Похоже, мои сбивчивые объяснения о дружбе Маркуса с Небесным огнем, то есть Странником, и его даре нам после освобождения от многотысячелетнего плена еще больше озадачили Халая. Но мне показалось, что он стал относиться ко мне с каким-то странным благоговением, что ли. Как к человеку, коснувшемуся сокровенных тайн богов. Впрочем, Странник ведь и был для агррами богом. А Маркус у них нечто вроде духа-хранителя племени. Только такое отношение мне почему-то не понравилось. Зря я, наверное, разоткровенничалась.

– Не говори никому, пожалуйста, – попросила я Халая.

– Почему?

– Ну… просто не говори, ладно? Хотя бы пока все это не кончится.

– Хорошо, – после недолгих раздумий согласился горец. И я, сама не знаю почему, вдруг ощутила большое облегчение. За что мне нравится этот человек, так это за свою невозмутимость и способность говорить кратко и по делу.

Близился рассвет, и пора было возвращаться в лагерь, пока нашего отсутствия не заметили. А в том, что этого еще не случилось, я была уверена, иначе поднялся бы такой переполох, и по округе шарило бы множество людей в поисках пропажи.

Халай сказал, что останется с Ото’о Ша на весь день. Борн, критически осмотрев нашу ненормальную компанию, наконец пообещал, что придет на ночь сменить горца. И мы вдвоем вернулись в лагерь. Мне предстояло теперь убедить отца остаться здесь еще ненадолго. Впрочем, после всех тревог и бессонной ночи я, наверное, и впрямь выглядела немного нездоровой. Ох, хоть бы все получилось!..

Графство Шевроз.

В нескольких днях пути до Нашона

«Все очень странно, – решил Борн. – Все слишком странно». Это единственное, что на данный момент мог сказать телохранитель о сложившейся ситуации. Впрочем, теперь было достаточно времени, чтоб все обдумать. Юной графине легко удалось убедить отца в том, что ей нездоровится. Куда сложней было заставить его остаться на месте. Де Энакер скорее рвался в дорогу, считая, что дочери необходим хороший лекарь, и справедливо полагая, что в этой глуши его не найти. Девушка действительно выглядела нездоровой, это Борн заметил еще ночью. Но он также подметил причину этого недомогания. И вот это как раз выглядело странным. Несмотря на сбивчивые объяснения графини, Борн не совсем понимал, каким образом она чувствует боль раненого зверя? Признавал, что это вполне вероятно, но саму природу этого явления понять не мог. Маги, например, нередко пользуются телепатией, но если бы они при этом чувствовали недомогания друг друга… глупость, в общем.

А вот Халай, похоже, понял все. Или же принял как данность, чудо, совершенное божеством, в которое он верил. Борн пока не мог похвастаться такой же безоговорочной верой. Но Халай поверил ей. «Ото’о Ша», – сказала она, и этого было вполне достаточно, чтоб на лице обычно сдержанного горца отразилась неподдельная тревога. А стоило ему увидеть израненного зверя, тревога стала еще сильней.

Борн не сразу понял, но была у него уже одна догадка. Ото’о Ша, сказала юная графиня, Снежный Барс на языке агррами. Совпадение? Едва ли. Как-то к месту вспомнилось начало путешествия, первое нападение посланцев. Тогда тоже была ночная поляна, и де Энхард, склонившийся над тремя телами. На них тоже были следы когтей и клыков крупного хищника, такие же, как нынешней ночью. А еще неожиданное нападение в поместье Фан-Хорда. Точно такая же картина – смертельные отметины хищника. Борн мысленно велел себе тщательно проверить собственные предположения, а до тех пор не строить беспочвенных догадок.

Он искоса посмотрел на палатку графа, затем на другую, принадлежащую Астор. Вечером. Что-либо прояснить удастся лишь вечером. А пока… Борн коротко усмехнулся и вынул меч из ножен. В заплечном мешке, аккуратно завернутый в тряпицу, лежал точильный камень, там же нашлись и другие необходимые для поддержания оружия в идеальной форме, вещи. Что-то подсказывало, что острый меч ему очень скоро понадобится. Точильный камень заскользил по кромке клинка.

