– Вот как!? – Андрей старался унять дрожь в руках. – Истории известны случаи кровосмеш… – голос предательски задрожал.
Первый раз Халанский увидел Андрея вместе с «сестрой» Таней не просто гуляющими… году этак в 2000. В кардиоцентре отношения «брата» и «сестры» ни для кого уже не секрет.
– Они просто гуляли, – веско сказал главврач. – Сильно увлеклись беседой… но просто ходили. Думаю, честь твоей сестры не пострадала.
Андрей спрятал руки под стол.
– Да уж… – пролепетал он. – Такое творится… вместо работы…
Воцарилось неловкое молчание, нарушаемое тиканьем часов и наглым чириканьем воробьёв за окном.
Наконец, Андрей поднялся:
– Ладно… спасибо…
Пробормотав еще что-то несвязное, обошёл вокруг стола, пожал на прощание главврачу руку и быстро вышел.
«Халанский всё понял, но он очень мудрый человек и не сделает ничего лишнего, – успокаивал себя Андрей, спускаясь к себе в офис. – В конце концов, даже лучше, что он увидел мои недостатки. Это к лучшему. Пускай не думает, что я бездушный робот, методично загребающий деньгу и думающий только о наживе. А то и так слишком много завидует моим успехам».
«Честь не пострадала, – буквально зашипел он, толкая дверь офиса. – Это в офисе не пострадала. А что там после работы – если в рабочее время они гуляли и сильно увлеклись беседой?!»
Первым, кого он увидел, войдя в офис, была Таня. Она сидела за секретарским столом, напротив входа, и что-то смотрела на компьютере. Повернув голову, она радостно улыбнулась:
– Привет! А я тебя тут поджидаю.
Глава 41
Всё то время, что они с Таней не были близки, во время этого адского испытания, устроенного ею, у Андрея были кое-какие похождения, в итоге которых он понял, как сильно любит её. Алсу из Казани, некоторые питерские знакомые, опять же Марина. Но они дали ему только наслаждение, но не полноту счастья. В их объятиях Андрей мечтал о Тане, и в который раз он убедился, что из всех женщин его влечет она одна. После очередного приключения в Ставрополе (обычно всё это происходило в командировках) он полностью осознал, как дорога ему Таня. Если придраться к словам, надо сказать, что он ей изменял. Таков общепринятый термин. Есть и другие, означающие то же самое, но менее употребительные. Но если вдуматься глубже, он ей не изменял. Он искал её, искал в других и понял, что найдёт только в ней самой. Он чувствовал всю бесполезность своего воздержания, злился и даже испытывал какой-то страх при мысли, что вся необъятность его желаний отныне сосредоточена на таком малом количестве живой материи, на одном-единственном хрупком предмете. И оттого, что к его любви примешивались нетерпение и ненависть, он только сильнее любил Таню.
В тот день, увидев её в офисе после того, как переговорил с Халанским, Андрей моментально забыл свои страхи, отбросил подозрения и ревность – так открыта была её улыбка, таким счастьем светились её глаза. С работы они поехали в «Замок на песках», поужинав, отправились к ней домой. Таня готовилась к встрече, домашние – мать с братом, были отправлены к бабушке. Ей хотелось, чтобы эта встреча произошла в привычной обстановке, дома, а не в гостинице или на съемной квартире.
Обстановка её комнаты изменилась с тех пор, когда он тут последний раз бывал. Вместо мягкой мебели кроваво-алой раскраски появилась кровать, покрытая пледом нежно-персикового цвета.
Рисунок бледно-зеленых с цветами на длинных стеблях обоев повторял плавные изгибы лилий, и это придавало всей обстановке хрупкую томность болотных растений. Высокое зеркало стояло слегка наклонно в раме из переплетенных тонких стеблей, которые заканчивались нераспустившимися венчиками цветов, и эта рама сообщала зеркальной поверхности свежесть воды. Перед кроватью лежала шкура медведя.
– Андрей! Мой любимый Андрей!
Больше Таня ничего не могла выговорить.
Она видела его тяжёлый, блестевший желанием взгляд, она смотрела на него, и глаза её затуманивала страсть. Огонь, пылавший у неё в крови, пламя, сжигавшее её лоно, горячее дыхание, распалявшее её грудь, влажный жар чела волной прихлынули к её устам, и Таня впилась в губы своего возлюбленного долгим поцелуем, пламенным и свежим, как цветок, окропленный росой.
– Ты скучал без меня? – спросила она, оторвавшись.
– Безумно.
– Надеюсь, за женщинами не ухаживал?
– Ну вот ещё! Конечно нет… Какая ты красивая!
И вдруг с мольбой в голосе она сказала:
– Андрей, я люблю тебя. Не уезжай, оставайся здесь со мной, или давай я с тобой поеду в Питер, только не оставляй меня здесь одну! Не бросай меня здесь, слышишь! Я не могу здесь одна без тебя, без любви!
Он ответил ей резко, грубо, что даже слишком любит её, что только о ней и думает:
– Готов порвать тебя на меха!
Резкость его ответа восхитила и успокоила её больше всяких любовных клятв и нежных уверений. Она улыбнулась и стала раздеваться.
– Как там твоя театральная школа? – спросил он.
– Обожаю эти курсы.
Взглянув на пианино, массивный Krakauer, стоящий посередине комнаты, за которым провела столько часов, она сказала, что забросила музыкальные занятия, хотя у неё всё очень хорошо получается настолько, что одно время подумывала насчет создания джаз-банда, и увлеклась актерским мастерством. И, раздеваясь, она тихонько повторяла всё время вертевшиеся у неё на языке стихи:
«…Наивная уверенность откуда,
И как в любви, непостоянной страсти,
Я нахожу спокойствие и счастье?
Все оттого, что друга полюбила
Так хорошо, с такою нежной силой,
В себе соединяя неизменно
Все то, что есть в особе совершенной,
Чем будет он всегда во мне пленен,
Едва лишь встретится со мною он.
Он ищет красоты – прекрасной стану,
Ума – божественной пред ним предстану.
Я даже скорее пополнела, но не очень.
Пусть мне поверят – не солгу я, право,
Когда ему воздам я в этом славу:
Он добродетель доказал мне честно,
Но и моя теперь ему известна.
Все, что он хочет, что любовь желает,
Что знает он, иль слышит, иль читает,
Все есть во мне – но только для него,
Другой не отыскал бы ничего».
Андрей с удовольствием слушал стихи. Он вспомнил – когда-то Таня прислала ему это стихотворение по электронной почте – за несколько дней до того, как впервые отдалась ему. Сделала чудный подарок на его день рождения.
– Какая прелесть, – сказал он. – Ну, пойди же ко мне.
Она спустила блузку спокойным чарующе грациозным движением. Но из желания потомить Андрея, а также из любви к сцене она продолжила своё выступление:
«Все радости во мне находит он, -
Так чем в других он будет соблазнен?
И если трудно верным быть одной,
Он тысячу найдет во мне самой:
Коль хочет, пусть меняет их беспечно,
Все ж от меня не отойдет он вечно!»
Он позвал её, привлек к себе. Она выскользнула у него из рук и, подойдя к зеркалу, продолжала декламировать и играть:
«Так я живу при нем, в часы свиданья,
А без него, клянусь, не в состояньи
Я мысль иметь такую, чтобы он,
Её узнав, был ею оскорблен».
