— У них есть сила, — с запозданием стал объяснять Келвин. — Во многих отношениях они значительно более развиты, чем мы. У них есть магия, а в мирах, подобных вашему и миру моего отца, стоящего здесь, есть только технология.

— Ты понимаешь, о чем ты говоришь? — огрызнулся Марвин. Он тряс рукой, глаза его сузились от мучительной боли ожога.

— На самом деле, нет, — признался Келвин. — Только знаю, что лучше сделать, как говорил Блоорг.

Марвин согнул руку.

— Она сожжена! — сказал он, глядя на ладонь. — Она сильно сожжена!

— Неужели, Марвин Буханка? — спросил Блоорг. Его руки проделали удивительно странные движения, пальцы начали сплетаться и расплетаться, словно змеи. Один палец откинулся в сторону, указывая на Марвина, и заключил в круг всех его людей.

Марвин казался удивленным.

— Все! Ожога больше нет!

— У меня тоже, — в изумлении сказал Хестер.

— И у меня! — воскликнул Редлиф, вытягивая руки и глядя на них.

Благоговение держало пришельцев из другого ошибочного мира, словно примороженными к месту, и заставило их замолчать.

— Теперь, когда эта маленькая демонстрация подошла к концу, — сказал Блоорг, — мы можем приступить к делу. Я не давал химере полномочий действовать так, как она действовала. Химера заслуживает наказания.

— Еще большего, чем есть? — спросил Келвин. — Что-нибудь еще, кроме заключения на одном малюсеньком острове? — Келвин был удивлен собственными словами. Должно быть, он получил помощь от химеры, чтобы высказывать их в такой форме.

— Совершенно верно. Химера облекла в форму мысли, и ты высказал их, как свои собственные.

Химера впутывала его и его друзей в новые неприятности!

— Нет, это не так. Я вполне понимаю доводы химеры в этом деле. Но я не понимаю, почему она хочет отдать весь свой запас меди этим простым созданиям.

— Потому что, — сказал Келвин, понимая, что высказывает мысль химеры и что Блоорг это поймет, — я устала служить мишенью. Всякая низшая жизненная форма, которая имеет доступ к транспортеру, является сюда за сброшенными жалами. Теперь они мне не нужны, особенно, если я смогу найти других таких же, как я. Все, что мне требуется, — это достаточное количество меди в пище, чтобы не стать бледнее, слабее и не разметаллизироваться. У этих круглоухих был односторонний транспортер и он может оказаться у них снова. Пусть заберут медь в свой мир и держат ее там под надежным запором. Когда бы я ни сбросила свое старое жало, они смогут тоже получить его. Тогда пускай всевозможные браконьеры неполноценных жизненных форм являются туда, чтобы украсть медь оттуда. Они обнаружат, что они такие же пленники там, как и я здесь!

«Ха-а! — подумал Келвин. — Это отлично проучит браконьеров! Это поможет также избавить от них другие измерения. Им придется осесть и заняться честными делами в примитивном мире-тюрьме, и они будут ненавидеть каждую минуту своего заключения. У химеры великолепный замысел!»

— Спасибо, Келвин, — донеслась до него прямая мысль химеры. — Я и сама весьма довольна своей идеей.

— Очень похвально, Мервания, — сказал Блоорг.

Лицо Марвина Буханки изменилось, когда он понял, что происходит. Возможно, химера коснулась и его мозга и дала ему некоторые объяснения.

— Но как насчет жала, которое у тебя есть? Ваш род столетиями убивали ради этого единственного жала. Ведь и впрямь, робот Стапьюлар убил бы тебя раньше, если бы не ждал, пока созреет твое самое последнее жало. Вот почему он сумел обмануть меня; я решил, что раз он позволил убить своих живых спутников, у него не было при себе оружия, которое могло бы повредить тебе. Конечно же, другие браконьеры здесь еще появятся.

— Именно поэтому, — сурово сказала химера, — я в заключении на острове, а вы охраняете транспортер! Надеюсь в будущем вы будете лучше делать свое дело.

Глаза Блоорга открылись и закрылись, веки явственно щелкнули. Казалось, химера эффектно одержала над ним верх.

— Это, может быть уменьшит число и оснащенность экспедиций, Мервания, как только станет широко известно.

