— Зачем даром? Такой участок и на двадцать золотых потянет. Даром не надо, а вот за пять куплю. Дьяк, доставай чистый лист бумаги.

— Достал.

— Пиши.

— Бумага у нас дорогая, — заволновался подьячий. — Один листик целый грош стоит.

— Будет тебе грош, не жмоться. И за работу откину.

— Что писать? — оживился Пантелеймон.

— А ты что, глухой? Акт купли-продажи составляй. Да смотри — по всей форме! Хоть одну запятую не там поставишь…

— Не извольте беспокоиться, господин царский сплетник! Все сделаю согласно циркуляру! Извиняюсь, вас как по батюшке кличут?

— Кличут собачек, а я царский сплетник! — строго сказал Виталий. — Пиши: Войко Виталий Алексеевич. И акт составляй в двух экземплярах, как положено.

— Понял-с. — Подьячий извлек чистый лист бумаги и начал строчить акт купли-продажи.

Как только он закончил писать, юноша поставил на документе свою размашистую подпись, дал расписаться Левше, после чего подьячий скрепил подписи печатью и уставился радостными глазами на царского сплетника. Виталий намек понял, кинул ему за труды алтын и на глазах расстроенного купца отсчитал кузнецу пять золотых.

— Ну что ж, Ваня, — усмехнулся он, — теперь тебе есть чем рассчитаться с почтенным купцом. — Эй, стрельцы! Давайте сюда!

— А вы на нас это… акт составлять не будете? — робко спросили стрельцы.

— Не буду. Я ж теперь тут хозяин, и идете вы не просто так, а по приглашению. В свидетели вас зову. А ты, Пантелеймон, еще один чистый листик мне ссуди, чувствую, он скоро потребуется, а на другом листике следующую бумагу пиши, — кинул Виталик подьячему еще пару грошей и полушку.

— Что писать?

— Расписку о том, что кузнец Ванька Левша вернул купцу третьей гильдии Николе долг в размере трех золотых червонцев и одного рубля серебром.

Бумага была составлена в один момент. Кузнец в обмен на липовую бумагу купца отсчитал ему указанную в бумаге сумму, и свидетели завизировали этот факт своими подписями.

— Теперь все свободны, — небрежно кинул Виталий, — кроме вас, уважаемый Никола.

— Почему кроме меня? — настороженно спросил купец.

— Потому что до вас у меня есть дело.

— Какое дело?

— Серьезное дело. Очень серьезное и, главное, выгодное! Ты тоже, Вань, далеко не уходи. Одну работенку хочу тебе предложить.

Царский сплетник на прощанье помахал ручкой подьячему и стрельцам, дождался, пока они исчезнут с подворья, и только после этого схватил купца за шиворот и затолкал его в дом.

— Ваня! — высунулся Виталий из окошка. — Пока мы тут беседуем, горн разожги, щипчики какие-нибудь нагрей. Могут потребоваться.

— Ща, барин! — радостно откликнулся Левша. — Это я в момент.

Виталий усадил струхнувшего купца за стол, сел напротив.

— Ну-с, а теперь поговорим о делах наших скорбных.

— Вы ж обещали о выгодных, — пролепетал купец.

— Но не сказал — для кого. Для меня дела будут очень выгодными, для тебя нет. Потолкуем о том, сколько ты мне должен и как будешь расплачиваться.

— Я тебе ничего не должен! — попытался вскочить Никола. Резкий тычок в солнечное сплетение заставил его согнуться пополам и опуститься обратно.

— Ладно, тогда поставим вопрос иначе. За сколько ты купишь у меня одну очень ценную вещь.

— Какую вещь? — просипел Никола.

— Свою жизнь.

— Да ты тать!

— Это я тать? — сделал удивленное лицо царский сплетник. — Что ты, уважаемый! Разве я тебе кистенем или еще чем угрожаю? Можешь хоть сейчас свободно отсюда уйти, забиться в свой терем и ждать, когда за тобой придут стрельцы. Думаю, на плаху тебя сразу не потащат, сначала Малюте отдадут.

Никола сидел ни жив ни мертв, глядя выпученными глазами на Виталия.

