— Е-да.

— Дай е-ду.

— Дай Нижнего, урод, свинья безмозглая! — заорал Орми.

— Он о-рет.

— Пусть даст…

Примерно через час Средние дварги расползлись. По их разговорам трудно было понять, дошел ли до них смысл предложенной сделки. И даже если дошел, неизвестно было, как долго они смогут удерживать в памяти постигнутое.

— Будем ждать, — сказал Аги. — Ничего другого не остается.

Они сели на сухую глину и затянули песню Верхних дваргов. Бурдюк с напитком забвения почти опустел. Наросты копошились в мешке. Наконец послышался приближающийся шорох.

— Средний дварг несет камень, — сказал Аш.

— Надеюсь, это не какой-нибудь каменный топор, чтобы нас убить, сказал Аги.

— Мозгов у них маловато для топора, — сказал Орми.

— Я при-нес.

Орми нагнулся, нащупал холодные руки дварга и гладкий камень, который он приволок.

— Это камень. А мне нужен Нижний дварг.

— Это Ниж-ний.

— Не врешь?

— Нет.

— А почему он каменный?

— Он ста-рый. Дай е-ду.

— Но он хоть живой?

— Жи-вой вни-зу. На-вер-ху ка-мен-ный.

— Ты хочешь сказать, он оживет, если попадет в Третий пояс?

Пауза, тянувшаяся целую вечность.

— О-жи-вет вни-зу.

Орми отдал дваргу извивающийся нарост. Дварг принялся за еду. Буйное поведение нароста его, похоже, нисколько не смущало.

— Ну, что? — обратился Орми к своим спутникам. — Поверим ему на слово? Возьмем булыжник?

— Вряд ли этот идиот способен на ложь, — сказал Аги.

Они отпили по глотку из бурдюка.

Вскоре Средние дварги принесли им еще шесть гладких камней, получив взамен столько же зеленых лепешек. Последний нарост укусил Орми за палец. Орми понял, что пора уходить. Он так нахлебался зелья, что его могло стошнить в любой момент. А в бурдюке почти ничего не осталось.

Камни были тяжеленные. С великим трудом Аги, Орми и Аш доволокли их до стены.

— Завтра спустимся, обвяжем их веревками и вытащим на ту сторону, сказал Орми. — А пока пусть тут полежат.

Сидя верхом на стене, они допили остатки зелья. Потом начали спускаться. Как только верхний край стены поравнялся с завязанными глазами Орми, он потерял сознание и рухнул вниз.

Кулу поймал его и уложил на песок. А сверху уже падали Аги и Аш. Их скрюченные тела застыли, как в столбняке.

Орми проспал восемнадцать дней. Аш — на день больше.

А Аги очнулся через два часа. Люди спали в верхней части склона, возле головы Уллины. Кулу и Энки громко храпели. Элгар лежал на спине, спокойный и расслабленный, с безмятежной улыбкой на губах. Орми и Аш скорчились на камнях в неестественных позах. Только Эйле не спала, она сидела и смотрела во тьму.

— Эйле!

Эйле резко обернулась.

— Аги? Как ты меня напугал! Сколько мы здесь живем, ни разу никто еще не просыпался среди ночи. Как ты? Ну, рассказывай же!

— Мы добыли Нижних дваргов. Только не десять, а семь. Они лежат там, сразу за стеной.

— Прекрасно! Как вам это удалось? А главное, что вы видели во Втором поясе?

— Видели?

— Ой, что же я говорю… Ну, слышали… узнали…

— Послушай, Эйле. Не будем терять времени. Второй пояс оказался коварнее, чем мы ожидали. Чем меньше ты будешь о нем знать, тем лучше. Понятно? А теперь к делу. Что ты задумала?

— Что с тобой? Ты куда-то спешишь? Успокойся!

— Не получится. У меня в брюхе — полная бадья напитка забвения. Как еще меня успокоить? И пойми, если я говорю «время дорого», значит, время дорого. Рассказывай.

— Аги! — Эйле вздрогнула, ее глаза расширились от ужаса. — Неужели ты…

— Узелок был слабоват, — усмехнулся Аги. — А если честно… я сам не смог устоять, выглянул разок из-под повязки. Не плачь, я рассчитываю продержаться еще пару дней. А сейчас у меня такие ясные мозги, что я могу вам здорово помочь. ОН засел в дальнем уголке мозга. Пока еще он не одолел меня. Я могу использовать его, пока он не окреп. Его логику. Рассказывай.

И Эйле, запинаясь и всхлипывая, рассказала ему свой план.

