Нет. Если бы он любил ее по-настоящему, то не стал бы с такой поспешностью ввергать ее в эту пучину страданий и сомнений.

В течение всего дня и вечером ей несколько раз стучали в дверь и говорили, что ее зовут к телефону. Ники велела передать, что не желает разговаривать. Потом она и вовсе перестала отзываться на стук, чтобы подумали, что ее нет дома. Вскоре после двенадцати ночи ей опять сказали, что ей звонит какой-то мужчина по имени Алексей.

— Передайте ему, чтобы он больше мне не звонил. Это бесполезно…

И на следующий день он не позвонил. Вообще не позвонил. Она почувствовала, что ее худшие опасения подтверждаются. Если бы действительно любил ее, то не отстал бы так быстро…

С понедельника опять начались занятия, и она с головой погрузилась в учебу. Возвращаясь в общежитие, она и боялась, и одновременно надеялась, что в своей ячейке для писем найдет от него записку. Но в первый день она ничего не получила. На следующий их было несколько. На одной было написано «срочно» и шел длинный ряд цифр, совершенно ей незнакомых. Междугородний номер, по которому ее просили позвонить. Вот и вся любовь. Он просто уехал, как уехал Ральф, бросив ее бабушку. Она порвала все записки и выбросила клочки бумаги.

Но в конце недели в очередной раз вынув записку с номером телефона, она решила вознаградить его за его настойчивость. Зашла в будку и набрала цифры, записанные на бумажке вместе со словами: «Позвонить сегодня. Очень важно».

— Контора, «Уэзерби, Фаррингтон и Блейн», — ответил голос.

Так, значит, это не Алексей. Ники чуть было ни повесила трубку. От мистера Уэзерби ей ничего хорошего ждать не приходилось. Но из прошлого опыта она знала, что он все равно ее найдет. Она назвала себя и попросила соединить с ним.

— Я рад, что ты наконец позвонила, — сказал Уэзерби, взяв трубку.

Ники поняла, что, очевидно, часть выброшенных ею записок тоже были от него.

— Я думал, что если просто извещу тебя письменно о состоянии твоей финансовой поддержки, то это будет невежливо с моей стороны.

— Какое еще состояние? — спросила Ники. Но когда Уэзерби начал говорить, она слушала его не очень внимательно, больше думала о том, сколько раз тогда ей звонил Алексей и звонил ли он вообще.

— Мне очень жаль, но от меня ничего не зависит. Компания брала на себя значительную долю расходов, но теперь, после финансовой реорганизации, они прекращают все специальные выплаты, которые непосредственно осуществлял Хайленд. Они собираются открыть ряд новых специальных фондов, и ты, возможно, захочешь туда обратиться, но пока…

Наконец его слова дошли до нее.

— Вы говорите, что я больше не буду получать деньги? Что мне нечем платить за свое обучение здесь?

— Ну, не то чтобы совсем нечем, — миролюбиво ответил Уэзерби. — Ты же помнишь, что X. Д. Хайленд был достаточно великодушен и оставил тебе тот дом. Срок его аренды кончился, но ты можешь что-нибудь получить за него, если продашь его. Я мог бы заняться этим для тебя.

Ники молчала. Было не так уж легко расстаться с реальной памятью о тех счастливых днях, проведенных с мамой.

— И сколько я смогу за него получить? — спросила она.

— Боюсь, что не так уж много. Те, кто там жил, не очень-то аккуратно обращались с ним. И, кроме того, накопились некоторые налоги по наследованию…

— Так вы не уплатили налог за наследство?

— Николетта, я старался всеми возможными способами добиться того, чтобы ты получила как можно больше. Но кое-что мы упустили…

Она прекрасно понимала, что мистер Уэзерби никогда не действовал в ее интересах, а исключительно в интересах Хайлендов. Налоги не были уплачены, значит, она потеряет этот дом. Однако она постаралась сдержаться и не показать, насколько возмущена всем этим. Ей было необходимо все как следует продумать.

— Сколько у меня останется, если я все же смогу продать его?

— Несколько тысяч.

Она понимала, что этого мало.

— Почему вы сделали это? — спросила она. — Почему вы не можете оставить меня в покое и дать те крохи, что я имела?

