Естественно, идиоты вроде Мартина Бленкса просто усмехнутся: «Что, один выстрел за один раз? Да вы издеваетесь надо мной?» Но именно те, кто предпочитал стрелять из движущегося автомобиля, пользуясь полуавтоматическим (или, упаси Господь, полностью автоматическим) оружием, никогда не интересовали Марека Ножовски. Марек слишком заботился о стиле. Он был убежден: без стиля жизнь совершенно невыносима. В свое время он достаточно насмотрелся на боль и унижения и никогда к ним не вернется! Никогда! Лучшей порукой тому, с его точки зрения, служили в равных пропорциях твердость характера и гордость. Он никому не прощал обид. Поскольку Мартин Бленкс запугивал людей как раз стрельбой из движущегося автомобиля, ему и в голову не придет остерегаться другого способа покушения на его жизнь. Это великолепно совпадало с целями и методами Марека Ножовски.

Пока Марек Ножовски устраивался среди мусора в пустующем здании неподалеку от дома, где жил Мартин Бленкс, тот сидел на кухне своей квартиры в обществе Мухаммеда Латифа и его сестры Лили Браун. Бленкс обсуждат с ними необъяснимое спасение Стенли Мудроу. Он ничего не знал о Катерине Николис и предательской водяной постели, и поэтому то, что бывший полицейский остался жив, казалось Бленксу одним из чудес, о которых в детстве ему рассказывали монашки. Навязчивая идея Бленкса убрать Стенли Мудроу совсем не удивляла Латифа. Он вырос в районе седьмого участка в восточной части города и очень хорошо знал этого здоровенного полицейского с мордой кирпичного цвета. Самому Латифу уж никак не хотелось попадаться Стенли Мудроу на узенькой дорожке, тем более Мудроу охотился именно за Бленксом, замешанным в преступлении, к которому Латиф не имел никакого отношения.

— Я тут кое-что узнала об этой истории, — сказала Лили Браун. Ее роль в операции «Латиф — Бленкс» заключалась в связи с дилерами, живущими в «Джексон Армз». — Так ты что, выбрал для этого дела белых парней? Да, Марти? Все и полетело к чертям собачьим! — Лили громко хмыкнула. Она презирала белых, делая исключение только для Мартина Бленкса, который в тюрьме помогал ее брату.

— Но почему? — удивился Бленкс. — У этих идиотов были «узи», а полицейский находился всего лишь в двадцати футах от них. Как можно промахнуться? Я спрашиваю, как?

— Ходит слушок, — продолжала Лили, — что у этих парней мозги не в голове, а совсем в другом месте. — Она затряслась от смеха. — Да, вот так, Марти! Твои парни оказались сексуальными маньяками, а никакими не стрелками! Они прихватили с собой белую суку, чтобы скоротать время. Когда началась перестрелка, она вылетела из машины, как будто черт поджаривал ей задницу! У твоих ребят от этого крыша поехала. Они настолько свихнулись, Марти, что вместо полицейского пришили свою суку.

Латиф, любивший Бленкса как брата родного, все же не упустил возможности подшутить над ним.

— Да надо благодарить Господа, что всех этих идиотов пристрелили. Если бы хоть один из них остался жив, Мудроу сейчас был бы уже здесь.

Бленкс посмотрел на своего партнера и улыбнулся.

— У меня для тебя есть интересная новость, Мухаммед. Сегодня фараоны хотели выкинуть всех наших людей из этого дома. Но мы знали об этом и убрали их оттуда заранее. Остался только кретин, который занимается политикой. Его прихватили, но он на нас не может вывести. И больше я не буду пока посылать туда своих людей. Полицейские патрулируют весь квартал, черт возьми!

— А как же твои деньги? — спросила Лили.

— Такие суммы меня не волнуют. К тому же этот Ножовски готов наделать в штаны при виде меня.

Сидя у окна на сломанном стуле, Марек думал о том, что в некотором роде предстоящая засада захватывает не меньше, чем финал охоты, когда на тебя несется разъяренный зверь. Испытанию подвергается не только терпение, но и страсть охотника. Место, где расположился Марек, было прекрасным наблюдательным пунктом. Из спальни в квартире на четвертом этаже брошенного здания он отлично видел дом своего партнера на Сорок девятой улице между двумя полуразвалившимися строениями. Собственность Бленкса была отремонтирована и красовалась, как «порше» среди «фольксвагенов». Ошибиться было невозможно.

