Геннадий хотел что-то сказать, но открылась дверь, и в рубку вошел Максимов вместе с командиром корабля и флагманскими специалистами.

Таланов вытянулся и подошел к Максимову.

— Товарищ адмирал. Боевая часть один к походу готова. Командир БЧ капитан третьего ранга Таланов. — Он не мог скрыть волнения и запинался.

Максимов поздоровался с ним и с Кормушенко.

— У вас смонтирован новый комплекс. Ну как, довольны? — спросил Максимов.

— Так точно, довольны, — отчеканил Таланов.

— Идем, похвастайтесь.

Таланов с видом заботливого хозяина хотел забежать вперед. Перед ним неожиданно выросла широкая спина Максимова, который первым направился вниз. Таланову ничего другого не оставалось, как пропустить всех, и, замыкая шествие, войти в пост последним. Максимов уже просматривал пульт управления, и само собой получилось, что рядом с ним оказался командир группы лейтенант Кормушенко.

Максимов интересовался новой аппаратурой, приказал дать питание, то и дело наклонялся к приборам, сигнальным огням, спрашивал Кормушенко, что и как… Геннадий подробно объяснял и все время видел стоявшего поодаль обиженного, уязвленного командира боевой части и даже заметил, как тот кусает губы. Зато Максимов был в хорошем настроении, смеялся, шутил и, судя по всему, остался доволен и штурманским комплексом, и лейтенантом Кормушенко.

— В походе будет возможность все хорошенько проверить, а когда вернетесь, дайте в штаб флота заключение, — наказал он и со свитой удалился.

Геннадий, хоть и не чувствовал за собой никакой вины, испытывал все же некоторую неловкость. Он подошел к насупившемуся, хмурому Таланову, хотел что-то сказать, но тот резко отвернулся и стал молча подниматься в рубку. Геннадий не отставал от него.

— Товарищ командир, вы, кажется, на меня обижены, — осторожно заговорил он первым.

— Обижен — не то слово, Геннадий Данилович. Я удивлен! Просто удивлен! — Таланов старался себя сдержать, и только нервные движения рук выдавали его душевное состояние. — Есть офицеры и старше вас. Они тоже могли бы дать объяснения…

Геннадий покраснел.

— Что вы, товарищ капитан третьего ранга. Да у меня и в мыслях такого не было…

— Не знаю, было или не было, а факт остается фактом, — резко сказал Таланов и замолк, углубившись в изучение карты.

Геннадий долго не смел поднять головы.

…В поздний час по трансляции донесся как всегда чуть хрипловатый голос старпома:

— По местам стоять…

Несколько легких толчков. Винты пришли в действие, и грузная махина стала удаляться от пирса.

Впереди лютое Баренцево море, не знающее покоя, беспощадное к людям и кораблям. Сколько жизней поглотило оно, когда лодки этой же дорогой уходили навстречу врагу. Глухая ночь, шторм. Свирепая волна с разбегу налетает на корабли, перекатывается через рубку. Командир и сигнальщик привязывают себя к тумбе перископа, чтобы не оказаться за бортом, и часами стоят, мокрые, продрогшие, не выпуская из рук бинокля. И, как подобает сигнальщикам, глазами впиваются в темноту, чтобы за снежными зарядами не упустить цель…

Бывало и так. Командир радировал: «Пришли на позицию. Ведем поиск». Затем в эфире наступало долгое мучительное молчание; оно длилось неделями и месяцами. А на берегу ждали, волновались: «Ну как?..» — спрашивали друг друга. И слышали один ответ: «Не отвечают». Понимали, что все кончено, а все-таки не хотели верить, всякое придумывали, лишь бы не потерять надежду увидеть своих друзей в добром здравии.

Так со славой жили рыцари морских глубин, честно воевали и погибали, не думая о смерти.

…Походная жизнь катилась по-обычному, размеренно и вместе с тем напряженно, от вахты до вахты, с короткими промежутками, во время которых надо поесть, отдохнуть, с кем-то повидаться, что-то выяснить.

Геннадий смотрел на путевую карту: светящийся зайчик автопрокладчика будто проползал узким извилистым проливом в направлении открытого моря.

Только что прошли траверз выходного маяка.

Таланов молча сидел на разножке, наблюдая за Геннадием. Оно понятно — первая вахта. Как бы лейтенант не допустил ошибку.

Но Геннадий спокоен. Правда, на него работает сейчас весь штурманский комплекс, сообщает данные о месте корабля. Однако какие бы точные ни были машины, приборы, а без живой души не обойтись, и, вероятно, она всегда будет умнее самой совершенной техники.

Вышли в открытое море, легли на курс, и Таланов счел за благо отдохнуть.

Едва за ним закрылась дверь,, тут же показалось широкое, добродушно-улыбчивое лицо мичмана Пчелки.

— С вахты сменився, — сообщил он, — и хочу побачить, где мы идем.

Наклонившись к карте, он щурился, усталые глаза казались совсем крохотными и утопали в веках.

— Дюже быстро, — сказал он с удовлетворением и, подняв голову, уставился на Геннадия. — Що это вы у нас худеете?

— Перед походом было много работы…

Вскоре после ухода мичмана вернулся Таланов. Не мог он за полчаса выспаться, между тем вид у него был свежий, отдохнувший.

— Попил чайку, — сообщил он таким тоном, будто между ними ничего не было, — и усталость как рукой сняло. Советую и вам, Геннадий Данилович. Вы себе не представляете, какое чудо крепкий чай, да еще с кислинкой экстракта…

Неожиданная перемена удивила и отчасти обрадовала Геннадия.

— Я видел, секретарь к вам зарулил, — как бы невзначай заметил Таланов.

— Да, интересовался, где идем, посмотрел на карту и ушел.

— Вы бы ему напомнили — вахта святая святых, нельзя людей от дела отрывать.

— Я не отрывался, мы с ним говорили всего две-три минуты…

— Ну ладно, это я так, между прочим. — Таланов перевел свой взгляд на карту и воскликнул: — Ого, здорово, уже мыс прошли!

— Так точно, полный ход дали. Теперь легли на курс ноль, — доложил Геннадий и направился в гиропост.

Через сорок минут была смена вахты, и Геннадий, сделав доклад командиру, получил разрешение на отдых.

— Не забудьте выпить чайку, — дружески напомнил Таланов.

На пути встретился командир корабля и недовольно глянул на Геннадия.

— Что вы тут расхаживаете?

— Реактор хочу посмотреть, товарищ командир.

— Поспали бы лучше…

— Не беспокойтесь, товарищ командир, — проговори Геннадий и пошел дальше. Ему действительно хотелось увидеть реактор. Не на якоре — в мертвом виде, а на ходу, во время движения корабля. Открыв тяжелую массивную дверь, он очутился в коридорчике и встретил знакомого офицера.

— Привет, товарищ лейтенант, — улыбнулся тот. — Чем обязаны вашему приходу?

— Просто хочется посмотреть.

— Не боитесь?

— Чего же бояться. Служим-то вместе, на одном корабле. Только разве что нас отделяют переборки…

— Не обижайтесь. Был тут у нас один чудак. Мчался мимо реактора полным ходом. А мы крутимся вокруг него целыми днями, и ничего не случается…

Геннадий посмотрел на его круглое лицо с завидным румянцем и подумал: такую цветущую физиономию не грешно поместить на обложке журнала «Здоровье». Энергетик взял Геннадия за плечо:

— Идемте! Ничего сверхъестественного вы не увидите. Но все же…

Они вошли в отсек, большую часть которого занимал пульт управления атомной энергетической установкой. В самом деле, на первый взгляд ничего особенного, как везде: офицеры за пультом, а перед ними циферблаты, шкалы, кнопки. Но за всем этим будничным, привычным — сложный мир ядерной физики, высшей математики, электроники…

— Прошу сюда!

Энергетик подвел Геннадия к толстому смотровому стеклу, через которое опять-таки ничего особенного нельзя было увидеть. Стенки котла — и все.

— Смотрите, вот это и есть реактор. Увы, процесс распада ядра увидеть невозможно. Поверьте на слово: какие-то ничтожные граммы ядерного горючего унесут нашу махину на край света…

Геннадий поблагодарил и, вспомнив строгое лицо командира корабля, поспешил в кают-компанию.

Пересекли море и приближались к заданному квадрату. До старта осталось несколько часов, и все находившиеся на вахте с сосредоточенным вниманием готовились к тому долгожданному моменту, когда ракета вырвется из недр атомохода и уйдет ввысь.