Этот идиот был уверен, что истекает кровью. А девушки, которым он причинил столько зла, вдруг затихли и стали его жалеть. Они так и не поняли, что все трое их мучителей — живы и вполне здоровы. Когда я хочу — я никого не убиваю. Удары короткого кинжала, спрятанного в наручном браслете, могут принести мгновенное избавление, но могут выпускать кровь по капле…

— Натворили вы делов… — Маленькая девушка с разноцветными волосами начала вскрикивать все громче. — И чего теперь? Теперь-то куда? Нас теперь замордуют.

— Дура, все из-за тебя, — сплюнула та, что с разбитой губой, и замахнулась на разноцветную. — Ты придумала срубить на стороне!

— Теперь нас всех вообще, на фиг, пересажают, — сказала девица в коротких штанах.

— Катька, заткнись уже! — пробасила высокая, с черными ногтями.

— Что теперь с нами бу-удет? — завыла четвертая, запертая в клетке. — Ты что ж наделала, мать твою за ногу? Нас же теперь на ремни порежу-ут…

Я не вполне понимала их путаную речь, но Кой-Кой мне услужливо перевел.

— Совсем недавно вы плакали и страдали, — напомнила я. — Мы избавили вас от домогательств этих грязных фавнов. Чем вы опять недовольны?

Они завопили и защебетали еще пуще прежнего. Следует отметить, что женщины подобного типа одинаковы на всех твердях. Торговки, жалкие уличные девки, бестолковые неучи, младшие, никому не нужные дочки, суеверные крестьянки, не видевшие ничего, кроме своих коров и своего пропахшего ложью прихода. Этой ночью я убедилась, что и мудрейшая из твердей не свободна от этой заразы.

Все они одинаковы. Бессмысленные создания Всевышнего, ради которых мужчины ломают друг другу челюсти. Неважно, чем эти гусыни заняты в убогой скорлупе своего дня — честно плетут ковры, честно продают творог, услаждают воров или сами охотятся за чужими кошельками.

Ненавижу любые стаи. А стада тупых гусынь — особенно. Мне вдруг захотелось всем им свернуть шею. Я смотрела, как они разбегаются, неловко взмахивая ногами в неудобных туфлях. Они убегали, чтобы завтра найти себе новых кровососов.

— Ты можешь отвести нас к той, кто владеет отпирающими заклинаниями? — Я повернулась к девочке Юле. — Как же это перевести?.. К той, кто умеет держать открытые жилы? Кто владеет входами в Плоские миры? Ты понимаешь? Это кто-то из твоей семьи…

— Нет у меня никого, — уперлась девица.

— Домина, мне приходится ее держать, — пожаловался Кой-Кой.

— Почему ты хочешь убежать от нас? — спросила я. — Эти люди обижали тебя, а мы пытаемся помочь.

— Вы не можете ничем помочь. Вы сделали еще хуже… — Она наконец прекратила хныкать и заговорила как разумный человек. — Теперь мне вообще каюк. Откуда ты взялась, такая ловкая? Что вам, подраться не с кем?!

— Ты можешь отвести нас к тем, кто владеет магией? — не отступала я. — К тем, кто умеет отпирать Янтарные каналы? К тем, кто знает, где щели между мирами? У тебя есть бабушка или другая старая родственница?

Юля заколебалась, но тут, как назло, захрипел один из ее поверженных мучителей. Девочка моментально закрылась, словно захлопнулась скорлупа.

— Теперь мне крышка, — повторила она. — Теперь меня искалечат или упрячут надолго.

— Домина, теперь я вижу, что она гораздо сильнее, чем я предполагала вначале. Она замерзла и протрезвела, — обнадежила Кеа. — Я думаю, тебе надо поискать способ ее уговорить.

Я посоветовалась с перевертышем. Он не сразу одобрил мое решение. Перевертыши мне всегда нравились тем, что не оставляют за спиной врагов.

— Я уничтожу всех, кто доставлял тебе боль, — сказала я девочке Юле. — Я дам тебе денег, чтобы ты никогда не стояла под столбом. Скажи мне… люди, которых ты опасаешься, они все живут в этом городе?

Девочка молча покивала.

— Слава Всевышнему, хоть не придется трястись за сотни гязов… — пробормотала Кеа.

