— Я была бы рада сообщить вам что-то утешительное, мисс. Но в этом нет смысла. Ваш дедушка очень больной человек, и ему ничем нельзя помочь, только обеспечить покой. Правая сторона его сердца — та, что снабжает кровью легкие, — очень увеличена. А его легкие, — она покачала головой, — сплошное сплетение шрамов. Я удивлена, скажу вам честно, что он еще жив.

— Не могу ли я что-нибудь сделать? — умоляла Ники. Сестра мягко сказала:

— Будьте с ним рядом. Помогайте ему двигаться, насколько это возможно. Помолчав немного, добавила: Любите его, мисс, это единственное лекарство, которое может принести пользу.

Эмфизема. Для Ники это было лишь слово, и оно не звучало так страшно, как «рак», но теперь она поняла, какой беспощадной может быть и эта болезнь.

С помощью Бена Даффи она старалась следовать предписаниям сестры. Всячески выказывала Ральфу свою любовь. Она бегала по магазинам и готовила крепкие бульоны, уговаривая дедушку поесть, когда у него не было аппетита. Она меняла ему постель и взбивала подушки. Она читала ему вслух, в основном Хемингуэя. Когда у него были силы, она ходила с ним по дому или по берегу, чтобы восстановить циркуляцию кислорода. Он много спал, и Ники была рада этому, потому что сон прибавлял ему сил. Ники жила у дедушки почти две недели. Не проходило и дня, чтобы Ральф не говорил ей, как он ее любит. Иногда он просто пристально смотрел на ее лицо, как будто стараясь запомнить его навеки.

Ральф становился все слабее, и Ники теперь спала в кресле у его кровати. В воскресенье после восхода солнца он попросил Ники подойти к нему поближе. Она встала с кресла и обняла его.

— Я вижу ее… прошептал он. Моника… она была здесь, Ники. Она улыбалась тебе. Она сказала… она сказала… — После этих слов сердце его перестало биться, и Ральф Сандеман навеки успокоился.

Врач установил, что причиной смерти явилась остановка сердца, но Ники чувствовала себя так, как будто она тоже виновата.

Заупокойная служба состоялась в маленькой церкви недалеко от дома, где жил и умер Ральф. На ней присутствовали Ники, Бен и несколько других соседей. Каждый сказал прощальные слова. Все говорили о том, что Ники осветила последние годы жизни Ральфа. Она поблагодарила Бена за то, что он ей позвонил, за то, что дедушка умер не в одиночестве.

После короткой службы Ники преклонила колени перед гробом. Смерть смягчила черты Ральфа. Его старое лицо казалось спокойным и умиротворенным, но Ники чувствовала тяжелый груз горя.

— Время, сказал распорядитель похорон, — мы скоро закроем гроб, мисс Сандеман. Нас ждут на кладбище.

— Могу я побыть с ним еще одну минуту? Наедине?

— Конечно, пробормотал он.

Ники открыла сумку и достала оттуда фотографии, которые она подарила дедушке на Рождество, на этих фотографиях они выглядели как настоящая семья. Она бережно положила подарок в гроб.

— Прощай, дедушка, — прошептала она, надеясь, что где бы ни находился Ральф, он не будет одиноким. А может быть, он там найдет свою потерянную любовь.

Пока Ники ехала к ферме Риверсов, она включила радио, и удивилась, услышав голос Уилла, который пел «Темная сторона сердца». В списке хитов страны эта песня стояла под номером девятнадцать, хотя в Виллоу Кросс значилась под номером один. Местные диск-жокеи крутили ее утром, днем и вечером.

Слушая по радио песню, Ники впала в меланхолию, как будто перед ней опять стали закрываться двери. Какое это имеет значение, спрашивала она себя. Алексей был более внимателен, чем когда-либо, звонил два или три раза в неделю, приезжал навестить ее, как только это ему позволяла работа. А Уилл всегда какой-то не тот для нее; с пришедшей известностью он стал для нее опаснее. Он всегда был любимцем местных женщин, сейчас же у него был сонм поклонниц, которые писали ему письма, посылали поцелуи, делали интимные подарки, от которых Чармейн Риверс краснела. Тем не менее Ники не нравилось, что он держался в отдалении, она ждала от него проявления тепла, она даже хотела, чтобы он поддразнивал ее, как раньше.

