— По морде.

— Найн! По морте найн! Презент… потарок! Потарок телим на твоих — и оба в прибыли!

— Слушай, — внезапно рассмеялся Виталий, — а давай царя в долю возьмем.

— Я не понимай, — опешил посол.

— А чего тут понимать? Он денежки любит. Я ж царский сплетник. Газету буду выпускать, а это средство массовой информации. Ну а сплетня — это что? Слух, пущенный в нужное направление. А ежели я с разрешения царя-батюшки их пускать буду, то нам плаха точно не грозит. Такие экономические диверсии можно устраивать! У-у-у… Чую, мы с тобой, Вилли, здесь дел наворочаем! Все мировые биржи обрушим, все иностранные валюты обесценим непредсказуемостью русской политики, а выручку честно поделим на, троих. Только царскую долю мне откидывать будешь лично. Сам потом ее Гордону передам. Зачем тебе лишний раз светиться?

— О! Ви ест голова! — возликовал Вилли. — Я согласен! Ваш газет просто чуто! Гросс чуто!

Виталий снисходительно смотрел на лучащегося от восторга посла, принявшего его бред за чистую монету, и прикидывал, как бы ему поделикатнее объяснить, что сидящий напротив него «компаньон» просто пошутил. И тут внимание юноши привлек дородный купец с коротко подстриженной бородой, целенаправленно двигавшийся по дорожке мимо летней веранды в сопровождении своих приказчиков. Царский сплетник облокотился рукой и подпер ею подбородок, одновременно прикрывая ладонью лицо, так как сразу узнал в купце Никваса.

— Ждите здесь, — буркнул приказчикам купец и вошел в лавку напротив кофейни.

Виталий присмотрелся к вывеске. На ней была изображена раскрытая книга, а ниже красовались надписи на разных языках. Царский сплетник, разумеется, понял только ту, что была написана по-русски: «Букинист. Библиотека».

— Слушай, Вилли, — умилился юноша, кивая на лавку, — Да у вас здесь дело поставлено.

Посол оглянулся, пытаясь сообразить, что заинтересовало царского сплетника, увидел толпящихся у входа в лавку приказчиков и довольно закивал:

— О та! Прогресс! Запатный цивилизаций! Стесь ест протажа гросс… гросс фатер… гросс мутер…

— Бабушками с дедушками торгуете? — рассмеялся Виталий, — А я, грешным делом, подумал — старыми книгами.

— Я! Я! Старый книг! Букинист!

— Понятно. Вообще-то там есть еще и надпись «Библиотека».

— О та, та! Книга стоит отщень торого. Не у всех ест теньга купить книга с собой! За кляйне теньги стесь можно читать.

Виталий еще раз окинул внимательным взглядом книжную лавку. Она была хоть и одноэтажная, но очень большая, со многими окнами. В одном из них юноша увидел Никваса, усаживающегося с толстой книгой за стол. За тот же стол напротив купца сел еще один человек. «Опаньки! — мысленно ахнул юноша, узнав в нем лжестражника Демьяна, бросавшего в него фаерболы в темном переулке в ночь налета на склады Никваса».

— А не подскажешь мне, Вилли, кто это там беседует с почтенным Никвасом? — полюбопытствовал Виталий.

— Это ест тон Хуан те Аморалис. Он хозяин лавка.

— Дон Хуан де Аморалис? — переспросил юноша.

— Я, я, — подтвердил посол. — Испанский купец. У него есть книжный лавка и строительный бизнес.

— Забавно, — задумчиво пробормотал юноша.

Итак, одного из таинственных русских ниндзя, оказавшегося доном Хуаном де Аморалисом, он теперь знал где искать.

— Теперь бутем говорить, как вести наш бизнес, — сказал немецкий посол.

— Нормально будем вести. А говорить сейчас об этом некогда. Дел у меня сегодня полно. Главное мы уже обговорили, а подробности обсудим потом.

— Зачем потом? Время — теньги! Я слышал, у вас уже ест свой бизнес. Газет. Это теперь наш бизнес! Мы через него пускать сплетня. Пазвольте мне стелать первый взнос. — Вилли выложил на стол перед царским сплетником пухлый кошель.

Виталий взвесил его в руке и по тяжести понял, что он набит явно не медью и даже не серебром.

— «То ль дело Киев! Что за край — валятся сами в рот галушки», — неожиданно для самого себя продекламировал он.