— Я здесь ничего не решаю. Это решение компании, Ники. Просто у них происходит реорганизация…

— Вы прекрасно знаете, что это не так.

Но он продолжал твердить свое равнодушным, лишенным сочувствия голосом:

— Я понимаю, что для тебя это потрясение. Но это еще не конец света. У тебя есть характер, Ники. Тебе было от кого унаследовать твердость духа. Так что ты не пропадешь, ты сможешь…

Она повесила трубку и в полном смятении чувств пошла в свою комнату.

Почему именно сейчас? В своем тревожном смятенном состоянии духа она уже была готова связать это известие с тем, что у нее произошло с Алексеем. Наказание судьбы за то, что она осмелилась перейти грань, осмелилась мечтать о любви.

Но затем вспомнила, что сама же рассказала Пеппер Хайленд о том, что получает деньги от «Хайленд Тобакко». Возможно, именно Пеппер и устроила так, чтобы выплаты прекратились или, во всяком случае, обратила на это внимание своего единокровного брата, который теперь руководит компанией. Но ведь они между собой тоже враждуют?

Одно она знала наверняка — то, что дистанция между ней и Хайлендами увеличилась еще больше.

Сидя у себя, Ники стала думать о том, что она может предпринять в данной ситуации. Конечно же, Хелен поможет ей. Но когда она подумала о том, чтобы взять деньги у Хелен, ей в голову пришел ответ на вопрос, который все время тревожил ее с тех пор, как Алексей впервые ей его задал: «Почему она хочет стать врачом»? Ники поняла, что это для Хелен, только для нее. Таким образом она хотела выразить свою любовь и благодарность женщине, заменившей ей мать. Она просто не знала, каким еще способом может выразить ей свою любовь. Но теперь она поняла это.

Сейчас Ники полностью осознала, что не так уж разочарована тем, что не сможет учиться на медицинском факультете. Может быть, это будет разочарованием для Хелен. Хотя Хелен всегда убеждала Ники поступить так, как будет лучше для нее самой.

А что же будет лучше для нее самой? Есть ли вообще способ добиться счастья и удовлетворения в жизни?

И вдруг она поняла. Возможно, счастье и недосягаемо в принципе, но во всяком случае у нее есть шанс получить хоть малюсенькое удовлетворение. Чего хотели Хайленды? Как можно больше отдалить ее от себя. Но это происходило слишком долго. Черта с два, станет она от них отдаляться! Наоборот, она приблизится к ним, и настолько, что им самим станет тошно!

Итак, она отправляется в Виллоу Кросс. Отправляется! Да! Да! Домой!

Ники подъехала на машине, взятой напрокат, к мотелю недалеко от Виллоу Кросс и оставила свой чемодан в довольно заурядной, но чистой комнате. Она несколько минут передохнула, затем вернулась в машину, чувствуя необходимость как можно скорее оказаться там, куда так стремилась.

Небо было исчерчено тонкими перистыми облаками, окружающий пейзаж казался сероватым при свете бледного, слегка затянутого туманом вечернего солнца. Она вспомнила, что над Виллоу Кросс всегда, казалось, какая-то пленка, очевидно, из-за дыма, шедшего из труб множества огромных сушилен, расположенных в широкой долине. Поглядывая на проносящийся мимо ландшафт, время от времени украшенный различными рекламными щитами, предлагающими оборудование для ферм и подержанные автомобили, Ники глубоко вздохнула, подсознательно ожидая уловить знакомый запах табака.

Она мчалась на полной скорости, пренебрегая указателями, пока не добралась до границ своей собственности, единственного напоминания о матери. Тогда она притормозила и поехала тихо-тихо, стараясь внутренне подготовиться к тому, что увидит дом, где знала счастливое детство, но и кошмар внезапного его конца.

Но когда она увидела дом, то почувствовала скорее печаль, чем страх. Какой же он запущенный, каким выглядит несчастным и одиноким на фоне жемчужного неба. Сад зарос сорняками, огромный участок земли неухожен и заброшен. Как бы страдала Элл, если бы могла видеть это запустение. Даже некогда ровненький и побеленный забор был сломан в нескольких местах, доски от него, валявшиеся там и тут, были похожи на могильные кресты вдоль дороги.