Но вот разум и мужество победили. При первой возможности (после фронта я тяжело болел) мне удалось узнать много нового о семье Дорлиак, вернувшейся в Москву из Тбилиси. И это были прекрасные новости, вскоре появившиеся на афишах, конечно для того, чтобы не только я, но и вся страна знала о них. Во–первых, я узнал, что Нина Львовна вышла замуж за Святослава Теофиловича Рихтера. Во–вторых, я узнал, что она стала прекрасной певицей, и убедиться в этом оказалось не трудно.

Если не ошибаюсь, у Иоганна Себастьяна Баха было двадцать детей, — едва ли история его жены (или даже двух жён) может пригодиться нам, чтобы решить вопрос о том, как должна жить супруга великого человека. С помощью моего скромного опыта трудно ответить на этот вопрос, воспользуемся воображением. Очевидно, во–первых, надо проникнуть в смысл, в глубину его величия (именно этой черты была, как известно, начисто лишена Наталья Николаевна Гончарова). Во–вторых, нужно быть королевой вкуса, достаточно скромной, чтобы никто об этом не догадался. В–третьих, надо устроить совместную жизнь так, чтобы эта «совместимость» не мешала, а помогала и, если это возможно, была бы необременительной и даже приятной. В–четвёртых, необходимо взять на себя деловую сторону «славы», а это сложное дело, требующее немалой энергии, такта, умения расположить к себе множество людей, подчас не имеющих к искусству прямого отношения. Для всего этого прежде всего нужна незаурядная воля, — именно о ней я вспоминаю, когда задумываюсь над образом жизни жены великого человека. Всеми этими качествами вполне обладала и обладает Нина Львовна, воля — одна из поражающих и восхищающих меня черт её характера. Для того чтобы стать первоклассной певицей, поднять и усовершенствовать свой талант, завоевавший широкую известность, нужна была прежде всего воля. Воля скромная, почти незаметная, но содействующая в высокой степени пути к изящному и тонкому искусству.

Помнится, мы однажды случайно встретились с Ниной Львовной на Арбате и в разговоре как бы подвели нтог тому, что она сделала в музыке, а я — в литературе. Оба считали, что это только начало. Хотя я был старше её по меньшей мере лет на десять. Подвели и решили, что хотя кое–что сделано, но впереди ещё так много, что стоит жить и радоваться жизни. Шутя мы поклялись друг другу стать известными и даже — более того — знаменитыми людьми. И как ни странно, вспоминая впоследствии об этой встрече, я думал о том, что в тонкой нити наших долголетних отношений в этот день был завязан прочный узелок. Мне всегда были дороги паши встречи, но эта запомнилась как обязывающая. И действительно, ей довольно скоро удалось стать знаменитой. Ее концерты, на которых ей аккомпанировал на органе известный Гедике, её концерты с участием Св. Рихтера для всех любивших и ценивших музыку были запоминающимся на всю жизнь событием. Годы шли, наши встречи становились все реже, но я посылал ей свои книги и однажды получил письмо, которое мне хочется опубликовать.

5.02.77 г.

Милый, дорогой Вениамин Александрович!

Много, много раз я собиралась Вам писать, чтоб благодарить за подаренные книги, за надписи на них; часто я разговариваю с Вами, делюсь волнением, которое всегда охватывает, когда читаю Вас. «Перед зеркалом» — прекрасная, печальная, волнующая повесть, и «Освещенные окна» — памятник Пскову и всему тому времени и действующим лицам: какой полный, яркий портрет Льва Александровича! И «Здравствуй, брат…». Сейчас я снова перечитываю «Здравствуй, брат…» и восхищаюсь каждой фразой, Вашим добрым, благородным сердцем, Вашим проникновением в образ личности, о которой Вы пишете, интересом, который Вы возбуждаете к людям искусства.

Спасибо, дорогой Вениамин Александрович, за всё это, за то, что дарите нам глубокую, интересную радость! Жаль, что мы совсем не видимся.

Ваша Нина Дорлиак.

