— Прошу этот прием не повторять, — объяснил инструктор, погрозив «грифам» пальцем, — это очень рискованно и только для демонстрации. И че вы вскочили? Садитесь, наблюдайте. — Он с ухмылкой повернулся к зверю и наступил тому ботинком на щиколотку: — Что, Середенко, понимаешь-таки речь человечью, а как тебе вот это? — Инструктор сделал движение рукой, словно собирался ударить, и, когда зверь снова прыгнул, сделал шаг в сторону и огрел его палкой по затылку. Зверь со всего маху ударился о решетку, попробовал развернуться, но майор суровым армейским каблуком снова впечатал его в решетку. Зверь обмяк, майор быстро, как кошка, ухватил его за правую лапу, продернул ее между прутьев и защелкнул «браслеты» на запястьях.

Придя в себя, зверь рванулся, но обнаружив, что намертво прикован к решетке, заревел, разочарованно, как показалось Васинцову. Да, силен, ничего не скажешь, обычный человек от серии таких ударов минут десять мешком валялся бы.

Майор не торопился, он отошел к дальней стенке клетки и несколько раз вдохнул, восстанавливая дыхание. Потом подошел к самой решетке и сказал наставляющим тоном:

— Большая ошибка думать, что дело сделано, и многие жестоко поплатились, решив, что без передних лап зверь не так опасен. Не забудьте про зубы, зубы у них — главное оружие. Не правда ли, мой рыжий друг?

Неожиданно майор резко выбросил ногу, угодив чикатиле в пах, и дождавшись, когда он согнется, со всей силы ударил коленом в морду. Кровавые брызги разметались по полу, зверь выгнулся, задрав морду к потолку, и майор одним ловким движением нацепил на нее намордник. Автоматические замки громко щелкнули, охватив затылок зверя, тот мотнул головой, пытаясь освободиться, и… Нога, задняя лапа, нижняя лапа, черт его знает, Как называть нижнюю конечность зверя, главное, что она неестественно выгнулась и сильно ударила майора в грудь. Все снова вскочили. Майор сумел в полете сгруппироваться, но все же здорово трахнулся башкой о стену. Он медленно поднялся, поглядел на свою грудь, расправил материал комбинезона, потом почесал макушку.

— Надо же, пропустил, — сказал он как-то обиженно, — а вот комбинезон не подвел. Обращаю ваше внимание на эту ткань, металлизированный шелко-пластик, душновато в нем, зато надежно. Только особо-то не расслабляйтесь, это хорошо, что у них когти на задних лапах не такие острые.

Васинцов в который раз удивился самообладанию этого человека, только что получил мощнейший удар в грудь, но как ни в чем не бывало стоит, поучает. А инструктор тем временем снова потрогал свою голову:

— Точно шишка будет, жена опять бурчать начнет…

Он не договорил, на полуслове резко взмахнул дубинкой, и снова взметнувшаяся было лапа с отвратительным хрустом сломалась пополам и повисла на коже. Майор уже не разговаривал, в бешеном темпе он колотил по извивающемуся телу дубинкой, по голове, по спине, по бокам, в грудь, по обеим ногам, и по целой, и но сломанной… Все произошло как-то быстро, вот только что зверь еще стоял на лапах, скалил зубы, а теперь он извивался на бетонном полу, тщетно стараясь увернуться от разящих ударов.

— Стой, бля! Хватит, начальник! Я скажу! — раздался истошный крик, сорвавший на вопль. — Ну хватит же! Все скажу! Не бей, начальник…

Инструктор словно и не слышал этих воплей, в его кулаке блеснули наручники, и он ими, как кастетом, продолжал мучить воющее тело. Остановился он, лишь когда зверь утробно захрипел и шумно обмочился. Да он не только обмочился, из клетки дыхнуло зловонно, майор выпрямился и зажал нос.

— Фу, падаль, ну говори, — и майор скинул намордник на пол…

— Ты мне ногу сломал, сволочь, — проскулил-простонал Середенко.

— Сейчас вторую сломаю, говори…

— На бройлерной фабрике они, за складом запчастей, там лаз в нору под соломой…

— Давно бы так. — Инструктор бросил дубинку на пол, утер пот и подошел к железной двери. — Ну что стоите? Может быть, кто-нибудь мне дверь откроет?

Васинцов только что заметил, что стоит столбом, вцепившись пальцами в плечо Дзюбы. Тот не обижался, тот так же крепко вцепился в запястье Корича. Лицо прапорщика изменилось неузнаваемо, побледнело и словно заострилось, из уголка рта капала густая белая слюна. Васинцов оставил в покое плечо ни в чем не виноватого Дзюбы, подошел к стене и нажал на клавишу. В замке двери щелкнуло, она открылась, майор вышел и снова утер пот.