Уличный фонарь, удачно расположенный прямо напротив подъезда, за которым наблюдал Марек, только прибавлял ему уверенности. Помогало и освещение вдоль фасада, которое, как казалось владельцу, будет защищать его от нападения в темное время суток. До того как побывать здесь, Марек планировал взять с собой ночной телескоп «Литтон». Он усилил бы световой фон в несколько тысяч раз, но фигура человека была бы видна не так четко, как хотелось бы, а значит, появился бы риск убить не того. Но действительность превзошла все ожидания.

Однако обнаружилось обстоятельство, к которому Марек не был готов. Из подъезда постоянно выходили какие-то люди, и каждого приходилось брать на прицел.

Марек мечтал уложить Бленкса выстрелом в грудь, в его широкую грудь. Не беда, если он попадет немного левее или правее сердца. В любом случае, выстрел убьет Бленкса. По крайней мере, силы удара хватит, чтобы опрокинуть его на землю, и тогда Марек выстрелит второй раз. Но, скорее всего, этого делать не придется.

Мартин Бленкс пил уже третью бутылку «Миллер Хай Лайф». С его точки зрения, этот напиток лучше всего подходил к случаю. Ведь недаром пивовары называли его шампанским среди бутылочного пива. Бленкс терпеть не мог любое вино, особенно это, с пузырьками. Впрочем, он признавал, и для шампанского есть свое время и место, свадьба бабушки и дедушки например.

— Скажи же наконец, — попросил Мухаммед, — что мы празднуем?

Латиф затягивался качественной тайваньской травкой, которую ему поставлял продавец с нижнего этажа. Эта травка была липучая, как деготь.

— Мы празднуем то, что скоро осуществится желание, появившееся у меня с первого раза, как только я увидел Марека Ножовски. Я заставлю его вернуть мне мой взнос плюс проценты, а затем пришью его.

Лили Браун рассмеялась.

— Да уж, ты на самом деле ненавидишь этого своего партнера, Мартин. Сказать по правде, я бы никогда не работала с человеком, который мне не нравится. Если мне кто-то и нравится, то я не могу ему доверять.

— У меня не было необходимости доверять этому придурку, — заявил Мартин. — Марек пришел ко мне за поддержкой. Если бы он все мог сделать сам, я никогда бы не услышал этого треклятого имени.

Мухаммед протянул Мартину трубку, но тот отмахнулся и открыл еще одну бутылку пива. Бленкс уже расслабился. Он стряхнул разочарование, которое испытывал от того, что в этой сделке им помыкают.

— Знаешь, — продолжил он, — по-моему, Ножовски сделал меня заложником. Не я ведь обращался к нему. Он сам пришел и сказал: сделай то, сделай это, и миллионы у тебя в кармане. Ты станешь богатым и сможешь навсегда отойти от дел. Разве я не выполнил все, что он мне велел? Черт побери, я хорошо выполнял его поручения, а сейчас сижу с поджатым хвостом. Так кого мне винить, себя, что ли? Можешь поверить на слово, Мухаммед, если бы я знал, что у Марека есть деньги, я бы их вытряс из него, миллионов десять.

После полуночи хождение в подъезде дома Мартина Бленкса практически прекратилось, и у Марека Ножовски не осталось даже маленького развлечения, которое ему так нравилось: прицеливаться в каждого, кого он воображал жертвой. Он уже чувствовал усталость, но на случай, если Бленкс не появится до часу ночи, у него был запасной план. Даже восемь планов, надежно спрятанных в кармане пиджака. Восемь «красавиц», настоящих «черных красавиц». Он будет их вызывать каждые шесть часов, и они поддержат его до тех пор, пока наконец Бленкс не появится. Они сделают его движения более острыми, а пальцы более твердыми.

Взгляд Марека был прикован к входной двери дома Бленкса, но все же внимание начало ослабевать. Он вспоминал свою жизнь во Флет-Буше, до того как этот район превратился в гетто. Все было прекрасно, пока не случилось несчастье с его матерью. Отец начал проводить все свободное время в больнице, а дети были предоставлены сами себе. Старшая — Айрин — легла в постель с мужчиной, когда ей было семнадцать лет. С тех пор она только и делала, что разбрасывала младенцев. Мери Джо повезло немного больше. Она вышла замуж за банковского клерка, который в тридцать пять допился до смерти.