— Ты думаешь, он сумеет его найти?

— Если он жив, то да.

— Кто? Родни или Мади? — поддразнила его я.

— Послушай, если кто и сможет его найти, так это Родни Матусак, — решительно сказал Гарри. — Это его работа.

— Ну, найдет он его, а дальше что?

— Мы с ним побеседуем.

— Так он нам все и расскажет!

— Как знать? В любом случае дело того стоит.

— Это для тебя оно стоит, потому что ты сможешь подкатиться к Родни под благовидным предлогом. Хотя вряд ли он попадется на эту удочку.

Гарри взял меня за руку.

— Когда-нибудь ты меня поймешь, дорогая, — с улыбкой сказал он.

Говорят, что с возрастом раскрывается внутренняя сущность и в старости люди становятся такими, какие они есть на самом деле. Внутренняя сущность Гарри, которая в последнее время раскрывалась с настораживающей быстротой, была, по моим наблюдениям, гораздо мягче и добрее, чем его циничная и во многом наигранная маска. Как и я, он был одинок и неприкаян — ни семьи, ни родных, лишь несколько близких друзей. Но его одиночество было еще мучительнее в силу возраста и проблем со здоровьем. Иногда мне казалось, что я — единственный человек в мире, на кого он может положиться, и потому всегда давала ему почувствовать, что он мне нужен в той же степени, что и я ему.

— Хорошо, позвони ему! — воскликнула я. — И если он действительно найдет Мади, считай, что твоя взяла.

Гарри просиял:

— Он просто обалдеет, когда услышит мой голос через столько лет! Я умираю от нетерпения! Мы, конечно, очень разные — ни по интеллекту, ни по социальному положению он мне не пара. Но с ним мне было так хорошо, словно я нашел свою вторую половинку.

— Я тебя прекрасно понимаю.

— Опасная это штука, — заметил мой друг.

— Какая штука?

— Страсть.

— Да, она может погубить любого.

— Так же как ее отсутствие, — грустно произнес Питт.

Потом мы сменили тему, но разговор как-то не клеился. Когда мы выходили из ресторана, Гарри внезапно почувствовал удушье и, прислонившись к стене, схватился руками за горло. Его круглое лицо побагровело, а глаза почти вылезли из орбит. Оторвав его руки от шеи, я ослабила ему галстук и расстегнула верхние пуговицы рубашки. Подоспевший официант ловко подставил под него стул. Гарри тяжело осел, хватая ртом воздух.

Через несколько минут он задышал нормально, лицо побледнело, и на лбу появились мелкие капельки пота, но глаза так и остались чуть навыкате. Выглядел он ужасно.

Я попросила официанта вызвать «скорую помощь».

— Мы сейчас отвезем тебя в больницу.

— Нет, нет! — запротестовал Гарри. — Я прекрасно себя чувствую.

— Вид у тебя самый плачевный, и ты немедленно поедешь к доктору.

— Дайте хоть стакан воды! — взмолился он.

Услужливый официант принес ему воду, и Гарри стал жадно пить. Это придало ему силы.

— Отвези меня домой.

— Нет. Ты поедешь в больницу, — упрямо сказала я.

— Со мной такое часто случается. Ничего страшного.

— Гарри, прошу тебя…

— Фейт, дорогая, разве я не могу сам распоряжаться своей жизнью?

Он выглядел таким слабым и беспомощным, что у меня не хватило духу с ним спорить.

— Ты настаиваешь?

— Настаиваю, — твердо сказал он, чуть улыбнувшись. — Отвези меня домой, хорошо?

— А ты не хочешь, чтобы тебя просто осмотрели?

— Никаких докторов.

— А если это что-то серьезное?

— Надеюсь, что так и есть.

— Гарри, не говори таких вещей, прошу тебя.

— Почему? Я действительно хочу этого. А сейчас будь хорошей девочкой и отвези меня домой.

— Если тебе на себя наплевать, то подумай хотя бы обо мне. Я не хочу тебя терять, — с нежностью сказала я.

— Моя дорогая…

Он явно хотел сказать что-то важное, но потом передумал.

— Отвези меня домой, хорошо?

Мы посмотрели друг другу в глаза, и в этот момент я впервые поняла, каково быть старым, больным и уставшим от жизни. Гарри жалко улыбнулся.

Я поймала такси. По дороге мы почти не разговаривали. Наконец такси подъехало к знакомому зеленому навесу.