1583

Однажды, лет 15–20 назад, в ялтинском Доме творчества писателей мне позвонили с просьбой выступить перед школьными преподавателями русской литературы. Я не сразу ответил согласием. Эти выступления всегда были очень утомительны для меня. Но директор Дома учителя, приглашая меня на эту встречу, добавила: «За вами зайдёт самая красивая женщина в Ялте». Я согласился.

И действительно — внешность женщины, которая пришла ко мне в назначенный день и час, была очень привлекательна. Это была не та, как бы гордящаяся собою внешность, но застенчивая, скромная, как бы не придающая себе никакого значения. Так я познакомился с Маргаритой Николаевной Саньковой, которая впоследствии стала, так же как её муж, Петр Сергеевич, нашим близким другом. Они были учителя, она преподавала литературу, он — географию и астрономию.

Не могу сказать, что встреча, на которую я был приглашён, оказалась удачной. Задавались все те же надоевшие вопросы, по которым легко можно было догадаться, что кругозор интересов моих слушателей узок, мне было трудно осветить панораму пашей литературы. Но Маргарита Николаевна постаралась оживить нашу встречу, и не без успеха. Мы разговорились, и я попросил её показать мне старую Ялту. Роман «Перед зеркалом» был ещё впереди, и я с интересом, отнюдь не профессиональным, слушал её живой рассказ. Мы ходили в посёлок Ай–Васпль. Она расспрашивала меня о театрах, о том, какие актёры мне нравятся, и я тогда ещё не понимал, почему её интересует эта сторона моей жизни…

Она познакомила меня со своим мужем, и с тех пор мы виделись каждый раз, когда я приезжал в Ялту, иногда один, иногда с женой. Во время разговоров с ними профессиональная цель пряталась где–то в глубине — мне давно хотелось написать о школе. По когда я ближе познакомился с новыми друзьями, я понял, что главное место в их жизни занимает вовсе не школа, а театр. Оба они были актёрами–любителями, организаторами театрального кружка, который на моих глазах превратился в народный театр. И это было результатом упорной и, я бы сказал, вдохновенной работы.

Недавно я смотрел «Иванова» и ещё раз убедился, что пе напрасно супруги Саньковы отдавали так много душевных сил этому делу. И хотя большинство актёров хорошо исполняли свои роли, Саньковы исполнили их лучше других. Возможно, что роль Лебедева удалась Петру Сергеевичу не только потому, что он играл без грима, но и потому, что он играл самого себя, пе стараясь изображать какого–то далёкого от него и жившего много лет тому назад человека. О Маргарите Николаевне этого нельзя сказать. Она — человек, который посвятил свою жизнь театру с юных лет и, без сомнения, стала бы известной актрисой. Я видел её и в других ролях. Она всегда играет характер и, стало быть, художественно перевоплощается. Да и вообще ялтинский народный театр произвёл на меня хорошее впечатление. Поставить длинную четырёхактную пьесу, сведя её в один лаконичный, занимательный, энергично развивающийся акт, непросто. , Для этого нужны незаурядный вкус и талантливое терпение.

Между тем знакомство продолжалось и развивалось. Нравственная чистота чувствовалась в их доме. Побывав в театре, мы убедились, что Маргарита Николаевна — талантливая артистка и что, может быть, напрасно предпочла школу театру. Что касается Петра Сергеевича — наши прогулки с ним, его рассказы могли бы составить целую книгу. Оказывается, он принадлежал к группе ялтинских горных спасателей, ли немало людей, попавших в безнадёжное положение, обязаны ему своей жизнью. Он знал каждую тропинку в Крымских горах, более того, в свободное время укреплял известную разрушавшуюся Боткинскую тропу и другие дороги. К этой работе он всегда привлекал своих учеников. Он ездил с ними в далёкие экскурсии по новым стройкам и старым городам, и, таким образом, его уроки географии были вещественны, ощутимы, зримы. И в самой Ялте он работал как географ–строитель: соорудил в городском парке на земле карту Крымского полуострова с помощью камня и цемента, назвал все главные города, выходившие к морю. Едва ли хоть один турист или отдыхающий прошёл мимо и не заметил этой оригинальной, лежащей на земле географической карты.