— Отлично.

Вскоре на лице появилась пара живых человеческих глаз. Я повернулась, чтобы посмотреть, понравились ли они миссис Гриффин.

— Уже лучше, — кивнула она. — Теперь овал лица. Начните со скул. Вы должны научиться проникать в суть характера, если намерены рисовать не только комиксы и обманки. Техника не заменит душу.

Я начала набрасывать нос, щеки, рот и подбородок. Голову я изобразила чуть склоненной набок, чтобы придать всему облику пытливое выражение. Постепенно лицо обрастало плотью. Это был долгий и трудоемкий процесс. Наконец я закончила и снова повернулась к миссис Гриффин.

— Теперь сконцентрируйтесь на губах. Именно по ним можно отличить великого портретиста от искусного ремесленника.

Моя кисть летала по холсту, вливая жизнь в застывшие формы. Время от времени до меня доносились чуть слышные замечания:

— Уже лучше… Гораздо лучше… Нет, это не годится…

Направляемая столь твердой рукой, я почувствовала вдохновение и взялась за дело по-настоящему. Первый раз в жизни я работала, вкладывая в свое творение всю душу. В написанном мной лице угадывались усталость и удивление, умудренность жизнью и наивность, мужество и робость. Суровая правда жизни была смягчена на портрете теплым светом снисходительности. Я не щадила себя, но и не была слишком строга.

Я потеряла счет времени. День уже клонился к вечеру, когда я наконец положила кисть и с гордостью посмотрела на свое произведение. Впервые мне удалось нечто большее, чем простое изображение предметов. Теперь я вполне могла назвать себя художником, а не искусным ремесленником.

Миссис Гриффин мирно спала в своем кресле. Подойдя к ней, я осторожно дотронулась до ее плеча.

— Миссис Гриффин, все готово.

Старуха дернулась и издала испуганный крик, не сразу поняв, где она находится.

— Я закончила, миссис Гриффин, посмотрите.

Она стала вглядываться в портрет. Теперь перед ней была не безликая девушка, а женщина средних лет. Она смотрела на Фрэнсис Гриффин с доброй всепрощающей улыбкой. Казалось, она хочет взять ее за руку и провести сквозь толпу туда, где они могут побыть наедине. Дочь, ждущая свою горячо любимую мать.

Миссис Гриффин молча смотрела на портрет. Я стояла рядом, ожидая похвалы или по крайней мере какого-то замечания. Но ничего подобного не последовало.

— Скажите Дину, чтобы он забрал меня отсюда. Я устала и замерзла, — сказала она бесцветным голосом и закрыла глаза.

Натянув плед по самое горло, она задремала.

Идя по саду, я взглянула на дом. «Хейвен» был похож на декорацию к спектаклю, где мне была уготована главная роль.

Дворецкого я нашла в буфетной, где он наблюдал за чисткой серебра.

— Миссис Гриффин хочет вернуться в дом, — сообщила я.

Едва взглянув на меня, он надел пальто и вышел из комнаты. За ним последовала сиделка, оказавшаяся рядом на кухне. Я поплелась следом.

Когда мы вошли, миссис Гриффин не произнесла ни слова. Она молча смотрела перед собой, пока Дин с сиделкой тащили ее кресло по мраморной лестнице и выкатывали его в сад. Я следила, как печальная троица движется по голому зимнему саду, пока они не скрылись из виду.

Собрав краски и наведя порядок, чтобы помочь Дину, я некоторое время с восхищением рассматривала свой шедевр, дольше всего задержавшись у портрета. Он был по-настоящему хорош. Самое лучшее мое творение. Мне не терпелось поскорее сфотографировать его. Я искренне гордилась своим произведением. Особенно приятно было то, что его увидит множество людей, когда здесь будет музей.

Выйдя из зала, я положила ящик с красками на землю и, закурив, стала перебирать в памяти череду последних событий. На самом деле мастером оптических иллюзий была не я, а Фрэнсис Гриффин. Обман зрения был ее коронным номером.

Затянувшись последний раз, я бросила окурок на землю и раздавила его каблуком, решив не поднимать. Пусть поваляется на девственно чистом газоне.

Когда я садилась в машину, из дома неожиданно вышла миссис Гриффин и направилась ко мне, делая знаки, чтобы я не уезжала.

