик неприятно меняется в лице. Потом покой и достоинство к нему возвращаются.
— Ни о каком Калининграде ничего не знаю.
— А о Звереве, Юрии Ивановиче, тоже?
— Это который?
— Которого вы два дня назад проводили. Надеюсь, он благополучно туда добрался.
— Куда?
— В Калининград. Или в Кенигсберг. Как вам будет угодно.
— Да, были. Да, ушли. Куда — неведомо.
— Вы познакомились-то с ними как?
— Не помню уже. Давно это было.
— Не лукавьте, Олег Сергеевич. Было это недавно. И Бухтоярову вы поверили. Помогать согласились.
— В чем?
— Ладно…
Я вынимаю из сумки трубку телефона, звоню вниз, в машину. Прошу принести пакет молока, сто пятьдесят граммов «Любительской» колбасы и половинку батона. А потом подняться двоим в квартиру. Пора начинать работу.
Весь апрель сорок пятого старик, тогда молодой и грозный капитан СМЕРШа, мотался по передовой, на первый взгляд совершенно бессистемно. Тапилау, Тильзит, Кляйн-Маулен… Этих названий нет боле. Теперь это запростецкие русские городки и поселки, с бывшей кирхой, магистратом, рыночной площадью, где булыжники хранят в своем чреве холод столетий. Детский сад, гастроном, пивнушка, бывший кинотеатр, в бывшем здании городского собрания или во вновь построенном, и ларьки, ларьки, ларьки. Нация торгует…
То, что он должен был найти в закрытых оперативных документах того времени, называлось не иначе как объект. Объект искал Олег Сергеевич и в конце концов нашел. Ему, как начальнику группы, — Звезду Героя, остальным — орден Боевого Красного Знамени и повышение в званиях. Но не следует искать того, что не следует. Вся группа потом потихоньку пошла по списку потерь. Разные обстоятельства. Как при вскрытии гробницы фараона. Олег Сергеевич один остался. Бог миловал. Или вышестоящие товарищи.
Как всякий ветеран прошлой кампаний, он собирает и хранит множество книг о войне. Мемуары, повестушки, вырезки из газет. Ими-то мы и займемся сейчас… Дело долгое и требующее покоя и внимания.
Старик спокоен. Он все стерпит, лишь бы его не увозили отсюда в контору. Он знает, что там с ним будет. С нами врач. Он измеряет старику давление, при этом тот саркастически хмыкает; готовит на всякий случай ампулку. Она безобидна. Решено просто поговорить с ним. Но Олег Сергеевич этого не знает. Ждет укола, вторжения в психику, допроса.
Мы перебираем его «сокровища» двенадцать часов. Время от времени он засыпает в кресле, снова просыпается, греет себе чайник на кухне, возвращается. Только бы не увозили…
— Да успокойтесь вы. Никто вас никуда не повезет. Я, с вашего позволения, одну книгу возьму. На время.
— Какую? — вскидывает он голову.
— А вот эту. Простенькую.
Опять перемена в лице, потом покой и отрешенность.
Событие это было, наверное, в его жизни главнейшим. Значит, должна быть какая-то папка, может быть, дневник. Дневника в прямом смысле не обнаруживается, но пачка листков вложена в «Хронику одного месяца». Круг теперь сужается, по моим предположениям, до нескольких населенных пунктов. И кажется, среди них нет Кенигсберга. В этом наше счастье. Коммуникации под городом необъятны. А в случае какой-нибудь Калиновки, бывшей когда-то Лаувеном, шансы на успех резко возрастают.
Я забираю записные книжки с телефонами с клятвенными заверениями вернуть их на днях, городской телефонный справочник с пометками. Все это потом будет возвращено старику. И немного спустя он поймет, что дул вместо молока на воду. Живите долго, Олег Сергеевич.
Список приоритетных населенных пунктов составлен, люди уже на месте, приметы и возможные действия объектов поиска известны.
Вечером наша группа выезжает в купе Калининградского поезда к месту будущих событий. Нас — восемь человек. В объемных сумках — амуниция, аппаратура связи, оружие. Обычная рутинная работа. Только вот мое присутствие там может вызвать некоторые вопросы. Мое место все же в кабинете. Но это — уже издержки производства.
Работа сейчас идет по трем направлениям: поиски наших «героев», определение резидента, курирующего операцию «Регтайм», и контроль таможенных пунктов. После акции Шолтысика возможно изменение первоначально предусмотренного маршрута доставки контейнера с биологическим оружием. Только вот конечный пункт доставки, к сожалению, неизменен. То, что контейнер этот или контейнеры придут к нам именно из Польши или Литвы, а не самолетом из Москвы или Белоруссии, — аксиома. Прохождение нескольких контейнеров зафиксировано со склада под Кельном. Сейчас груз движется по маршруту с конечным пунктом — Сувалки (Польша). Подразделения для проведения операции развернуты.
Таможенных пунктов десять. Груз может прийти и в Неман, и в Нестерово, и на железнодорожную таможню в Правдинск. Контейнеры могут находиться в коробках с лимонадом, в тайнике автомашины, в чемодане туриста. Вероятность того, что они пройдут на нашу территорию, превышает половину отпущенных шансов. Тотальную проверку засаботируют, замотают люди Господина Ши. «Все золото мира» победит еще раз.
Если ситуация выйдет из-под контроля, я приму последнее решение. Мне хватит сил для того, чтобы захватить на некоторое время телепередатчик на Бассейновой, сорок два. Одновременно мы возьмем частные телеканалы «Премьер» и «Каскад». Это — «Нарвская» и «Кирова». Есть еще областное радиовещание на «Комсомольской».