Восемнадцатое апреля

Марек Ножовски считал, самое лучшее в шлюхах — это тот неоспоримый факт, что они не хотят своих клиентов. Например, Мари — черная проститутка, которая сейчас отдраивала его кухню. На самом деле она ненавидела Марека. Он чувствовал эту ненависть, которая просто сочилась из всех пор, такая же реальная, как пот, который проступал на ее груди, когда он ее трахал. Если у него было время, он заставлял ее работать, пока она вся не становилась мокрой от пота и наконец, в надежде все это побыстрее завершить, отдавалась ему даже с нетерпением. После чего Мари разрешалось уйти. Это была часть их сделки, и Марек знал, как сильно не терпится женщине услышать звук закрывающейся за ней двери. Иногда ему нравилось ласкать ее в тот момент, когда она работала по дому. Опуститься около нее на колени, пробежать пальцами по тыльной стороне ног, а затем без всяких объяснений вернуться и снова сесть на стул. Наверное, она не догадывалась, как сильно он возбужден в эти мгновения, или была слишком большой профессионалкой, чтобы заставить его сразу вслед за этим кончить.

— Мари, хватит тебе там тереть, сейчас же поди сюда! На минутку, пожалуйста. — Голос Марека был спокоен.

— Да, сэр.

Он даже причмокнул от того, насколько поспешно Мари это сказала. Она знала, конец игры близок. Когда женщина уже стояла около него, он ладонями показал, что ей надлежит сделать, и она спокойно подняла юбку.

— Знаешь, Мари, недавно я читал в газете, как одна женщина обварила своего ребенка. Это была обнищавшая негритянка, такая, как ты. Она хотела выпустить дьявола из своего малыша. Что ты думаешь по этому поводу?

— Не знаю, сэр. Я ничего не знаю о таких вещах.

— Ну ты же должна, Мари. Разве ты не выросла в том же мире, разве мать не била тебя? А Джордж Вэнг не наказывает тебя, когда ты себя плохо ведешь?

— Да, сэр, — прошептала Мари, как будто он вытягивал из нее эти слова против ее воли. — Моя мама действительно меня била.

Марек покачал головой и мягко причмокнул. Да нет таких вещей, каких бы они не сделали за деньги!

— Ну-ка, раздвинь немного ноги, — приказал он и увидел, что она следует его инструкциям, не меняя выражения лица. В ее поведении всегда присутствовал самоконтроль, она никогда не теряла власти над собой.

— Почему тебя била мама, Мари?

— Она била меня, потому что я плохо себя вела.

— Может быть, эта негритянка по той же причине обварила своего ребенка?

— Да, сэр.

Со спокойным видом, подавив зевок, правой рукой он начал ласкать ее между ногами, а затем вложил указательный палец между губ влагалища. Конечно, у нее прервалось дыхание, но Марек знал, эта ее страстность идет от облегчения, а не от желания. Она не могла дождаться, когда освободится от него.

Она уже была влажной, она всегда бывала влажной к тому моменту, когда дело доходило до секса, и это было удивительно. Это все равно, что добиться оргазма у женщины, которая тебя не возбуждает. Вероятно, она делала то, что и он делал в такой ситуации. Она закрывала глаза и уходила в какую-нибудь фантазию. Может быть, мечтала об огромном черном члене, лежащем на ее черном бедре.

— Я говорил тебе когда-нибудь, как благодарен тебе, твоей маме и женщине, которая обварила своего ребенка? — Марек слышал тяжесть в своем голосе. Он уже не сможет долго сдерживаться.

— Нет, сэр.

— Ты слышала что-нибудь о верхе пирамиды? Это, конечно, расхожий образ. Его использует даже Френк Синатра. Наверху жизнь такая красивая, что, когда люди туда попадают, они забывают об основании пирамиды. Они, например, никогда не думают о том, что стоят на бедных, маленьких Мари. Может, потому что, когда их глаза устремлены вверх, они не могут посмотреть себе под ноги. Что ты про это думаешь?

— Я ничего не знаю об этом, сэр.

Он продолжал ее ласкать, и она простонала немного громче. Колени ее слегка дрожали. Он хотел сделать ей больно, вывести ее из равновесия, но вместо этого прижался губами к ее животу и начал лизать внизу мелко закрученные волосы.

