— Видимо, не слишком старательно искал, — горько сказала Эмбер, приподнимаясь на локте. — Я всю ночь была в отеле. И весь день. А где был ты?
— Гулял, — бросил Карл, глядя на нее с легкой неприязнью, словно смотрел на что-то, что ему не слишком нравилось.
— Гулял? — Эмбер повысила голос. — С кем, интересно знать?
— С Майклом. Я занимался своей карьерой. Разве не для этого мы притащились в Лос-Анджелес? Я таскался по клубам с известным продюсером, заводил полезные знакомства. В отличие от тебя я не собираюсь валяться в шезлонге, подставляя бока солнцу.
— Я валяюсь в шезлонге только потому, что у меня нет ни цента, и потому, что я не хочу куда-либо идти без тебя. Я ждала тебя, Карл! Я волновалась, не знала, где ты, что с тобой!
Лицо Карла тотчас смягчилось, стоило ему узнать, что за него переживали. Он улыбнулся, снова превращаясь в того самого Карла, которого так любила Эмбер.
— Ах, детка, тебе совершенно не стоило нервничать. Прошлый вечер, да и последующая ночь… все было так прекрасно, великолепно, едва ли не сказочно! Мы с Майклом постоянно говорили о музыке, он такой умный и так хорошо разбирается в различных течениях и стилях. — Он присел на край шезлонга, заслонив от Эмбер солнце. Его лицо было таким восхищенным, мальчишеским. — Ты не поверишь, с какими людьми довелось поработать Майклу! Просто какой-то праздник для меломана, понимаешь? Половина альбомов из моей коллекции выпущена его звукозаписывающей компанией. Эти имена, которые я произносил с таким пиететом… для Майкла это конкретные люди, близкие друзья и партнеры! Просто не верится, что я могу называть этого крутого парня по имени!
— И это все? — осторожно спросила Эмбер. — Вся ночь была посвящена разговорам о музыке?
— Ну да! Прости, мне следовало позвонить, но даже как-то в голову не пришло, что ты переживаешь. Мы ездили на дискотеку, потом отправились к Майклу домой. — Глаза Карла сверкали. — О, видела бы ты его дом! Просто роскошный особняк, окна от пола до потолка, все так и кричит об огромных деньгах. Майкл сказал, пришлось заново перестраивать весь дом после грязевых селей, зато теперь это настоящий дворец.
— Я слышала, у него много картин, — еле смогла вклиниться в этот монолог Эмбер. — Кажется, он коллекционер?
— Ну, я не слишком разбираюсь в искусстве, ты же знаешь. Но в доме Майкла действительно множество картин, самых разных. И скульптуры какие-то, и какие-то вазы в шкафах с подсветкой. Думаю, да, у него большая коллекция. Ты увидишь сама, когда будешь в гостях. — Карл улыбнулся. — Слушай, давай пообедаем в ресторане. Только ты и я, ребят звать не станем.
— А нам это по средствам?
— Вполне. Майкл выдал нам аванс, причем уже второй. Говорит: «Гуляйте, ребята, пока не приступили к работе». Так что мы можем себе позволить хороший обед. У нас завелись деньжата, детка.
— Только давай выберем какое-нибудь… не слишком пафосное заведение, — робко попросила Эмбер. — У меня по-прежнему нет нарядов для дорогих ресторанов, в которых обедают звезды. Только то платье, что было на мне вчера.
— А что на тебе было вчера? — озадаченно спросил Карл.
— Ну, то зеленое платье, помнишь? Оно тебе понравилось. Такое… с шалью.
— А, ну да. Надевай его, оно сойдет.
Консьерж посоветовал им небольшой ресторан, в котором подавали морепродукты. Карл поймал такси, и они с Эмбер забрались на заднее сиденье. Всю дорогу пара держалась за руки, словно это было первое свидание. Эмбер тыкала пальцем в окно, когда мимо проплывало красивое здание, а Карл восхищался дорогими казино и магазинами.
Небольшой ресторан оказался крохотным заведением с достаточно аскетичной обстановкой, но отнюдь не аскетичными ценами. Эмбер и Карл жили в слишком роскошном отеле, чтобы консьерж мог посоветовать им что-то более демократичное.
— Может, сразу пойдем? — прошептала Эмбер, просмотрев меню. — Все такое дорогое!