— Миссис Гриффин! — воскликнула я, бросаясь ей навстречу.

— Фейт, дорогая… — ласково произнесла она, нежно потрепав меня по щеке. — Простите меня. Боюсь, что я была слишком резка.

— Ну что вы. Не стоит извиняться…

— Нет, я была не права, и вы должны простить меня. Это от огорчения.

Я почувствовала, что таю.

— Миссис Гриффин, надеюсь, мы останемся друзьями.

— Да, — сказала она, грустно глядя на меня. — Я хочу, чтобы вы всегда помнили меня.

— Ну конечно, конечно, дорогая миссис Гриффин…

Она снова казалась мне хрупкой и беззащитной.

— Извините, что я не похвалила вашу работу, — продолжала она. — Ваш портрет просто великолепен.

Я затрепетала.

— Он превзошел все мои ожидания. Это ведь самая лучшая ваша работа, как вы считаете?

Немного подумав, я убежденно сказала:

— Да, миссис Гриффин. И мне кажется, что ничего лучшего я уже не напишу.

Она согласно кивнула.

— И все благодаря вам. Это вы заставили меня превзойти саму себя.

— Ну что же, я счастлива, что смогла хоть в чем-то вам помочь, — нежно проворковала она. — Так приятно приложить руку к великому творению.

— А вы считаете его великим, миссис Гриффин? Для меня это так важно.

— О да. Я думаю, что это так, — кивнула она.

— Я рада, что он здесь и всегда будет с вами.

— Да.

Она помолчала.

— Жаль, что у нас с вами не сложилось. Но такова жизнь, не так ли?

— Я буду приезжать. Обещаю. Мне так хочется дружить с вами.

Миссис Гриффин одарила меня лучезарной улыбкой. Она выглядела совсем бодрой. Поразительно, как быстро она обрела силы после полного изнеможения.

— Вы уверены, что не передумаете? — спросила она так, словно уже знала ответ.

Я печально покачала головой:

— Уверена, дорогая миссис Гриффин.

— Ну, ничего не поделаешь, — вздохнула она.

— До свидания, — попрощалась я.

— Нет, нет! — воскликнула она. — Еще рано прощаться.

— Почему же?

— Приезжайте завтра. Я хочу окончательно расплатиться с вами. Ведь вы приедете?

Я была приятно удивлена, что так скоро получу причитавшиеся мне деньги, но больше всего мне не терпелось сделать фотографии для своего альбома.

— Ну разумеется, я приеду завтра, — пообещала я. — А можно мне привезти аппаратуру? Я всегда фотографирую свои работы.

— Конечно, — просияла миссис Гриффин. — Обязательно привозите. Такое замечательное произведение надо непременно запечатлеть.

Я видела, что она искренне радуется моему успеху. Она вела себя так доброжелательно, словно забыла о моем вероломстве.

— Фейт, дорогая, уже поздно, и я немного замерзла, — сказала она, целуя меня в щеку. — До свидания… до завтра.

Миссис Гриффин повернулась и пошла к дому, зябко поводя плечами.

Всю дорогу домой я терзалась сомнениями, правильно ли я поступила, отказавшись от столь щедрого подарка. Я представляла, как одиноко бродит по заваленному роскошными вещами дому его престарелая пленница, угасающая от страшной болезни. Разве нельзя было скрасить ее последние дни? Тем более что их осталось не так уж много — она ведь практически умирает. Не слишком ли эгоистично я поступила?

Ведя машину, я пыталась представить, как она будет жить, лишившись моего каждодневного присутствия. Я видела, как она приходит в танцевальный зал, чтобы посмотреть на мои фрески и вспомнить обо мне. Будет ли она звонить мне и приглашать повидаться? Сколько она еще проживет? Я твердо решила поддерживать с ней отношения. Чувствовалось, что ее прощальная любезность далась ей нелегко. После такого разочарования трудно было ожидать от нее доброты. Для этого ей пришлось собрать все свое мужество. Такую женщину нельзя не полюбить, и она вполне достойна уважения. Ведь именно она заставила меня создать мою лучшую картину, выведя меня на дорогу, которую я так долго искала. И наконец, она — единственная ниточка, которая связывает меня с Гарри, которого я продолжала любить, несмотря на все его прегрешения.