— Я уничтожу их всех, — пообещала я Юле. — Тебе будет некого бояться. Кроме меня.

— Мы просим лекаря Анатолия Ромашку принять нас. — Рахмани в третий раз повторил свои слова в дверную щель.

Ему уже начали надоедать бега в потемках. Вначале они битый час пробивались на слишком широком баркасе по узкой реке, забитой крохотными прогулочными лодчонками. Затем, когда напуганный до полусмерти лодочник упал на колени и стал умолять отпустить его живым, Саади пришлось перехватить управление. Два Мизинца предложил простой и изящный выход — затопить все лодки, которые торчат впереди и мешают плыть. Получив добро, он с присущей ему энергией взялся за дело и быстро наделал дырок в днищах.

Зато уже под следующим мостом корабельщикам любезно посоветовали швартоваться, поскольку «Сообразительный» добрался до владений великого Эрисмана. Добрые прохожие добровольно предложили приглядеть за катером, пока команда решает вопросы на берегу. Кстати, бравый капитан сбежал, стоило «эсминцу» удариться бортом о гранитный парапет.

Центавру становилось все хуже. То ли раны, полученные два дня назад, от дурной воды загноились, то ли подступила иная хворь. Поликрит дрожал под попоной, с него катились капли пота, крупные, как горошины, а к раненому боку невозможно было прикоснуться.

— Идите впереди… Я понесу твоего друга, — с натугой прохрипел он. — Я обещал Женщине-грозе убить последышей…

Рахмани нашел табличку «Хирургия», после того как рысью пробежал два круга между затихших корпусов, распугивая одичавших собак и нищих, а теперь с ним почему-то никто не хотел разговаривать. То, что это вход в приемную великого лекаря, Ловец не сомневался.

Сквозь щель в высокой резной двери он видел угол роскошной залы, с потолочной лепниной, зеркалами и дубовыми перилами над парадной лестницей. Из щели неприятно пахло, но из какого госпиталя веет сказочной амброзией? Здесь висела табличка со сложной формулой восхваления, а еще имелась волшебная горошина, нажимать на которую Вору из Брезе очень понравилось. При каждом нажатии на горошину где-то внутри раздавалась красивая мелодия и долго не затухала. Все, как описала раздетая девушка на мосту.

— Мы просим лекаря Ромашку принять нас, — в четвертый раз повторил озябший Ловец.

— Да кто он такой, ваш Ромашка? — раздраженно ответил старческий голос за дверью. — Чего долбитесь? Через приемный покой надо идти, а не тут долбиться!

— Что именно она сказала, друг мой? — растерялся Саади. — Что надо долбить?

— Сейчас я растопчу эту дверь вместе со старой ключницей, — мрачно посулил Поликрит.

— На четвертой тверди трудно жить, дом Саади, — философски заметил Вор из Брезе. — Мы не знаем волшебную формулу Ключа, которой, несомненно, вооружены граждане Питера, и потому не можем попасть к знахарю. Сдается мне, чужестранец может и околеть под окнами приюта, дом Саади…

Рахмани уже хотел выступить в защиту великой старшей сестры, как вдруг двери распахнулись. В столбе божественного света стояли две белые ангельские фигуры.

— Кто тут искал Толика? — спросила звонким голоском хрупкая фигурка слева.

— Только человек поспать улегся, сутки почти отпахал, так нет же, неймется вам, — укоризненно пробасил бородатый ангел справа. Этот ангел был раза в два шире Рахмани, его волосатые руки до локтей торчали из рукавов халата. — Ну, чего встали? Кто Ромашку искал?

Пока что они не видели укрывшегося в тени центавра с его ношей.

— Мы прибыли издалека. В моем друге поселился уршад, — заученно произнес Саади, уже не надеясь на адекватную реакцию.

— А чужой в нем не поселился? — язвительно спросила тоненькая девушка с челкой. — У вас руки и грудь в крови. Чья кровь?!

Дежурный хирург Анатолий Ромашка чем-то походил на ваганта. Рахмани встречал таких задумчивых людей на Зеленой улыбке. Особенно много их бродило по Южной Галлии, Провансу и латинским селениям. С подобной братией Ловец всегда легко находил общий язык. Они не поддавались на подлости, недолюбливали папских ищеек, а при случае легко выбалтывали тайны. Жандармов и стражников они также недолюбливали.