— Не волнуйся, денег хватит, — со снисходительной улыбкой пропел Карл. — У нас есть наличка, забыла?
Эмбер подумала, что хорошо было бы наконец получить хоть что-то на карманные расходы. Гардероб нуждался в пополнении, поскольку вещи, взятые из дома, в Лос-Анджелесе смотрелись жалко. Пестрый купальник, который так здорово выглядел в закрытом бассейне на Саммер-стрит, здесь казался куском половой тряпки, которому придали форму.
— Ты мне дать денег на одежду? Мне совершенно нечего надеть.
— Конечно. И чего я раньше не подумал об этом?
Карл достал из кармана пухлый бумажник, совершенно новый, сделанный из тонкой лайки темно-зеленого цвета. Когда он успел обзавестись новым бумажником? Когда раскрылось отделение для купюр, Эмбер успела заметить толстый пресс новеньких банкнот. Карл достал несколько купюр и протянул их Эмбер как раз в тот момент, когда к столику подошла официантка.
Умирая от смущения, Эмбер выхватила деньги и торопливо спрятала в сумочку. Она чувствовала себя проституткой, которой решили заплатить именно в ресторане, несколько раньше, чем она окажет все необходимые услуги. Но ни Карл, ни официантка и глазом не моргнули, словно ничего особенного не произошло. Единственным человеком, чьи щеки пылали от стыда, была Эмбер.
Внезапно она почувствовала себя ужасно несчастной. Конечно, она искренне радовалась, что группа напала-таки на золотую жилу в виде успешного продюсера, а отношения с Карлом вернулись в привычную колею (пусть даже любимый человек несколько изменился). Но видимо, давала о себе знать кровь Фей Рид, гордой, независимой женщины, которая твердила, что женщина должна уметь обеспечить себя сама.
Эмбер оказалась в Лос-Анджелесе в роли приживалки, чье материальное положение целиком зависит от настроения мужчины. Без образования, без работы, без планов на будущее она внушала самой себе только презрение.
Глава 22
Мэгги всегда посмеивалась над теми, кто считал академический мир гламурным. Увы, преподаватели получали слишком мало, чтобы позволять себе жить в роскоши, и их единственным сокровищем всегда были знания.
Конечно, существуют в мире учебные заведения, где обучение стоит больших денег, преподаватели (к примеру, юристы или врачи) имеют отличную практику, но их обеспеченность и здесь зависит вовсе не от количества прочитанных лекций.
Точно в таком же положении, как выяснилось, находился и мир политиков (разумеется, местечковый, а не национального масштаба). Для того чтобы в этом убедиться, хватило одного-единственного визита к городскому советнику.
Мэгги сидела в приемной мисс Элизабет Глоуб вместе с матерью. Удивительно, но, кроме них, в просто обставленном кабинете (один диван, два продавленных кресла и металлический шкаф) никого не было. Единственный посетитель, мужчина средних лет, который пришел чуть раньше и сидел на краю кресла с мятой газеткой в руках, которую нервно листал, уже вошел к мисс Глоуб. Мэгги скучала, разглядывая плакаты, развешанные на желтых стенах. С плакатов улыбались подтянутые мужчины с выбеленными зубами. Надписи обещали светлое будущее для Ирландии и ее жителей. На одном плакате была и сама мисс Глоуб.
— Как жаль, что у них нет низких табуреток, — пожаловалась Уна, силясь устроить больную ногу на принесенном специально для нее пластиковом стуле.
Мисс Глоуб была первым политиком, которого Мэгги довелось увидеть. Войдя в кабинет и осторожно ввезя кресло, в котором сидела мать, она приветливо улыбнулась советнику. Мисс Глоуб оказалась совершенно не такой, как ее собственное изображение на плакате в приемной. Никакой тяжелой косметики и пышной прически. Под глазами отчетливо виднелись темные круги, а блузка и пиджак производили впечатление изрядно заношенных.
— Итак, в чем дело? — не слишком любезно осведомилась советник сразу после приветствия. — Павильон и парк на Саммер-стрит? Знаю этот проект, голосовала против, но ничего не добилась. У меня тоже есть дети, которые любят парк, но мой голос ничего не дал. К вашему сведению, павильон никогда не являлся частью парка. По всем документам он собственность городского совета. Так что не уверена, что вы можете здесь чего-то добиться.