Пока они торопились следом, переругиваясь и вздыхая по поводу светлых времен, когда в мире не обижали замечательных водомеров с Суматры и мудрейших художников-перевертышей, умевших заманивать путников в переплетения плоских линий, Рахмани следил за янтарными блестками, всплывающими из глубины пруда.

По ту сторону билась о пороги Леопардовая река. И где-то на камнях Леопардовой реки купалась в ледяной радуге Женщина-гроза. Ее кожа отливала расплавленной медью, а в волосах могла заблудиться даже ночь. У нее за пазухой грелся Камень пути, но ловец шел не за Камнем…

— Дом Саади, а ты так и не снимешь платок со рта?

— Позже, — прошептал Рахмани, и шагнул в темноту. — Позже…

И прохладные воды сомкнулись над его седеющими кудрями. Янтарный канал встретил ловца неласково, но Рахмани был к этому готов. Он почувствовал, как в воду плюхнулся Снорри со своим приятелем на руках; Кой-Кой старательно зажимал нос и уши. Затем звуки пропали, как они всегда пропадают в глубине; наступила полная дезориентация, исчезли верх и низ, тело стало весить не больше волоска, и волосок этот, мотаясь из стороны в сторону, кружил посредине сужающейся янтарной воронки…

Рахмани заранее набрал в грудь воздуха, поскольку никогда не известно точно, как долго продлится переход. Одно дело — старинные Янтарные каналы, скрытые в мелких озерах, вдали от морей, от вулканов, смерчей и прочих природных неурядиц. Вокруг таких каналов возведены дворцы, их ложи убраны в мрамор, построены ступени и навесы, вымощены подъездные дороги и покрыты изразцами башни сборщиков податей. В таких местах возникают постоялые дворы, разбиваются парки и селятся торговцы всех мастей. Недаром считается, что столица Горного Хибра, город с миллионом жителей, город ста мечетей, Джелильбад, вырос вокруг Янтарного канала, по которому еще в годы правления Кира дети Авесты водили свои караваны на Великую степь. Джелильбаду в этом смысле повезло: там целых три больших канала.

Только на месте Джелильбада на Зеленой улыбке течет полноводная, илистая река, и тамошним строителям пришлось немало потрудиться, чтобы обеспечить караванам надежный спуск к воде. Зато в таких старых каналах одновременно навстречу друг другу могут продвигаться сразу четыре потока людей, вместе с животными, осадными машинами и даже небольшими судами, уложенными на катки и колеса. Для погонщиков самое сложное — заставить животных войти в воду, хотя это только кажется водой, темной, с янтарными искорками, парящими внутри. Для удобства вьючным ламам, верблюдам и буйволам натягивают мешки на голову, со слонами гораздо легче, тем более легко с единорогами, а вот хищников лучше перевозить в клетках…

Рахмани отдавал себе отчет, что если лучезарному королю Ютландии или кому-то из ярлов станет известно о его способности находить каналы, служба в качестве ловца завершится навсегда. Ему придется бежать и пребывать в бегах остаток дней. Всякий владелец земли, обремененный короной и нечесанный, малограмотный барон желал бы иметь в хозяйстве колдуна, способного вскрыть ткань сущего. Янтарный канал, даже не на другую твердь, а соединяющий два соседних графства, немедленно начинал приносить прибыль. Тому, у кого в ручье или в искусственном водоеме внезапно появлялись янтарные блестки, оставалось только замостить близлежащую грязь и поставить стражу для сбора денег.

Саади распечатал немало каналов, почти столько же пришлось обрушить за собой навсегда, и в три раза больше он почувствовал, но проехал или проскакал мимо. У него начинало колоть виски и немели ладони возле тех мест, внешне совершенно непримечательных, где имело смысл пробивать канал. Достаточно лишь точно обозначить место, затем найти где-то воду, если воды в этом месте нет, вылить ее на землю и ждать. Если спустя три-четыре восхода вода потемнеет, загустеет, как каучук, и прекратит испаряться, значит, это уже не вода, а то, во что вода превращается, перетекая между твердей. Иные называют это кровью, текущей по янтарным сосудам всех трех планет.

