— Что это за человек?

— Полицейский. Он сказал, что работает в негласном такси.

Сантьяго рухнул на стул, с которого только что поднялся.

— Опиши его, — попросил он негромко.

— Ну, он похож на бродягу или студента, — произнес Смит. — Я думал, это студент, пока он не показал значок.

Сантьяго померещилось, будто зал начал расширяться.

— Что еще требовал этот полицейский?

Смит пожал плечами:

— Сказал, что хочет проверить структуру нашей крыши.

— Проверить структуру крыши, — чуть слышно повторил Сантьяго.

— Да. Обычно мы не разрешаем, но, видишь ли, он полицейский и все такое…

— Да, — прошептал Сантьяго, — этот человек просто полицейский. Покажи, куда он пошел, — добавил почти неслышно, затем медленно склонился над столом и ткнулся головой в лакированную столешницу.

Приятельница Сантьяго из центра сбора информации прислала ему текстовое сообщение, когда он машинально спускался по мраморной лестнице к выходу из библиотеки на Пятую авеню. Он собирался посидеть на ступенях, понаблюдать за голубями, пока не найдет в себе силы вернуться в участок.

Сообщение он прочел дважды. Приятельница, видимо, связалась со всеми базами данных правоохранительных органов в США и нашла только один ответ на запрос об Э. Море, датируемый прошлым годом, — нарушение правил уличного движения в Джексонвилле, штат Северная Каролина.

Сантьяго включил СГО в своем телефоне. Что там есть, черт возьми, в Джексонвилле? Гофман-стейт-форест. Поле для гольфа в Парадайс-Пойнт.

И база морской пехоты в Кэмп-Лежен.

— Я раскусил тебя, carajo! — громко прорычал Сантьяго, вспугнув стаю голубей.

По пути в участок он все время ехал на зеленый свет. Прибыв, сделал распечатку с квитанции за превышение Мором скорости на шоссе номер семнадцать и ворвался в кабинет Маккьютчена, захлопнув за собой дверь. Маккьютчен от неожиданности выронил лупу, в которую разглядывал комок ушной серы, мучительно извлеченный из левого уха.

— Проблема? — спросил Маккьютчен, не вынимая изо рта своей любимой жвачки с яблочным ароматом — запах этот вызывал у Сантьяго тошноту.

Сантьяго положил распечатку ему на стол с такой силой, что подскочила настольная лампа.

Маккьютчен добрых полминуты молча смотрел на бумагу. Даже перестал жевать.

— Кто он? — спросил Сантьяго, изо всех сил стараясь не повышать голос. Он был зол, обижен, взволнован и впервые за много лет испытывал желание заплакать. Он никому не признался бы в этом.

Маккьютчен выглядел угрюмым, недовольным. Сантьяго оперся обеими руками о стол, подался к его лицу и еле сумел прорычать «Кто он?», перед тем как отпрянуть от противного запаха яблочной жвачки. Потом сел на самый дальний стул для посетителей.

Маккьютчен вздохнул.

— Разведчик.

Сантьяго показалось, что комната начала медленно вращаться.

— Объясните.

Маккьютчен сплел толстые пальцы.

— Дядя Сэм обеспокоен положением. Видит в нем мрачное время в истории нашего великого города из-за массовых беспорядков, ПНИргазмов и полного распада общества. Из-за таких вот мелочей. Не сумев выручить из бедственного положения промышленность в стране, Сэмми теперь ищет, кто бы выручил его. Отныне, чтобы сделать то, на что требуется куча долларов, и поскольку наши деньги обесценились, нам приходится добывать их за пределами страны. Когда смешиваются финансы и власть, происходит следующее: а) правительство окончательно все портит, и б) появляются великолепные возможности для преступников на всей планете, обладающих массой грязных денег, которые нужно отмыть.

Как мне говорили, и я совершенно уверен, что сказали не все, некто считает, будто в стране есть грязные деньги, смешанные с чистыми, поступающие из-за океана, в основном из независимых фондов. Этот некто прекрасно понимает, что законным образом с этим ничего не поделаешь, потому что данные фонды не являются субъектом права нашей великой страны и не обязаны раскрывать имена своих инвесторов. Как можно ревизовать иностранное государство? Если спросишь о каком-нибудь счете, адвокат пошлет тебя куда подальше.