— Сейчас я тебе одну интересную историю расскажу. Значит, шел я вчера по Великореченску. От царя-батюшки шел. Дела мы с ним в палатах царских решали. И вот иду я, иду и вижу такую картину: пять здоровых мужиков бьют моего работника. Тогда он, правда, моим работником еще не был, но это неважно. И вот они его бьют и приговаривают, что послал их некто купец Никола. А еще говорят, что царь-батюшка им не указ. Далее они грозили его племянницу малолетнюю изнасиловать али в полон татарам продать и, что интересно, постоянно на тебя ссылались! Приговаривали, что связи у тебя такие большие, что даже царю-батюшке ты не по зубам, — Тут уже царский сплетник немножко приврал ради пущего эффекта, — По-моему, это покушение на царскую власть. Подрыв устоев государства. Явно попахивает заговором. Тебе не кажется?

Никола схватился за сердце. Глаза его начали вылезать из орбит.

— Тебе не поверят…

— Ну когда твоих татей на дыбу отправят, они там под каленым железом все выложат. Я ж их вчера до смерти не забил. Стража по моей наводке пошуршит, всех на свет божий вытащит. И потом, ты что, думаешь, царь-батюшка поверит тебе, а не мне — царскому сплетнику? У меня, кстати, и свидетель есть, которого даже искать не надо. Он сейчас горн разжигает.

— А зачем горн?

— На случай, если не договоримся. Так во сколько ты оцениваешь свою жизнь?

Никола трясущимися руками снял с пояса кошель и вытряс его содержимое на стол. Виталий окинул взглядом горстку монет, презрительно фыркнул:

— Да тут и десяти золотых не наберется. Забирай назад. Мне с тобой неинтересно.

Виталик встал, высунул голову в окно:

— Ванька!

— Чего? — выскочил из кузни Левша. — Ежели ты, барин, насчет щипчиков, то горн жару пока не набрал. Полчасика еще мехами поработать надо.

— Это потом. Давай за стражниками. Я тут татя поймал. Супротив самого царя-батюшки злоумышляет.

— Это я ща! Мигом.

— Не надо! — заверещал купец, бухнулся на колени и пополз к царскому сплетнику. — Я заплачу, заплачу сколько надо! Лавки свои продам, терем продам, бабу свою с ребятенками продам, но заплачу. Пощади!

— Ванька, отбой! — опять высунулся Виталий в окно. — Никого не зови. Тать добрым человеком оказался. Денежек нам обещался дать, — Царский сплетник сел обратно за стол и положил на него купленный у подьячего лист бумаги, — Ну пиши расписку, купец. Да встань ты с пола! Не люблю я этого. Мне царские почести ни к чему. Так во сколько же ты оцениваешь свою жизнь?

Жизнь свою купец оценил так дешево, что царскому сплетнику пришлось его долго стыдить, а потом опять идти на шантаж. Он пригрозил, что сообщит в купеческую гильдию о том, что один из их товарищей роняет честь этой почтенной организации, опуская стоимость жизни членов этой уважаемой гильдии ниже плинтуса, что очень для них должно быть оскорбительно. Это подействовало. После короткого, но яростного торга сошлись на пятидесяти золотых. Никола, причитая, что разорен, со слезами на глазах накатал долговую расписку. Царский сплетник невозмутимо сложил ее вчетверо и засунул к себе в карман.

— Куда? — шлепнул он по руке купчишку, пытавшегося смести со стола свои деньги обратно в кошель.

— Но это мои…

— Твои? — возмутился юноша. — Да ты знаешь, сколько я на тебя времени потратил? А сколько стоит мое время, знаешь? Брысь отсюда! И чтоб завтра к полудню на этом столе лежало пятьдесят золотых. Не принесешь — послезавтра придется платить сто.

— Сто? — отшатнулся Никола.

— Сто, — безжалостно подтвердил царский сплетник, — Ставлю тебя на счетчик.

— А ч-ч-что это такое? — отстучал зубами купец.

— Это то, на что я тебя только что поставил. Каждый день просрочки удваивает сумму долга в два раза. Через два дня ты будешь должен уже двести, так что советую поторопиться. Свободен.

Купчишку как ветром сдуло. Виталий со спокойной совестью ссыпал добычу в свой карман и опять высунулся в окно:

— Ванька!

— Чего? — выскочил из кузни Левша.

— Гаси огонь и давай сюда. Дело есть.

Кузнец забежал в дом, на ходу вытирая тряпицей испачканные в угольной пыли руки.

— Че его гасить? Сам потухнет. Так какое дело до меня, барин?

Виталик еще раз окинул глазами двор, убедился, что по-, сторонних на подворье нет, сел обратно за стол и жестом предложил кузнецу сесть напротив.