Сначала Ники ходила на собрания кооператива, чтобы учиться. Потом ее привлекла общественная деятельность, которая помогала переносить одиночество на ферме. Долго она делала это вместе с Уиллом, распространяя обращения и петиции, предназначенные конгрессменам. Она рассматривала общественную работу как путь в это общество, как оплату долга чести Уиллу за помощь, которую он оказывал ей. А сама себе она признавалась, что это способ показать Уиллу Риверсу, что она тоже не лыком шита и может действовать согласно тем высоким стандартам, которые он предъявлял к хорошим соседям.

Она была польщена, когда Уилл начал знакомить ее с той линией поведения, которой он придерживался внутри кооператива. Одной из его задач было побудить фермеров, чей продукт продавался только «Хайленд Тобакко», оказать давление на компанию, чтобы она ограничила примеси иностранного — более дешевого — табака. Фермеры понимали, что если дешевого табака будет больше и больше, то их табак будет покупаться по минимальным ценам, но они не знали, каким образом оказать на компанию давление.

— Это должно быть моральное давление, — говорил Уилл Ники, планируя следующее собрание кооператива. — Мы Должны заставить компанию осознать, что она несет ответственность за людей в Виллоу Кросс и прилегающем районе и что от этой ответственности нельзя просто так отречься. В то же время мы должны убедить наших людей в том, что и они имеют свою долю во всеобщем процветании и не должны быть так же благодарны компании. Все эти годы мы слышим сладкие разговоры о бесплатных индейках и пикниках. Это все хорошо, но мы должны объяснить людям, что они заработали все это, и даже больше. Обе стороны должны понять, что это партнерство.

— В принципе это конечно идеально, — заметила Ники. — Но правда в том, что, борясь с Хайлендом, мы ходим по краю. Он может не обратить никакого внимания на наши протесты и просто купить все за рубежом.

— Нет, не может, Ники. Нам самим надо поверить в нашу ценность для компании, и тогда она будет действовать в том направлении, в каком мы хотим.

Ники не была уверена в том, что Уилл прав: ей хорошо была знакома жестокость Хайлендов.

Вечером, когда должно было состояться собрание, куда она собиралась пойти с Уиллом, она сидела дома и ждала, когда он за ней заедет. Но вдруг зазвонил телефон.

Это был Уилл, впервые в его голосе она услышала панические нотки:

— Ники, у мамы тяжелый приступ. Я везу ее в больницу…

— Я встречу вас там, — сказала она, думая, что он ждет от нее такой поддержки.

— О нет, — возразил он. — Мне нужно, чтобы вы пошли на собрание и произнесли речь вместо меня…

— Но, Уилл, они не будут меня слушать. Я…

— Вы одна из нас, — твердо сказал Уилл. — Это все, что вам нужно понять, Ники. И вы знаете все, что нужно сказать.

— Да? — пробормотала Ники.

Хотя она и представляла себе в общих чертах выступление Уилла, но он никогда не говорил по бумаге.

— Если вы действительно чувствуете, что нужно сказать, то. найдете слова. Извините, мне нужно идти.

И он положил трубку.

Когда она пришла на собрание, ее тепло приветствовали другие фермеры. Но Ники уловила шепот любопытства. В последнее время она приезжала вместе с Уиллом и поняла, что сейчас обсуждают то, что она приехала одна. Не то чтобы их с Уиллом считали романтической парой. Было достаточно хорошеньких дочек местных фермеров, которые получали от него приглашения на танцы или в кино. И все же все знали, что он до сих пор остается неженатым. О Ники же было известно, что она изучает дело с его помощью.

Она нашла преподобного Клея, который обычно открывал собрания, чтобы предупредить его о том, что Уилла не будет. Но тот уже знал.