Когда она повернула к дому Риверсов, то заметила трех маляров, работающих над фасадом дома. Итак, Уилл выполнял свое обещание Чармейн, подумала Ники, вопреки заявлениям, что успех его песен — лишь счастливая случайность и что ничего от этого не изменится.

Когда она постучала в дверь, ей открыла сиделка, еще одно новое лицо в доме Риверсов. Ники проводили на кухню, где Уилл и его мама пили кофе с пирогом. Уилл удивился, увидев ее, но Чармейн приветливо улыбнулась и пригласила Ники к столу.

— Сейчас как раз время десерта, дорогая, — сказала она, — это мой особенный воскресный черничный пирог.

Ники согласилась съесть кусочек пирога и выпить чашку кофе.

— Вы хорошо выглядите, — сказала она Чармейн, которая была в приподнятом настроении.

— Скажите это ему, — ответила Чармейн, указывая на сына. — Он, кажется, думает, что за мной нужно присматривать.

— Я никогда не говорил этого, — запротестовал Уилл, — я просто сказал, что спокойнее себя чувствую, когда знаю, что кто-то постоянно есть в доме.

— Я говорю, что лучше бы ты тратил свои деньги на себя, Уилл Риверс. Купил бы тех лошадей, о которых всегда мечтал. — Повернувшись к Ники, Чармейн сказала:

— Почему вы не вразумите моего мальчика? Пусть радуется жизни. После смерти отца он только и делал, что работал.

Ники покраснела, смущенная предположением Чармейн, что Уилл ей доверяет, но ничего не сказала.

— Я не устаю повторять маме, что музыкальный бизнес — это не то, что земледелие, возразил Уилл. — Это как дым. Ты видишь его перед собой, а через минуту его уже нет.

— Как ты можешь так говорить, Уилл? — спросила Чармейн. — После того как тебя пригласили петь в Опри?

— Ты собираешься в Опри? — спросила Ники, которую больно задело то, что она услышала новости о последних успехах Уилла от Чармейн.

— Опри — это большая честь, — ответил Уилл, глядя на мать. — Я буду помнить это всегда. Но это не означает, что кто-то будет помнить Уилла Риверса через несколько лет.

— Чепуха, — настаивала Чармейн, — ты просто скромен, Уилл. Я знаю, что твой отец ненавидел грех гордыни, но ведь нет ничего плохого в том, чтобы радоваться своим успехам. После твоей поездки все…

— Поездки? вмешалась Ники. Какой поездки? Чармейн перевела взгляд с сына на Ники, будто только что поняв, что в их отношениях что-то изменилось.

— Поездки с Лореттой Линн, — медленно сказала она. — Разве Уилл не говорил вам? Я думала, он сообщил вам, вы ведь были такими хорошими друзьями…

— Это еще не точно, защищаясь, произнес Уилл, — мне все-таки не хотелось бы оставлять маму одну, оставлять ферму.

— Если ты не согласишься, тогда ты просто дурак, Уилл Риверс, — заявила Чармейн, и ее щеки порозовели от негодования. — Если ты любишь что-то, то протягиваешь руку и берешь это, а не ждешь, пока все пройдет мимо!

— Чармейн права, спокойно сказала Ники. — Иногда жизнь не дает нам второго шанса.

Еще раз Чармейн посмотрела на Ники и сына, как будто услышала больше, чем просто разговор о карьере Уилла.

— С фермой все будет в порядке, — сказала она, — так же как и со мной. Какой смысл нанимать сиделку, если не давать ей выполнять свою работу? — добавила она как решающий аргумент.

Уилл поднял руки, сдаваясь.

— Похоже, остался в меньшинстве, — сказал он со смехом. Когда Ники собралась уходить, Уилл поднялся и пошел проводить ее до машины.

— Желаю тебе удачной поездки, — вежливо сказала она. — Думаю, ты будешь иметь огромный успех.

— А ты будешь скучать по мне? — спросил он в своей обычной дразнящей манере.

Ники изобразила соответствующую улыбку и в тон ему ответила:

— Конечно же, я буду скучать по тебе! К кому еще я могу обратиться за советом, если что-то не так? Кто удержит меня от ошибок, которые я могу сделать?

Усмешка Уилла пропала.

— Я думаю, есть много людей, подходящих для этого, Ники.