У Сантьяго кружилась голова. В глазах мутилось.

— Почему Мор?

— Он разведчик. Точнее, из КМПСО, команды морских пехотинцев для специальных операций, созданной в шестом году для Афганистана. Наверху понадобился кто-то способный незаметно проникать в нужные места, собирать сведения и атаковать в подходящее время. Профессия Мора — разведка в глубине обороны противника и атака. Он военный и, по-моему, несколько раз выступал в роли шпиона.

У Сантьяго дрожали руки; он сжал кулаки. Свет в кабинете казался слишком ярким.

— А спецназ?

— Внедрить Мора в наш спецназ было просто. Спецназовцы занимались с армейскими инструкторами. К тому же для возвращающихся из Ирака и Афганистана нет работы и многие бывшие солдаты идут в полицию. Служившие в элитных частях, естественно, тянутся к спецназу, это их род деятельности. Для Мора спецназ — превосходная маскировка, если за ним кто-то следит.

На лбу у Сантьяго выступили капли пота.

— Это так?

Маккьютчен нахмурился.

— Не знаю. Не имею понятия, почему за вами ехала машина министерства финансов. Может, вы суетесь в какие-то их дела. Может, эти дела у них секретные. Не знаю. Я спрашиваю, но мне ничего не говорят. От начальства мне сегодня влетело, но об этом они помалкивают. Большинство из них не знает о Море, и я хотел бы, чтобы так оставалось как можно дольше.

Маккьютчен поднял правую ногу и негромко испортил воздух. Запах яблочной жвачки заглушил вонь, но был еще противнее. Сантьяго ухватился за край стола.

— Почему знаете вы?

Маккьютчен обратил взгляд к единственной фотографии в кабинете с морским пехотинцем в полной парадной форме. Это был Майкл, единственный сын Маккьютчена от первого брака, распавшегося еще до рождения Сантьяго. Он погиб вместе с десятками товарищей под бомбежкой в Бейруте в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году.

— У меня добрые отношения с корпусом морской пехоты, — негромко сказал Маккьютчен. — Они помогали мне в течение многих лет, и я помогаю им время от времени.

Сантьяго поднялся, держась за стол. Ноги его ослабели, зрение то туманилось, то прояснялось. Он глубоко вздохнул.

— Капитан, — заговорил он дрожащим голосом, — объясните мне толком, что, черт побери, происходит. Только сперва выплюньте эту отвратительную жвачку.

Мы с Принцем пьем аперитивы в баре «Бланк бистро» и пытаемся решить, что делать дальше.

Не знаю, как это заведение удерживается в бизнесе, — должно быть, договор об аренде у них заключен на столетия. К безопасности они относятся серьезно — зона досмотра тянется от вестибюля до тротуара, раньше там была защита от ветра. Или, может, его захватил Реза. Рано или поздно все мы станем работать на Резу.

Бар сегодня представляет собой хорошее охотничье угодье; кроме нас с Принцем здесь всего один мужчина-клиент, пожилой тип в конце стойки, уткнувшийся в книгу, остальные женщины. Принц сидит спиной к стене на последнем табурете слева, лицом к входной двери, поэтому видит входящих птичек. Я пытаюсь сосредоточить его на моей проблеме, но приходится состязаться с каждой полной цыпочкой, впархивающей в дверь.

Несколько недель назад это соответствовало бы моему представлению о рае, но теперь я даже не обращаю внимания. Джосс и эта сучка Меган куда-то делись. Я не могу связаться с Н или хотя бы с Л, да и что мне им сказать? Не хочу есть и не в состоянии спать. Не в силах даже мастурбировать. Мои фотографии Н, Л или других женщин, которых я снимал in flagrante delicto,[47] и те не способны меня расшевелить. Что со мной происходит?

То, что Принц Уильям так спокойно относится ко всему этому, не помогает. Конечно, он не лишился большой партии товара Резы и заказа на фотографию для «Раундапа», не задолжал двадцать тысяч за оборудование, не протрахал — буквально — другую часть, которая по крайней мере помогла бы покрыть убытки. Мне до сих пор не известно, как Принц узнал об убитых таксистах, о войне Резы с ЛА — и даже на чьей он теперь стороне.