— Да, так и будет, — сказала Мервания-Келвин. — И если транспортер на выходе из мира Марвина Буханки держать запертым и эти низшие жизненные формы не будут использовать жала для магии…

— Не будем! — воскликнул Марвин, очевидно, решив проигнорировать замечание о низших жизненных формах. — Мы даже не верим во всю эту ерунду! Во многом не верим. Все, что нам нужно, — это медь. Пусть за ней приходит любой браконьер, мы будем знать, что с ним делать!

— Решено, — сказала Мервания-Келвин.

— Решено, — эхом отозвался Блоорг.

Келвин был удивлен, но вздохнул с облегчением. Он боялся, что все они, включая химеру, будут наказаны. Очевидно, химера понимала сложившуюся ситуацию лучше, чем он.

— Разумеется, Келвин, — донеслась до него мысль Мервании.

— Возьмись покрепче за мои руки, — приказала Хельба. — Пусть твоя сущность перемешается с моей.

Шарлен попыталась сделать так, как ей было приказано. Равнина, деревья, выглядывающие из-за них животные, даже старческое лицо перед ней — все превратилось в одно сплошное пятно, затуманилось. Это был головокружительный водоворот, в который ее заставила погрузиться Хельба, и он имел горький привкус. Ее руки и ноги онемели, пальцы зудели, покрылись мурашками и дергались. Она была, была…

Ладони Хельбы, руки Хельбы. Хельба. Где же кончается Шарлен и начинается Хельба? Она чувствовала, как ее сердце бьется в груди Хельбы, чувствовать боль от снова открывшейся раны, ощущала, как кровь просачивается и просачивается через ее черный атласный плащ.

— Хельба! Хельба! Я — это ты!

— Мы это мы. Заметь, чьи губы произнесли эти слова.

Шарлен заметила это. Она произнесла эти слова почти беззубым ртом с обвисшими щеками — ртом Хельбы. Но когда Хельба заговорила, она заговорила ртом, в котором все зубы были на месте и все было безукоризненно, за исключением оставшегося горького привкуса.

— Теперь мы можем это проделать! — сказал один из их ртов. — Сосредоточься!

Шарлен попыталась все вспомнить. Ее руки и ноги двигались неровными толчками. Дальше, к огромному дереву. К большому кристаллу, который скрыт и запечатан в его дупле. Ее глаза сфокусировались на его поверхности, потом под ней. Мрачный дым кружился и завивался водоворотом. Затем…

Бьющиеся солдаты. Мундиры Колландии против мундиров Келвинии. На заднем плане, за облаком пыли, высился огромный купол столицы Колландии.

Мечи свистели и скрещивались со звоном. Арбалетные стрелы летели в цель. Люди погибали. В красных мундирах Колландии лежало больше мертвых, чем в зеленых мундирах атакующих. Пока она только осознавала это, погибли новые бойцы.

— Быстрее! Быстрее!

Им необходимо было помочь. Им надо было дать новую силу. Она почти физически чувствовала слабость в руках, высовывающихся из рукавов красных мундиров. Она хотела, чтобы они стали сильнее, сильнее, сильнее, чтобы их разум и тела отдохнули и освежились.

Словно сильный ветер дул сквозь нее, из нее, в глубь кристалла, в тела и разум солдат-защитников. Широкий взмах меча обороняющегося, и солдат в зеленом мундире был сбит с седла. За ним еще один и еще один! Бойцы в зеленых мундирах падали, словно спелые колосья во время жатвы! Вот среди них началась паника, они повернулись, обратились в бегство. Колландцы бросились за ними, в поднятую копытами лошадей пыль, преследуя и гоня их прочь, заставляя их отступать, не давая повернуть назад.

— Давай! Давай! Давай!

Пыль поднялась, заклубилась и…

Закрыла собой купола двойной столицы, город, лес, холмы, большие горы и горы поменьше.

Еще одна армия. Зеленые мундиры и немного черных. Эта армия больше, чем та, которую отогнали от столицы Колландии. Они борются с солдатами, одетыми в яркие оранжевые мундиры Канции. Солдаты в зеленых и черных мундирах побеждают. Мертвые или умирающие в оранжевых мундирах лежат повсюду на равнине и разбросаны по холмам. Нет сомнения в том, что бойцов в оранжевой форме оттесняют назад, все ближе и ближе к двойной столице.