— Ну как, всем все ясно? — спросил он громко.

На этот раз единодушного вопля «Так точно» не последовало. Только Гулин неожиданно тонким голосом спросил:

— А это обязательно было так вот, уже лежачего?.. — Тут же он хмыкнул, потом еще раз, за ним засмеялись остальные, потом заржали, громко, от души, до слез в глазах. Удивленный инструктор обернулся и тоже засмеялся. В углу клетки бывший рэкетир Середенко, заросший рыжей шерстью чуть ли не до глазниц, подвывая и рыча, грыз короткую резиновую дубинку, которой его только что от души отдубасили.

— Все, пропало орудие труда, — утирая слезы с единственного глаза, сказал инструктор. — А оно казенное, теперь точно вычтут из зарплаты.

Карина в бессовестных полупрозрачных трусиках, в таком же неприличном халатике, не скрывавшем ее прелестей, выскочила в коридор и чмокнула Васинцова в щечку.

— Фу, противный, — сморщилась она, унюхав запах пенного, исходящий от сожителя. — Опять пива надулся? Ой, ребята, — удивленно ойкнула она, увидев раскрасневшиеся морды Вазгяна, Корича, Дзюбы и Юдина, нерешительно топтавшихся на лестничной клетке, — могли бы предупредить, что ли? Ну что вы стоите в коридоре, проходите.

— Ты бы сиськи свои прикрыла хоть для приличия, шалава, ребят моих развратишь, — укоризненно сказал Васинцов, снимая куртку и вешая ее на гвоздик (путной мебелью они до сих пор не обзавелись и вместо вешалки Васинцов повесил в коридор доску с вбитыми гвоздиками).

— Их развратишь, — хохотнула Карина, ускакивая в комнату, — они сами кого угодно… А между прочим, «шалава» по-французски означает «интересная женщина».

— На стол собери чего-нибудь, интересная ты наша, — крикнул Васинцов. — Мужики, руки будете мыть, красный кран — холодная, у нас все не как у людей.

Они устроились на кухне, и пока Карина мудрила у плиты, разлили по первой под пупырчатые болгарские огурчики из банки с яркой наклейкой. Братья славяне опомнились и снова погнали на союзный рынок свои разносолы. То-то! А то хотели бюргеров огурцами удивить. Не очень-то бюргеры свои «евро» за пупырчатых выкладывают, так что берите уж рубли, пока предлагают.

— За что будем пить, командир? — спросил Юдин, поднимая рюмку.

— Я предлагаю за первый «тест-контроль», — нарушил субординацию Дзюба, — и за «хорошиста» Юдина.

— Присоединяюсь, — задумчиво сказал Васинцов.

— Ну и дураки, — сказал Вазгян, — особенно ты, хохол бескультурный. В этом доме можно пить только за женскую красоту и за ее лучшее воплощение в лице нашей обворожительной Карины. Вот клянусь, не был бы, Васинцов, ты моим командиром — отбил бы на хрен! Только куда нам, младшему офицерскому составу, с командирами тягаться. Вот выбьюсь в генералы…

Карина, обрядившаяся в джинсы и милый пушистый свитерок, оторвалась от сковородки и мило улыбнулась мужикам.

— Учись, Генка, вот как надо красоту ценить!

— А я ценю! — уверенно заявил Васинцов. — А ты, армянская рожа, как отбивать соберешься, так хрен свой пожалей, отрэжю, нэ посмотрю на лампасы, — по-кавказски пообещал Васинцов и опрокинул водку в себя. Жидкость разлилась по жилам горячими ручейками, а организм благодарно намекнул, что все-таки пиво в марте в средней полосе России, да еще в неотапливаемом павильоне — далеко не лучший вариант. «Надуваться пивом» они пошли не сговариваясь, всем отрядом. Зашли в первую попавшуюся пивнушку. Там за столиком им встретился забавный парень, интеллигентного вида коротко стриженный молодой человек в очках стоял над раскрытой тетрадью, внимательно оглядывал посетителей и иногда подходил к кому-нибудь. Что-то коротко сказав и положив конверт на стойку, возвращался к своей тетради. Оказалось, очень талантливый карманник, только вчера освободился. На зоне написал какую-то компьютерную программу, по Интернету ее продал, и вот теперь возвращает завсегдатаям пивнушки когда-то украденное. Знать, хорошо парня на зоне торкнуло…