Он жестом заказывает еще две порции «Абсолюта» с трюфельным маслом. Я терплю безразличие Принца, потому что мне нужен его совет, потому что не могу заплатить за выпивку и потому что остро нуждаюсь в деньгах.

— Она все еще не отвечает на звонки? — спрашивает он, лицо его представляет собой красивую маску наивности.

— Насколько могу судить, она выбросила телефон. Я зашел к ней первым делом, но они, видимо, уехали после моего ухода; кто знает, где они сейчас?

Скорее всего в городе их уже нет. Может быть, они у родителей Джосс в Уэйнскотте, может, в школе Меган. Не все ли равно? У Джосс есть кредитные карточки, и они получили полную коробку «особого» — моего товара — совершенно бесплатно. Видишь, парень, тебя обвели вокруг пальца две богатые сучки. Ренни, ты безмозглый дилетант!

Принц поджимает губы и делает вид, будто глубоко задумывается. Ему, ублюдку-садисту, нравится это — ничто не доставляет большего удовольствия, чем сознание, что кто-то попался на собственный крючок.

— Ты уже сказал ему?

Да, конечно, я сказал Резе, что потерял товар, не могу расплатиться и по уши в долгах, — само собой, я сказал все это Резе. Допиваю аперитив и молча смотрю на Принца.

Принц напускает на себя вид старшего, более умного, дающего советы сбившемуся с пути юнцу. Лениво потягивает свое питье, наслаждаясь этой минутой. Чмокает губами и говорит:

— Мне знакомо такое положение, и у тебя есть два пути. Либо ты скажешь Резе правду и отдашься на его милость, либо найдешь способ вернуть потерянное.

На миг я так ошарашен, что не могу говорить. Продолжается это недолго.

— Что я потерял? Ты был со мной в «Ефе», когда ЛА очистила такси. Ты тоже можешь пострадать из-за этого.

Разумеется, как только эти слова сорвались с моих уст, я погиб. Резе наплевать на чужие потери; ему важно лишь получить деньги. Принц легко мог бы выпутаться из создавшегося положения. Это его замаскированная попытка выяснить, готов ли я перестать заноситься и торговать кокаином, а я не хочу. Слишком велик риск. Мне приходит в голову, что столь опытный мошенник, как Принц Уильям, мог бы найти сколько угодно способов рассчитаться за пропавший товар. И что раз он так долго торгует кокаином и героином, то, возможно, пополняет свои доходы пако — отбросами, сделанными из отбросов для отбросов. Может быть, именно поэтому Принц всегда при деньгах — у него своя доходная статья: продажа отходов от товара Резы. Поскольку он просто меняет упаковку на том, что химики Резы все равно бы выбросили, это превосходный доход. Никаких претензий к Принцу Уильяму; пока Реза получает свои деньги, что ему до побочных заработков Принца?

А может, ему было бы любопытно узнать. И возможно, только возможно, я смогу использовать это на пользу себе. Знание — сила. И чем, собственно, я обязан Принцу? Он мошенник, лжец и торговец наркотиками.

Мой друг.

Но я говорю:

— Лучше отдаться на милость Маркуса Чока.

Принц Уильям вскидывает брови; ему это не приходило в голову. «Раундап» — легальный бизнес, далекий от его сферы.

— Неплохая мысль.

— Оставь. Он меня унизит.

— Реза поступит гораздо хуже, — спокойно отвечает Принц.

Может ли в самом деле дойти до этого? Реза заставит меня отработать долг, не станет же он убивать меня, так ведь? После всего, что я для него сделал? Из нагрудного кармана на пиджаке Принца раздается двухтонный сигнал текстового сообщения. Он достает телефон, а я жестом заказываю еще выпивку, чтобы унять дрожь в руках. Когда поворачиваюсь обратно, Принц хмуро смотрит на мобильный.

— Сообщение от Аруна. Убит еще один.

— Кто?

— Радж.

Таксист из аруновой группы. ЛА ведет в войне такси наступление.

Мы сидим, не глядя друг на друга, эта новость нам не по душе. Мне не нравится спокойствие Принца, в то время когда я теряю самообладание. Не нравится, что Арун сообщил ему первому о гибели очередного таксиста.