— Никак нет-с, господин Никвас.
— Ежели спрашивать будут, сообщи немедленно, — кинул ему мелкую медную монетку купец.
— Благодарствую. Будет исполнено-с! — прогнулся половой и поспешил к столику царского сплетника.
— Ваш заказ готов, — сообщил он, ставя бутылку на стол.
Из кухни вынырнул еще один работник общепита с подносом в руках, за ним следующий, и через пару минут столик был накрыт. Виталий посмотрел на блюдо перед ним, и глаза его стали квадратными. Подцепив вилкой лягушачью лапку, повертел ее перед носом.
— Повар у вас случайно не француз? — спросил юноша полового.
— Француз, — кивнул в ответ половой.
— Янка, ты лягушек любишь?
— Обожаю, — с трудом сдерживая смех, ответила девица, — но не в жареном или вареном виде.
— А чего ж ты тогда молчала?
— Доверилась твоему вкусу. А ты взял и лягушек заказал.
— Если б я еще знал, что заказываю, — пробормотал Виталик, отодвигая от себя тарелку. — Я по-французски ни бум-бум.
Губы полового задрожали. Он старался сохранить невозмутимое лицо, но его, как и Янку, тоже начало разбирать.
— Слушай, любезный, — обратился к нему царский сплетник, — а у вас корейская кухня есть?
— Не извольте беспокоиться, есть!
— Вот и не вздумай нам ее подавать! Все, кроме шампанского, отсюда убрать и накрыть стол по-новому! И давай-ка что-нибудь наше, исконно русское. Икорку черную, щучьи головы верченые или еще там чего… — Юноша выудил из кармана золотой и кинул его половому, — Короче, сделай все красиво. Сдачу можешь оставить себе на чай.
У полового нервы были крепче, чем у Ваньки Левши. Его качнуло, но в обморок работник общепита не упал.
— Цыган заказывать будете? — внезапно севшим голосом просипел половой.
— Обойдемся, — небрежно махнул рукой Виталий.
Половой низко, в пояс, поклонился и умчался на кухню выполнять заказ. Янка облокотилась локотками о стол, подперла ладошками щеки и уставилась на царского сплетника как на больного.
— Да ты, оказывается, мот.
Юноша понял, что с чаевыми он, кажется, переборщил.
— Я не мот. У меня просто на кармане денежек мельче не было.
— А в лавку менял зайти было не судьба?
— Да чего там менять-то? Этот золотой меня не спасет, — начал оправдываться Виталий. — На тридцать пять червонцев газету все равно не поднять. Напарил меня царь-батюшка. А уж как распинался! Работа и материал тут дешевые! Как же! Я тут одного мастерового подрядил буковки на дощечки мне к утру вырезать, так он с меня целый алтын слупил!
— Это, конечно, много, — хмыкнула Янка, — Дорогого мастера нанял. И как, заплатил?
— Дал ему золотой в качестве аванса…
— Ну ты идио-о-от… — пригорюнилась Янка. — Да он за этот золотой год на тебя пахать в поте лица обязан и в ножки при этом кланяться. Ты что, совсем цены деньгам не знаешь?
— Местным — нет.
— А спросить — это так сложно! Ну до чего же ты еще темный! Хорошо, что я тебя одного во все тяжкие не пустила. Ладно, слушай и запоминай!
И пока половые накрывали по-новому на стол, девушка начала читать лекцию своему постояльцу. Как оказалось, одарил царский сплетник кузнеца и работника общепита действительно по-царски. За один золотой червонец на Руси давали пять гривен. За каждую гривну откидывали два рубля серебром. Еще за него давали сто копеек, или пятьдесят грошей. И даже копейка делилась на более мелкие денежки. Каждая была равна четырем полушкам.
Полученные сведения, вместо того чтобы расстроить, резко подняли настроение юноше. Тридцать три червонца у него еще есть, и они, оказывается, действительно здесь чего-то стоят! А пока он радовался, девушка продолжала лекцию, перейдя уже к устройству жизни на Руси.
И тут со стороны стола, за которым расположился Никвас, до Виталий донеслось знакомое имя. Царский сплетник покосился в сторону купца. Он там был уже не один. За столик к нему подсел высокий, худощавый господин. Судя по характерным особенностям одежды и манере поведения, он тоже был купец.
— Заставляешь себя ждать, Никола, — недовольно пробурчал Никвас, — Я тебя уже полчаса жду.