— Хорошо, — сказал Аги. — Но без меня ты не сможешь построить машину. Сейчас я уйду за перевал, а утром мы встретимся, и я тебе все нарисую. Не говорите дваргам, что я вернулся. Для дваргов я погиб во Втором поясе. Я не хочу, чтобы мне оторвали голову раньше времени.

— Нет, Аги. — Эйле качала головой, и слезы текли по ее щекам. — За перевал нельзя. Я… я уже пробовала. Я хотела посмотреть, ушли ли мамонты… Я… не смогла… Я стала каменеть. Я едва вернулась. Мы никогда не сможем выйти отсюда. Ведь мы научились обходиться без напитка, а значит…

— Мне это не грозит, — сказал Аги. — Я уже не засну. Встретимся у перевала, Эйле. С вашей стороны. Завтра на рассвете, когда дварги еще будут спать.

Утром Эйле поднялась к перевалу и нашла нам большую груду мамонтовых костей, тюки с одеждой, ружья — всю поклажу, которую они не успели взять с собой, отступая в долину Иггир. Аги, должно быть, целую ночь трудился, перетаскивал через перевал все, что могло пригодиться при спуске. Вот только откуда кости?.. Эйле сидела и плакала, пока не услышала голос Аги:

— Нет, Эйле, это не то, что ты думаешь. Я не нашел ни Белолобого, ни Мамы. Это какой-то гуганский мамонт, он издох здесь неподалеку.

Эйле подняла глаза и замерла. Аги помолодел на несколько лет. Волосы и борода стали вдвое короче. А в лице появилось что-то неестественное и пугающее. Белая как снег кожа, мутные глаза, глядящие в разные стороны, кривая усмешка, вздрагивающие ноздри.

— Я пока держусь. Этой мрази придется помучиться, прежде чем она возьмет верх. Ну, смотри.

Он принялся чертить на глине обломком кости, время от времени что-то поясняя. Потом внизу зашевелились дварги, и Аги поспешил за перевал, сказав, что закончит завтра.

— Я буду неважно выглядеть, но ты не пугайся. Я надеюсь остаться собой.

— То, что ты нарисовал, — это просто невероятно! — восхищенно вымолвила Эйле. — Ты мудрее всех, кого я знаю!

Но Аги уже скрылся за камнями.

Днем Энки и Кулу совершили вылазку вниз. Они обвязали Нижних дваргов веревками, втащили их на стену и сбросили в Первый пояс. Вернувшись, они на пару дней впали в оцепенение.

Элгар и Эйле были первыми из людей, кому удалось рассмотреть эти гладкие зеленовато-коричневые камни. В них смутно угадывались очертания грузных, медлительных существ. При жизни они, видимо, походили на гигантских черепах.

На другое утро Эйле снова поднялась к перевалу. Ей навстречу вышло маленькое существо, завернувшееся с головой в гуганскую шубу. От него веяло холодом.

— Это все еще я, — сказало существо высоким дрожащим голосом. — Хоть и трудно поверить.

— Я знаю, — сказала Эйле, сдерживая рыдания. — Ты сможешь закончить?

— Да. Смотри. — За несколько минут Аги завершил рисунок. — Поняла?

Эйле кивнула и заплакала.

— Вот еще что, — сказал Аги. — Напиток забвения, который делают Верхние дварги из зеленых наростов, вам не поможет. Он слишком слаб. Приготовьте себе зелье сами. Пожертвуйте одним Нижним дваргом, истолките его и смешайте с соком наростов. Дальше все как обычно. Этот напиток не даст вам очнуться до самого Четвертого пояса. И еще одно. Я поднимался на гору, откуда видна вся долина. Там есть место, где отвесный обрыв идет от конца Третьего пояса до самого озера. Чтобы попасть на этот обрыв, пройдите двести шагов к северу от головы Уллины и двигайтесь точно вниз. — При имени Уллины земля всколыхнулась, Аги мгновенно стал меньше, и на Эйле накатила волна смрада. — Ну, и все, пожалуй. Мне уже недолго осталось. ОНО обволакивает меня, как тьма, укрывшая землю. Но я не боюсь его. Когда в моем мозгу сидел марбианин, это была игра почти на равных. Два разума, две воли. А у этого ублюдка нет ничего своего. Запомни, Эйле, он — никто. Он нежить, не осознающая сама себя. Он ничего не чувствует. Вселяясь в людей, он не создает ничего нового. Он просто выворачивает наизнанку нас самих. Выволакивает наружу всю грязь и заставляет читать жизнь от конца к началу, чтобы получалось Зло. Его не надо бояться.