— Спасибо, Фейт, — поблагодарил меня Питт, с трудом выбираясь из машины. — Ты знаешь, эта наша затея с Мади вдохнула в меня жизнь. Спасибо тебе.

Я предложила проводить его наверх, но он отказался. Я же, оставшись одна, решила выйти из такси и пройтись до дома пешком. Мне надо было проветриться.

По правде говоря, Гарри здорово напугал меня своим приступом. Я шла все быстрее, стараясь убежать от настигавшей меня паники. В конце концов я так запыхалась, что мне пришлось остановиться. Прислонившись к стене, чтобы перевести дух, я попыталась успокоиться. Сердце колотилось как бешеное, ладони покрылись испариной. Потом меня бросило в жар, и все поплыло перед глазами. Казалось, я вот-вот хлопнусь в обморок. Прижавшись к холодному бетону, я зажмурила глаза и, задыхаясь, стала ждать, когда меня отпустит. Постепенно я успокоилась и смогла идти дальше — сначала шатко и неуверенно, потом все быстрее и решительнее. Под конец я уже бежала. Мне не терпелось поскорее добраться до своей уютной квартирки, где я чувствовала себя под надежной защитой.

Запыхавшаяся и растрепанная, я завернула за угол своего дома и остановилась как вкопанная, увидев смутно знакомую фигуру, прохаживающуюся у входа в подъезд. В этот момент на улице загорелся фонарь, и человек повернул голову на свет. Это был Джон Ноланд.

Какого черта его сюда принесло? Ведь мы должны встретиться только во вторник. Впрочем, ничего удивительного. Это вполне в его духе — свалиться на голову в неурочное время, застать меня врасплох, привести в замешательство и в очередной раз одержать надо мной верх.

«Ладно, — сказала я себе. — Он вряд ли меня дождется. Все очень просто. Пойду пока погуляю».

Развернувшись, я быстро пошла обратно, надеясь, что он меня не заметил. В мои планы совершенно не входило предстать перед ним в столь плачевном состоянии. У меня было совершенно точное представление, как должна выглядеть женщина после стольких лет разлуки, и мой теперешний вид абсолютно не соответствовал этому образу. Он увидит меня ухоженной, независимой, уверенной в себе, с насмешливой улыбкой на устах, а не всклокоченной, задыхающейся и растерянной.

Я уже столько раз представляла, как пройдет наша первая после разлуки встреча. Во вторник, когда Джон нажмет кнопку моего домофона, я заставлю его чуть-чуть подождать, чтобы продемонстрировать свое безразличие. Потом впущу в подъезд и буду слушать, как он поднимается по лестнице своим размашистым шагом. Я встречу его у двери в новом платье, специально купленном для этого случая. Оно будет очень облегающим, чтобы подчеркнуть прекрасно сохранившуюся фигуру. Я сделаю макияж чуть ярче, чем обычно, но слишком раскрашиваться не буду — просто немного замаскирую следы, оставленные временем. Вести себя буду легко, весело и небрежно.

Мы обменяемся ничего не значащими замечаниями, в которых будет сквозить легкая ностальгия по прошлому, а потом я холодно скажу: «Так мы идем ужинать? Мне сегодня надо пораньше лечь». Под предлогом, что мне надо взять с собой жакет, на случай если в ресторане будет холодно, я оставлю его одного, чтобы он мог осмотреться и оценить мое жилище. Он всегда восхищался моим вкусом и умением создать уют. Пусть увидит, что здесь ничего не изменилось.

Потом мы поедем ужинать. Он пригласит меня в один из наших любимых ресторанов.

За коктейлем я скажу: «Жизнь у меня сложилась вполне удачно. Мне повезло практически во всем». А про себя подумаю: «Я сумела все пережить и теперь могу обходиться без тебя…»

Мы выпьем чуть больше обычного, предаваясь приятным воспоминаниям. Он возьмет меня за руку, посмотрит в глаза и скажет, что ничего не изменилось. Я поглажу его по щеке и, быстро отняв руку, скажу, что, к сожалению, мне завтра рано вставать. «Может быть, мы пойдем?» Довезя меня до дома, он спросит: «А как насчет чашечки кофе?» Чмокнув его в щеку, я нежнейшим образом произнесу: «Как-нибудь в другой раз». Он схватит меня за руку, стараясь удержать. Я вырвусь и побегу вверх по лестнице, бросив на него прощальный взгляд. А потом с грустной улыбкой войду в свою квартиру.