Звучит поэтично, но одному лишь Премудрому известно, сколько сотен тысяч, если не миллионов жизней было отдано в войнах за право обладать входом в канал. Слепые старцы замолкали в ответ на вопрос, не лучше ли открыть людям все тайны. Учитель любил повторять нетерпеливому ученику, что все в мире идет именно так, как задумано…

За песчинку до того, как ловец начал задыхаться, глубокий янтарный блеск стал темнее, края воронки плавно раздвинулись, и его, точно камень из баллисты, швырнуло в яростную пену Леопардовой реки. Рахмани немного волновался, что выкинет в заброшенный город, на тысячу гязов южнее поселений раджпура, поскольку неустойчивый канал, пробитый в самом центре огромной водной страны, не всегда можно было точно сбалансировать.

Но вместо мрачных обветренных сфинксов и следов скорпионов, он с радостью увидел над собой изумрудный шатер джунглей, скачущих по лианам макак и следы костров на дальних острых скалах. Там когда-то обороняли свои деревни воины раджпура, но времена междоусобных стычек давно прошли. Их бывшие противники, бадайя, вели оживленную торговлю мелочами вдоль Шелкового пути, отправляли детей учиться на Зеленую улыбку, а работать — на Хибр, мир изменился…

Ловец не без труда вытащил в прибрежную осоку Олафа, пока Снорри пытался пробежать на своих ходулях по горной реке. Два Мизинца едва не сломал себе шею и пару конечностей, после чего пыла у него заметно поубавилось.

— Как же мы найдем вашу женщину, дом Саади? — Вор из Брезе жадно втягивал ноздрями терпкий насыщенный цветочными испарениями воздух родной тверди. — Нам придется нанимать нюхача, чтобы выудить ее след.

— Она сама придет сюда. Смотри, видишь? — Рахмани показал промокшим нелюдям на тонкую, полузаросшую тропу, ведущую к навесному мостику через реку. За навесным мостом, после очередного бурлящего порога, укрепленного плотиной, просматривались домики на сваях, перевернутые лодки и несколько пасущихся свиней, поджарых, как ездовые собаки. Здесь пахло совсем не так, как в нагретом влажном вулкане, затерявшемся в Кипящем озере. На Великой степи хотелось вдохнуть и задержать дыхание, чтобы прелестные ароматы впитались в легкие…

— Марта совсем недавно распечатала канал, который я ей подарил. Он гораздо выше по течению… — Рахмани вздохнул, освобождаясь от мокрой одежды. — Но про это место я ей не рассказывал. Олаф, я хотел бы попросить тебя об услуге. Ты не мог бы залезть на дерево повыше и взглянуть? Только сделай так, чтобы тебя не узнали…

— Это можно и не говорить, — обиженно отозвался перевертыш и скользнул вверх по ближайшему стволу. — Я не знаю, та ли это женщина, которую ты ищешь, дом Саади, но вдоль берега сюда скачет центавр… ого… гм…

— Центавр?! Что там еще?

— Истинный фессалиец и очень высокого ранга. У него плюмаж на шлеме и всюду серебро. На спине у него парень, вроде пьян или раненый, качается во все стороны, и женщина. Очень далеко, дом Саади. Я вижу только, что брюнетка, и что держит на шее… ох ты!

— Что она держит?! Говори же!

— Погоди, дом Саади. Центавр остановился у ручья, переходит вброд… Ага! У нее на шее нюхач, живой нюхач! Она держит его, как ребенка!

— Это она! — Рахмани повеселел, хлопнул в ладоши, напугав подобравшихся слишком близко птиц. — Я верю, что это она. Мы успели, мы выиграли у нее восход!

— Нюхач нас учует, дом Саади.

— Не учует. У меня есть такие снадобья, что нюхачу будут всюду мерещиться тигры. Правда, недолго действует…

— Дом Саади, а что ты будешь делать, когда отнимешь у нее Камень? — задал самый главный вопрос Снорри.

— Я оживлю его. Прямо здесь.

— Но как мы попадем на четвертую твердь?

— Мы?! Очнись, Снорри. Тебе-то зачем рисковать?

— Я потерял работу, потерял уважение и состояние, дом Саади. Извини, но это ты… это вы виноваты. Раз так, возьмите меня с собой. Больше мне нечего тут делать. А там… Я буду вашими ногами, вашим советчиком…

— И меня, дом Саади, — пискнул с ветки Кой-Кой. — Я увидел эту реку… Сомневаюсь, что мои братья выплыли…