— Уилл звонил мне, сказал он. Он в больнице с матерью. Он сказал мне, что вы выступите вместо него…

— Может быть, это могли бы сделать вы. Уилл собирался говорить о…

Священник перебил ее:

— Уилл предупредил меня, что вы попытаетесь уговорить меня. Но сказал, что я совершу ошибку, если соглашусь. Лучше мне посидеть и послушать. Полезнее будет. Похоже, пора начинать…

Ники поняла, что выступления избежать нельзя. Она обещала Уиллу. Но боялась того момента, когда предстанет перед толпой, чувствуя себя посторонней… Более того, она дочь иностранки, которая была любовницей Хайленда. Сейчас Уилл не сможет защитить ее, думала Ники, и потому ей могут не поверить, приняв за представителя вражеского лагеря, провокатора, посланного лишь, чтобы взбудоражить фермеров, а потом еще больше прижать. Глядя на толпу, она представляла, какие злые слова они могут ей сказать. В ее ушах звучало эхо того шепота, который преследовал ее мать.

— …Мы молимся за Уилла и его мать, конечно. А сейчас я хочу уступить место Ники Сандеман, которая скажет несколько слов вместо Уилла.

Они смотрели на нее и ждали, пока Ники не поняла, что собрание уже началось пару минут назад. Ники сделала глотательное движение и прошла к возвышению.

По дороге к микрофону она старалась приободрить себя, вспоминая, что ей говорил Уилл, но ее внезапно охватило странное чувство. Она опять была на доске и шла к краю, чтобы прыгнуть. Равновесие, напомнила она себе, важно удержать равновесие, прежде чем нырнуть.

Она подошла к микрофону, прикрыла его рукой и посмотрела на толпу. Она не ее мать, напомнила она себе. Она сама строит свою жизнь, и это выступление — часть этой жизни.

Она начала говорить:

— «Хайленд Тобакко» готова выкинуть нас из бизнеса после того, как столько лет покупала у нас лист. Мы все обеспокоены тем, как оказать давление на Хайленда и заставить покупать урожай у нас, а не искать другие источники, У Уилла были кое-какие идеи по этому поводу, но, поскольку он не мог прийти, разрешите мне доложить вам о них…

Слова так и сыпались из нее, подогреваемые чувством тех же самых забот, что и у ее аудитории. А также жаждой справедливости со стороны Хайлендов, если не для себя, так для любого другого, заслужившего ее.

Она не смогла бы повторить того, что говорила — она слышала свой голос как бы издалека. Под конец она полностью завладела вниманием людей. Когда она закончила и отошла от микрофона, с минуту продолжалось молчание. Она колебалась с минуту, придя в замешательство, затем повернулась, чтобы уйти. В этот момент зал огласился криками и аплодисментами.

— Держу пари, Ники, мы им покажем!

— Мы не отступим на этот раз!

— Мы заставим их считаться с нами!..

Она оглядела зал, затем вытерла глаза, как будто только что вынырнула из воды. Этот прыжок, думала она, был почти превосходен. Было так чудесно, что хотелось попробовать еще раз.

Атмосфера на складе Джонсона напоминала восточный базар. На грязном полу были сложены кипы табачного листа, фермеры гордо расхаживали между ними. Они шумно обсуждали разного рода истории купли-продажи, сравнивали, у кого какой урожай, ожидая, пока появится пукцпопшт. В воздухе повисло ожидание. После долгих месяцев тяжелой работы это был день награды, знаменательный день.

Единственная женщина в толпе мужчин, Ники вместе с Джимом Дарком стояла рядом с кипами золотого листа, который они отвоевали у земли; Это был превосходный продукт, мягкий и ароматный, который отражал затраченный на него труд и заботу.

Ники тоже чувствовала, что она как бы выросла и созрела вместе со своим урожаем, утвердилась в своем желании выжить здесь. От солнца ее кожа стала бронзовой, волосы отливали золотом, мышцы стали крепкими. Сейчас Ники наконец могла расслабиться на несколько драгоценных мгновений, предвкушая удовольствие расплатиться за ссуду. Может быть, теперь она сможет позволить себе какое-нибудь небольшое удовольствие.

Внезапно она услышала, как кто-то ее окликнул:

— Николетта, Ники, это ты? Я не ошибся?.. Обернувшись, она увидела, что к ней приближается высокий мужчина. Он был покрыт темным загаром, у него были такие же светлые волосы, как и у нее, он был одет лучше, чем фермеры, которые пришли продать свой урожай. Он казался удивительно знакомым, но Ники не могла вспомнить его.