Вечером Борн собрал кое-какие вещи и уже намеревался потихоньку ускользнуть из лагеря, чтобы, как обещал, сменить на посту Халая. Но тут впервые за весь день из своей палатки появилась юная графиня (отсыпалась, наверное). Быстро оглядевшись, она нашла взглядом Борна и стремительно подошла к нему. В руках девушка держала какой-то сверток.

– Я пойду с тобой! – выпалила Астор и, не давая собеседнику времени на возражения, быстро добавила: – Потом я вернусь с Халаем обратно.

Борну эта идея крайне не понравилась, однако от неуместного спора он воздержался. Хотя желание запретить этой настырной девчонке покидать лагерь было велико. Ну как, скажите на милость, можно охранять человека, который наперекор всякому здравому смыслу сам лезет туда, где опасней? И все же, чтоб избежать нежелательного внимания, возражать он не стал. Тогда, уж точно, не удастся выбраться незаметно. Таким образом, он подведет Халая, который, если считать со вчерашнего вечера, уже сутки сидит возле зверя. Да и собственное любопытство вряд ли удастся удовлетворить. А главное – кто потом удержит эту неугомонную девчонку от сумасбродного поступка, если ей вдруг вздумается самой, без охраны, проведать раненого барса? Ничего не оставалось, как взять ее с собой.

– Хорошо, госпожа, идемте. Только тихо.

Некоторое время они молча пробирались в темноте. Борн на всякий случай придерживал графиню за руку. Не приведи боги, затеряется где-нибудь в этой тьме, среди колючих кустов и мелких овражков, в которых легко можно сломать ногу. Ищи ее потом, спасай. Если успеешь. Враги повсюду, стоит только отвернуться, и все. Посланцы появляются, словно бесы из-под земли, в самых неожиданных местах…

Борн удрученно вздохнул и прибавил шагу, таща за собой девушку.

– Поторопитесь, госпожа.

– Борн, если можно, называй меня по имени, – попросила девушка. И, заметив недоумение телохранителя, поспешно пояснила: – Мне неловко, когда ты зовешь меня госпожой. Ты гораздо старше, и мы уже давно путешествуем вместе.

Борн недоуменно поднял бровь, чего она, впрочем, не могла видеть в темноте. Конечно же он был примерно того же возраста, что и граф, и вполне мог бы называть девушку по имени… если бы тоже был дворянином. Вообще-то он был просто обязан называть графиню госпожой, но раз уж она сама попросила…

– Будь по-вашему, Астор. А теперь давайте поторопимся. Нас все-таки ждут.

Почувствовав их приближение, Барс тихо рыкнул. Халай, не убирая рук от оружия, всмотрелся в темноту. Но уже спустя мгновение Барс расслабился, и горец понял, что это идут свои. Борн и Астор вышли к маленькому, тщательно укрытому и бездымному костерку.

– Ну как? – первым делом спросила Астор.

– Так же, как вчера, – отозвался Халай.

Девушка села поближе, провела ладонью по шерсти зверя.

– Тебе очень больно?

– Нет, – ответил он бодро.

– Не лги мне!

– А ты не задавай глупых вопросов! – огрызнулся Маркус, понимая, что обман не удался.

– Но я беспокоюсь о тебе!

– Глупости. От твоего беспокойства раны на мне не заживут быстрее. И от того, что я начну плакаться, как мне больно и плохо, – тоже.

– Дурак! – рассердилась девушка и демонстративно стала к Барсу спиной. Он изобразил рассерженный рык, но девушка лишь презрительно фыркнула в ответ. – Этим можешь кроликов пугать, – сказала она резко.

Но чуть позже, немного остыв, произнесла:

– Я приду утром.

Халай и юная графиня скрылись в темноте.

Борн, крайне внимательно следивший за этой односторонней беседой, невольно подобрался, услышав раздраженный рык, однако потом он заметил то, чего не могла увидеть, но все же почувствовала Астор, – насмешливые искорки в зеленых кошачьих глазах. Никакой угрозы не было, лишь лукавство. Определенно подобные повадки несвойственны обычному хищнику. Слишком человеческие у этого зверя были глаза.

Борн не сразу заметил, что барс за ним пристально наблюдает. На поляне повисла почти ощутимая тишина. Борн, убеждая себя, что барс все-таки не оборотень и в зверином обличье должен сохранить ясность ума, но тем не менее чувствуя себя крайне нелепо, все же спросил: