Предубеждение против дам, гуляющих в одиночестве, стало проходить лишь в пореформенное время, по мере того, как набирало силу движение за женскую эмансипацию.

Служить в Москве молодые дворяне оставались редко: карьеру здесь было сделать трудно. В Москве, конечно, были и официальные учреждения, и даже размещались некоторые департаменты Сената, но в глазах современников престиж московского сенатора был намного ниже, чем у сенатора петербургского. Считалось, что Москва — что-то вроде почетной ссылки для сенаторов, оказавшихся неспособными к делам (Иван Савельич был не так уж не прав). Гвардия квартировала в Петербурге и появлялась в Москве лишь в исключительных случаях. Министерства находились в Петербурге. Словом, главные дела делались в Северной столице, и молодежь, начиная карьеру, стремилась именно туда.

Из престижных мест, привлекательных для московской дворянской молодежи, в Первопрестольной имелись канцелярия генерал-губернатора и архив Коллегии иностранных дел, где по традиции числились на службе переводчиками недоросли («архивные юноши»), готовившиеся к дипломатической и иной почетной, но не военной карьере. Служебные обязанности эту молодежь не слишком обременяли. Пару раз в неделю они должны были являться часа на три в архив «в присутствие» (причем львиная доля этих часов уходила на дружескую болтовню), а в остальное время были свободны как ветер. Н. И. Тургенев записывал в дневнике: «Вчера был я в Архиве и занимался перетаскиванием столбцов из шкапов в сундуки. Какой вздор!.. переводчики, которые не переводят, а переносят, следственно из переводчиков делаются переносчиками и перевозчиками»^[60].

За эту «службу» исправно выплачивалось жалованье (очень небольшое), а главное — шли чины, так что к моменту начала реальной карьеры юноша имел обычно уже десятый класс по Табели о рангах.

Как иронически писал Ф. В. Булгарин, это «чиновники, не служащие в службе, или матушкины сынки… Из этих счастливцев большая часть не умеет прочесть Псалтыри, напечатанной славянскими буквами, хотя все они причислены в почет русских антиквариев… Это наши петиметры, фашьонабли, женихи всех невест, влюбленные во всех женщин, у которых только нос не на затылке и которые умеют произнести: oui и non (то есть да и нет). Они-то дают тон московской молодежи на гульбище, в театре и гостиных. Этот разряд также доставляет Москве философов последнего покроя, у которых всего полно через край, кроме здравого смысла; низателей рифм и отчаянных судей словесности и наук»^[61].

«Архивные юноши» действительно и составляли цвет московской аристократической молодежи, и зачастую отличались многообразными способностями. Из их рядов впоследствии выходили весьма известные лица, такие, как поэт Д. В. Веневитинов, философы-славянофилы И. В. Киреевский и А. И. Кошелев, историк и журналист С. П. Шевырев, библиограф и поэт-юморист С. А. Соболевский, участник декабристского движения, публицист и экономист Н. И. Тургенев и др.

И все же и архив, и губернаторская канцелярия были не резиновые, вместить всех желающих не могли, и в целом мужской молодежи, относящейся к высшему кругу, в Москве было сравнительно немного.

Жизнь взрослых в дворянском кругу была подчинена светским обязанностям и дни проходили в занятиях и выездах, необходимых для постоянного светского общения. «Утренние визиты, званые и запросто обеды, вечера, балы, собрания, театры и маскарады — вот времяпрепровождение лучшего типа московских людей и приезжающих из деревень», — писал современник^[62].

Помимо ежедневных прогулок по Тверскому бульвару, на Патриарших прудах или по Кремлевскому (Александровскому) саду, дворянство обязательно участвовало в праздничных гуляньях под Новинским, а летом, если приходилось оставаться в городе, ездило по пятницам в Сокольническую рощу, по воскресеньям в Петровский парк, а также выезжало на семейные пикники в Царицыно, Кунцево, Кусково, Кузьминки, на Воробьевы горы и в Останкино.

Проведя лето где-нибудь в имении, московское барство съезжалось в Первопрестольную после Покрова, в октябре, и понемногу возвращалось к привычному городскому образу жизни. Немного позднее, по первому зимнему пути, в город устремлялись провинциальные помещики. К этому времени все осенние хозяйственные хлопоты были позади и наступал черед зимних: нужно было заложить или перезаложить имение, внести проценты в Опекунский совет, отдать в учение детей или крепостных людей, найти гувернеров, закупить вино, кофе и прочие припасы, посмотреть московские достопримечательности: Грановитую палату, Рады, Царь-колокол, Сухареву башню, магазины Кузнецкого моста, кондитерские, диорамы, косморамы, панорамы, ученых блох и опыты черной магии, «окипироваться» всей семьей (то есть обзавестись обновами) и, наконец, вывезти в свет взрослых дочерей, а может быть, чем черт не шутит, и пристроить их тут же за хорошего человека.

В ноябре в Москве начинали играть «на театрах», открывались вечера и собрания в светских гостиных, словом, начинался оживленный и динамичный светский сезон, который длился потом вплоть до конца Масленицы. Непрерывной чередой следовали друг за другом всевозможные увеселения: парадные обеды, балы, концерты, «живые картины», спектакли «благородного», то есть любительского театра, катанья и маскарады на Святки и Масленицу.

Ближе к Рождеству в город съезжались получившие отпуск петербургские офицеры и чиновники и начинала вовсю функционировать «ярмарка невест».

Одним из центров этой виртуальной (как бы сейчас сказали), но вполне действенной ярмарки было Благородное собрание — важный центр дворянской общественной жизни.

Благородное собрание являлось своего рода дворянским клубом, принимавшим в свои рады всякого дворянина, имеющего на руках документы, подтверждавшие его сословную принадлежность. С 1784 года и вплоть до революции Собрание размещалось в бывшем доме князей Долгоруковых в Охотном ряду (нынешний Дом союзов). Вступающие в членство платили взносы («кавалеры — 50 рублей, дамы — 25 рублей ассигнациями, девицы —10 рублей»), избирали 12 старшин, руководивших всеми организационными и хозяйственными делами. Можно было приобретать и разовые («визитерные») билеты, которые заказывались через посредство постоянных членов Собрания и стоили 5 рублей ассигнациями. За обеды, даваемые в Собрании, взималась отдельная плата (4 рубля медью с кавалеров и 2 рубля с дам).

В здании Собрания происходили губернские и уездные дворянские выборы, заседали выборные органы. Здесь городское дворянство принимало приезжавших в Москву высокопоставленных особ, как русских, так и иностранных, а во время коронаций обязательно устраивался хотя бы один многолюдный прием «от городского дворянства» в честь нового императора.

Во время светского сезона здесь же почти ежедневно происходили всевозможные культурные мероприятия — концерты, банкеты и пр. Балы давались, начиная с октября, по вторникам, за исключением времени Великого поста, когда в эти же дни устраивались камерные концерты.

На Страстной неделе в Благородном собрании организовывали благотворительный базар: на расставленных повсюду столах выкладывалось всевозможное дамское рукоделие: вышитые сафьяновые портфели, кошельки и бумажники, бисерные футляры для стаканов и зубочисток, шитые гарусом комнатные туфли, подушки и сонетки (ленты для комнатного звонка). Сами мастерицы продавали свои изделия, стараясь выручить за безделицу как можно больше денег, которые шли потом в пользу какого-нибудь человеколюбивого учреждения.

Во второй половине века в межсезонье в здании Благородного собрания нередко проходили публичные чтения разных обществ и кружков и даже открывались выставки.

В здании Собрания функционировал также Дворянский клуб — поначалу действительно дворянский по составу, но ближе к концу столетия приобретший почти исключительно разночинный характер. К 1880-м годам его членами были в основном уже врачи и учителя, актеры, чиновники, даже преподаватели духовных учебных заведений.