— Так всегда происходит, когда забираешься высоко. Ты стараешься давить на тех, кто под тобой, кто хочет занять твое место. Я никогда больше не узнаю, каково там внизу, Мари. Именно поэтому мне надо, чтобы ты была где-то рядом, чтобы напоминать о пропасти, об альтернативах той жизни, которую я собираюсь вести.

Марек разрешил себе помечтать некоторое время. Он знал, люди среднего класса пытаются встать над всей кипящей массой дерущихся между собой людей. Они пытаются наверху сохранить иллюзию спокойствия, создать этакий искусственный остров независимой жизни. Иногда им удавалось прожить свой срок, наблюдая за штормом издалека, а иногда внезапно ураган сносил их.

Что, если подумать, сделали те двести сорок семей, которые обитают в принадлежащих ему домах, чтобы заслужить его внимание (или вообще дарованную им жизнь)? Большинство людей представляли себе вершину пирамиды, как место, где достигнут деликатный баланс. Но на самом деле там жили люди, которые в состоянии уничтожить любого, кто угрожает заслонить источник света. Люди на Холмах Джексона каждый вечер смотрели по телевизору передачи о том, что происходит в криминогенных районах города, им нравилось видеть насилие, так же как подсматривающему в щелочку извращенцу нравится наслаждение чужим сексом. Они думали, жестокость никогда не станет частью их жизни, они никогда не будут больны, не пристрастятся к наркотикам, их дети не подвергнутся издевательствам. Они вообще старались не думать о другой реальности.

— Ляг на пол и подними ноги, — приказал Марек. Сейчас он уже разозлился, вспомнив про ассоциацию жильцов и проблемы, которые в связи с этим у него появились. — Тебе все равно с кем трахаться, ты и так ничего не почувствуешь. Придется отыметь тебя как надо… неделю не сможешь ходить нормально.

Эта шлюха, решил Марек, пока одевался, была его талисманом удачи. Наверняка! Он трахал ее перед каждой встречей с Мартином Бленксом, и у партнеров никогда не возникало проблем. Встреча, на которую он ехал в тот вечер, была для него особенно важна. Они договорились увидеться буквально в последнюю минуту. Надо было что-то предпринять в связи с событиями, сопутствовавшими аресту Майка Бенбаума. Это их первая неудача, и Марек очень хотел знать, как Бленкс отреагирует на нее. Немаловажно, что он впервые посетит дом Бленкса, чем, как он считал, окажет ему честь. В любом случае такая встреча более высокий уровень доверия, а это-то как раз то, что нужно.

Марек внимательно осмотрел свой гардероб. Нужно подобрать что-нибудь такое, что не будет сильно бросаться в глаза этому торговцу наркотиками, не оскорбит его самолюбия. (Бленкс не должен понять, что Марек ему покровительствует.) Наконец он выбрал вареные джинсы «Вранглер», белую хлопковую рубашку за семьдесят долларов и сделанные на заказ ботинки из кожи ящерицы, которые он купил, будучи на какой-то конференции в Техасе. Затем надел аккуратно отглаженный кашемировый пиджак овечьей шерсти (темно-серую роскошную вещь, которую он увидел в магазине Барни и купил всего лишь за триста пятьдесят долларов). Он посмотрел на себя в зеркало, потом вынул кошелек и мелочь из кармана брюк переложил в правый карман пиджака.

— Неплохо выглядишь, Микки, — сказал он, приглаживая волосы.

На самом деле Ножовски выглядел не так уж и хорошо. Рьяная контратака Майка Бенбаума создала массу проблем для «Болт Реалти». Самая большая загвоздка в том, что закон штата разрешал конфискацию здания, в котором проживало слишком много торговцев наркотиками, если домовладелец не предпринимал «искренних усилий» избавиться от них. Жильцы (конечно, не они, а эта сука и ее дружок-гигант) пытались с помощью толстого фараона со сто пятнадцатого участка протолкнуть такое решение. Полицейский уже собрал целый список квартир, занятых наркоманами, для отдела по борьбе с наркотиками. Пожалуй, подумал Марек, «Болт Реалти» надо немного подождать. Придется сделать вид, что компания согласна сотрудничать с властями.