Маккьютчен сделал паузу, давая Сантьяго осмыслить услышанное.

Сантьяго ощущал головокружение и тошноту. Точки, наркотики, убитые таксисты и треклятые независимые фонды. Шпионы в правительстве и психованные морские пехотинцы в такси. Может, следовало остаться в дорожной полиции? Нет. К черту.

Сантьяго не зря учился в колледже Джона Джея по аспирантской программе.

— «Акт Поссе Комитатус» разделяет армию и полицию.

Маккьютчен, продолжая держать пальцы сплетенными, обратил указательные на Сантьяго.

— Ошибаешься. «Поссе Комитатус» представляет собой продукт Реконструкции.[46] После Гражданской войны армейские гарнизоны располагались по всему Югу, где были партизаны, ку-клукс-клан и честные граждане, осуществлявшие свое конституционное право быть негодяями. Армия недопустимо растянулась, но в довершение всего полицейские обязанности, которые ей приходилось выполнять, означали ее втягивание в ненадежную политическую ситуацию, и конгресс счел, что федеральным войскам это ни к чему. Штаты должны были сами обеспечивать себя полицейской охраной.

«Поссе Комитатус» представляет собой статут с восемьсот семьдесят восьмого года. Можешь найти его в восемнадцатом разделе свода законов США. Это не конституционное положение. Данный закон должен не допускать поддержки армией гражданских правоохранительных органов и в значительной мере выполняет свою функцию. Однако армия может вовлекаться и вовлекается, началось это задолго до одиннадцатого сентября и Патриотического акта. И тому были прецеденты. Федеральные войска использовались на территории Соединенных Штатов двести раз за двести лет. В настоящее время морская пехота стоит на границе с Мексикой, армейские усиленные батальоны размещены по всей стране как силы быстрого реагирования. В воздушном пространстве США есть коридоры, предназначенные только для военных самолетов. Береговая охрана проводит в открытом море наркопатрулирование, Национальная гвардия наводит порядок после каждого урагана, оползня и лесного пожара, не говоря уж обо всех массовых беспорядках за исключением наших собственных, поскольку многие ее подразделения до сих пор находятся в Ираке. Понимаешь? Границ больше не существует.

За прошлые годы выносилось немало судебных постановлений, поддерживающих вовлечение армии в деятельность гражданских правоохранительных органов при условии, что это будет «пассивной поддержкой». Как только маятник качнулся вправо, в Вашингтоне, видимо, сочли, что можно внедрить к нам такого специалиста, как Мор. Черт возьми, после того как в шестом году был принят Акт о безопасности, «Поссе Комитатус» стал, по сути дела, недействительным. Кто сейчас может сказать, где находится враг? У нас есть доморощенные террористы, посылающие в конвертах бациллы сибирской язвы и врезающиеся на самолетах во Всемирный торговый центр. Наркотики ли то, терроризм, торговля оружием массового уничтожения — не важно. Битва уже идет не где-то там. Если сюда надвинется опасность или кто-то наверху сочтет, что надвигается, армия может быть использована. И используется. Но не таким образом. Во всяком случае, до настоящего времени.

Маккьютчен завел сплетенные руки за голову, кресло под его тяжестью заскрипело, застонало, взмолилось о милосердии.

— Мы оказались в таком государстве, — продолжал он, — которое вызывает у меня сильное беспокойство. Эта система всегда существовала для четкого разграничения обязанностей: войска действуют за границей, полиция — здесь. Данного различия больше не существует. Войсковые подразделения не только обучают для использования внутри страны, их используют внутри страны. Тайное использование такого специалиста, как Мор, в самом большом полицейском управлении самого большого города с самым большим финансовым центром в стране логичный шаг от того, что было раньше, но это слишком большой шаг. Не знаю, какие законные основания существуют для этой операции и существуют ли они, и не могу сказать, что она мне нравится. Мор говорит, что не будет производить арестов, допрашивать обвиняемых или показываться в суде. Судя по тому, что я видел и что ты мне сказал, он держит слово.