— Я не понимай… — насторожился глава купеческих гильдий.

— А чего тут понимать? Я такой мудрый и гениальный, что, стоит мне открыть рот, все норовят в него тут же запихнуть золото, наивно полагая, что я изрыгну обратно его сторицей. Вилли, и ты думаешь, что на эти жалкие копейки я отдам тебе часть своего газетного бизнеса?

На столе, как по волшебству, появилось еще два таких же кошеля.

— Мерси, — поблагодарил юноша, сдергивая их со стола. — Буду расценивать это как авансовый платеж за первую информацию, поданную, можно сказать, с царского стола. А на газетный бизнес, фашистская морда, хлебало не разевай. Он мой и не продается.

— Я, я, яволь, — заволновался посол, — я согласен. Пускай не протается. Но какой информации?

Виталий перегнулся через стол и таинственно прошептал:

— Рыбка в Великореченске скоро сильно подорожает. Рекомендую скупать оптом. Навар делим на троих. Тебе, мне, ну и царю-батюшке долю откинем. Куда ж без него. Крыша все-таки. Идет?

— Итет, — азартно закивал Вилли. — А нельзя излагать теталь танный операций?

— Подробности читайте в свежей прессе.

— О!!! — округлил глазки Вилли Шварцкопф.

— И главное, учитесь там читать между строк.

— О! Секретный шифр?

— Совершенно верно! Мы, как истинные профессионалы, не должны вызвать подозрений у окружающих. Личные встречи могут привести к провалу! И в дальнейшем мой гонорар за оказанные услуги прошу отсылать через своих людей на подворье Янки Вдовицы под видом благотворительной помощи для сирых и убогих. Я сегодня же, в целях конспирации, организую соответствующий фонд.

— Кто ест сирый и убогий? — спросил ошарашенный посол.

— Да есть у меня на примете пара подходящих личностей, — шмыгнул носом аферист, прикидывая, на кого ловчее оформить этот фонд: на Ваську с Жучком или на себя с Янкой. — Короче, если увидите в желтой прессе сообщение «продается корова» — готовьте кошель. В следующем номере будет важная информация. А если там будет написано: «продается табун», — то готовьте сразу мешок. Это значит, что следующее сообщение будет просто сногсшибательное. Ну я пошел. Дел выше крыши. Связь держим через прессу. Зиг!

— Хайль! — вскинул в ответственном приветствии руку немецкий посол, пожирая восторженными глазами царского сплетника.

Обратный путь домой был затруднен мятущимися толпами народа. В городе царила откровенная паника. Портовые служащие, многие из которых жили прямо при порте, и Виталий окрестных деревень, расположенных вдоль Великой реки, ломились в город со всеми своими пожитками, чадами и домочадцами. Стрельцы с трудом регулировали потоки телег и людей, набивавшихся в город.

— Тебе только полосатой палочки в руках не хватает, — сказал юноша одному особо ретивому стрельцу, командовавшему на перекрестке. — Что случилось? Нападение?

— Да какое там нападение? Иди отсюда, не мешайся, — не поворачивая в его сторону головы, отмахнулся стрелец.

Юноша хмыкнул и решил немножко изменить маршрут движения. Вместо того чтобы направиться прямиком к подворью Янки Вдовицы, он двинулся против течения, пробиваясь сквозь людской поток в сторону порта. Картина, открывшаяся его взору, откровенно радовала глаз. Бабы вытаскивали детишек из воды и гнали их обратно домой. Рыбаки, душевно матерясь, вытаскивали свои лодки на берег. Иноземные корабли, не закончив разгрузочно-погрузочных работ, в спешном порядке снимались с якоря, поднимали паруса и валили, от греха подальше, спасаясь от «диавольских рыбок», пока они не схарчили их корабли вместе со всей командой. Больше всего Виталий умилила группа стрельцов, с ручными пищалями, нацеленными на ведро, которое какая-то баба вытягивала из колодца. Рядом стояла другая баба и причитала:

— Это я, выходит, мужика свово вчера зазря обидела!

— А что?

— За водой его послала, а он все ведра расплескал. Я, грит, над колодцем наклонился, а оттуда черти полезли и на меня «Га-а-а!!!» Ну я его ухватом и благословила. Какое еще «Га-а-а!!!», кричу, пьянь ты подзаборная! Ой, зря обидела мужика! Чекушку ему, что ль, купить? Может, простит?