— Извини, Никвас, — виновато вздохнул Никола.
— Чего под нос бурчишь? Говори громче! — Похоже, Никвас был туговат на ухо.
— Работнички, говорю, мои меня подвели, — добавил децибел Никола, — Пока разобрался с ними… пока туда-сюда… короче, пришлось немного задержаться.
— Ладно. На первый раз прощаю. Но когда начнешь работать на меня, спуску не дам. Или ты уже передумал?
— Не в том дело! Предложение твое, конечно, заманчивое…
— Еще бы не заманчивое! Из купцов третьей гильдии сразу в первую нырнуть!
— Сразу?
— Ну может, и не сразу, но через год точно. Такой шанс не каждому дается. Ты смотри, а то кому другому дело предложу.
— Не у всех других есть такие верные людишки, как у меня, — возразил Никола. — Ты сам знаешь, о чем я говорю.
— Знаю, потому к тебе и обратился. Так в чем твои трудности-то?
— Говорю же тебе, эти самые людишки меня сегодня подвели!
— Что? Землицу упустил? — нахмурился Никвас.
— Еще нет. Но… Короче, выручай, Никвас. Дело-то общее.
— Посмотрим. Рассказывай, что там у тебя стряслось.
Виталий уже догадался, о чем пойдет речь, но все же навострил уши, делая вид при этом, что внимательно слушает рассуждения Янки о взаимоотношениях властных структур Великореченска.
— Я все сделал так, как ты сказал. Поставил кузнеца на деньги. Сегодня ребятишек к нему подослал, чтоб намекнули — поторапливаться пора. Срок уже завтра истекает.
— Ну и?
— Ну и они его почти уговорили, да тут какой-то добрый молодец за него вступился. Накостылял моим ребятам так, что на них смотреть страшно.
— Что за молодец?
— Царский сплетник какой-то. Мало того что людишек моих побил, так он еще и Ваньку Левшу нанял. Ты теперь, говорит, на меня работаешь.
— Царский сплетник… это что ж за должность такая?
— Сам не знаю. Грозился, что, ежели кузнеца кто теперь тронет, он лично царю-батюшке пожалуется, и тот всех его обидчиков сразу на дыбу али на кол пошлет. Знаешь, мне к Малюте на правёж не очень хочется.
— Мне тоже. Но ты не дрейфь. Ты нож при свидетелях заказывал?
— При свидетелях.
— Про три червонца говорил?
— Говорил.
— Обломки ножа тоже со свидетелями предъявлял?
— Со свидетелями.
— Ничего у этого царского сплетника не выйдет. Гордон хоть и самодур, но закон блюдет. Ему это по чину положено, для верности я тебе завтра поутру законника подгоню. Берет дорого, но уж если возьмется за дело — все! Ни у Ваньки Левши, ни у царского сплетника шансов нет.
— Вот спасибо!
— Спасибом не отделаешься. Шестьдесят процентов прибыли мои будут.
— Побойся Бога, Никвас! Совесть по имей. Землица-то моя!
— Пока еще не твоя. А без меня ты ее вообще бы не получил. Землица золотая! В двух шагах от царского дворца. Да там и ресторацию с постоялым двором для купцов иноземных сделать можно, и лавку добротную поставить. Я бы сам все обтяпал, да нельзя. Мои лавки и так по всему городу понатыканы. И кто эти антимонопольные законы придумал? Знать бы, какая зараза Гордону в ухо дудит. Сам бы он ни за что не додумался, уверен. Эх! Так что скажи спасибо, Никола, что я тебя в долю взял. Да… а этот молодец всех твоих людей побил или у тебя еще в запасе есть?
— Есть, конечно. Они, правда, пока еще не совсем мои, но сейчас без дела сидят и за денежки в момент с потрохами купятся.
— Это хорошо. Они нам сегодня ночью могут понадобиться. Я тут кое-кого жду. Важный человек. Очень серьезное дело намечается. Если оно выгорит, мы, считай, на коне! Ладно, иди. У меня тут еще дела.
Никола униженно поклонился и поспешил покинуть ресторан. Виталий понял, что настал его час. Недаром он пустился во все тяжкие во всеоружии.
— Янка, а ты не забыла, зачем мы сюда пришли? — весело спросил он, сдергивая со стола бутылку шампанского, — Кончай ликбез. Начинаем гулять!