Прервем на минуту цитирование записок Анненкова и поставим под сомнение правдивость описания автором самарского эпизода. Представляется, что дело обстояло не так, и Анненков исказил правду, чтобы скрыть факт участия его отряда в одной из советских демонстраций, которые в ту пору проводились и по поводу, и без повода.

Здесь следует прежде всего уточнить, почему из Самары в Сибирь был свободно пропущен явно враждебный советской власти вооруженный отряд Анненкова. Во время прибытия отряда Анненкова в Самару председателем местного Ревкома был большевик и подпольщик Валериан Владимирович Куйбышев, который, по воспоминаниям старейшего русского революционера, члена РСДРП с 1898 года, Петра Кобозева, очень умело проводил разоружение казацко-солдатских эшелонов демобилизованных фронтовиков, изымая у них винтовки, пулеметы и даже орудия. Так почему же Куйбышев сделал исключение для отряда Анненкова? Ведь СНК (Совет Народных Комиссаров, Советское правительство) строго предписывал разоружать все отряды, каждого солдата и казака, каждого офицера!

Когда вопрос о разоружении отряда достиг критической точки, Анненков пошел в Реввоенсовет, который размещался на углу улиц Льва Толстого и Саратовской в белокаменном особняке последнего самарского губернатора. Три ступеньки между белыми колоннами привели Анненкова в приемную. Направо дверь с надписью золотом на стекле: «Председатель Самарской управы». За ней – кабинет Куйбышева, Политического комиссара 4‑й армии, Председателя Самарского ревкома, руководителя губернского комитета большевиков.

Анненков называет себя, и Куйбышев, в семье которого чтили декабристов, интересуется, не имеет ли тот отношения к декабристу. Анненков подтверждает. В разговоре выясняется, что они годки, оба – бывшие кадеты, выпускники-одногодки, собеседники проникаются взаимной симпатией и договариваются, что отряд примет участие в демонстрации, чем окажет местному Совету моральную помощь и поддержку, после чего ему будет позволено, не разоружаясь, проследовать дальше. Оба они еще не знают, что их жизненные пути пересекутся в наступающем лихолетье Гражданской войны, где атаман Анненков будет драться с красногвардейским отрядами, которые посылал против него из Туркестана член Военного Совета Туркестанского фронта Куйбышев, несомненно, вспоминая при этом о своем самарском знакомце.

И уж совсем в финале, на утреннем заседании суда 27 июля 1927 года защита по просьбе Анненкова заявила ходатайство о вызове на процесс в качестве свидетеля В.В. Куйбышева, чтобы тот подтвердил участие Анненкова в советской демонстрации в Самаре. Однако суд не посмел побеспокоить Председателя Всесоюзного Совета Народного Хозяйства и в удовлетворении ходатайства отказал, мотивируя отказ мелким значением этой демонстрации в деятельности Анненкова.

Но вернемся к запискам Анненкова.

«Слава Богу! – пишет он. – Уральские горы остались позади и теперь, в случае чего, можно уйти походным порядком. Казалось бы, теперь нет опасности, но – увы! Едва успели пройти Челябинск, как начальник станции сообщил, что в Екатеринбург через несколько минут приходит карательный эшелон матросов, до его прихода не велено отпускать партизан. Действительно, через полчаса на станцию на всех парах подошел пассажирский поезд, весь украшенный красными флагами. Поезд остановился, и из вагонов повыскакивали матросы, вооруженные с ног до головы. Их оказалось до 200 человек. Начальник отряда, перевязанный крестообразно пулеметной лентой, подошел к атаману и протянул руку.

– Не имею чести вас знать! – сказал атаман, не подавая руки. Матрос несколько смутился.

– Нам приказали взять у вас оружие!

– Хорошо, сейчас сдам! – сказал атаман и приказал отряду строиться. Вмиг на платформе выстроились около 300 партизан с пулеметами.

– Берите! – предложил атаман. Матрос понял наше предложение:

– Мы не хотим с вами драться. Не хотите сдавать – не надо, уходите!

– Вы только каратели для безоружных, а где сила, там вы – трусы! – сказал атаман.

Партизаны сели в вагоны, и поезд стал медленно отходить от перрона. Вдруг сзади послышалась стрельба, и пули со свистом стали пролетать мимо вагонов. Это было неожиданностью. Поезд остановился, и партизаны, выскакивая из вагонов, рассыпались в цепь. Наступление на Челябинск было непродолжительным, ибо матросы, видя, что дело принимает другой оборот, быстро сели в вагоны и отошли под сильным обстрелом на запад.

Это был последний дорожный аккорд. До Омска отряд дошел уже спокойно».

Ко времени прибытия отряда Анненкова в Омск здесь уже была установлена советская власть. Однако, наряду с Советами рабочих и солдатских депутатов, в городе действовало Войсковое Сибирское правительство, возглавляемое атаманом Копейкиным, которое ведало делами казачества, а также так называемый Совет казачьих депутатов (Казсовдеп), который целиком и полностью стоял на позициях советской власти и вскоре вошел в состав Совета.

Город был переполнен военными. Только казачьих полков, прибывших с фронта и в большинстве своем не разоружившихся, скопилось здесь восемь.

Рядовые казаки при полном вооружении слонялись по городу, пьянствовали, устраивали дебоши и творили насилия. Не отличалось примерностью и поведение офицеров.

Все усилия Совета разоружить и расформировать казачьи части, а казаков отправить по домам наталкивались на упорное противодействие Войскового правительства. Однако вскоре среди казаков произошел раскол: часть из них подчинилась приказу Совета о разоружении и разбрелась по станицам, другая – встала на сторону Войскового правительства.

Воспользовавшись отсутствием единства среди казаков, Совет в ультимативной форме потребовал от них в течение трех суток сдать оружие и предупредил, что в противном случае они будут объявлены вне закона. Таким образом, с двоевластием в городе было покончено, и власть полностью перешла в руки Совета. В Омске остались лишь гвардейский казачий дивизион и партизанский отряд Анненкова.

«Войсковому атаману нужно было, опираясь на эти две части, арестовать самочинно введенный Совказдеп, но, к сожалению, слабохарактерный и нерешительный войсковой атаман, несмотря на убедительные просьбы атамана Анненкова и других командиров, не сделал этого, и кончилось тем, что Совказдеп предупредил войскового атамана и в одну ночь арестовал его помощников и экстренно отправил в Томск», – пишет Анненков в своих записках.

Началась борьба Анненкова с Совказдепом. По инициативе атамана все станицы послали протест и приговор о непризнании Совказдепа, но тот действовал энергично и не обращал на протесты станиц и Анненкова никакого внимания. Первым же приказом он расформировал гвардейцев и партизан. Гвардейцы сдали оружие и разошлись, но партизаны не подчинились. Анненков собрал тайный съезд делегатов от ближайших к Омску станиц. На съезд прибыли представители более чем от ²/₃ станиц всего войска. Съезд вынес приговор:

1) Совказдеп не признавать.

2) Отряд не расформировывать.

3) Ввиду ареста наказного атамана и его помощника, выполнять все приказы атамана Анненкова.

4) За неисполнение этого приказа лишать звания казачества и выселять из станицы.

Приговор был послан во все станицы с приказом Анненкова, в котором говорилось, что отряд не расформировывается и, если большевики пошлют в станицы войска, он будет вести активную борьбу с ними. В нем также предписывалось вести тайные списки тех, кто стоит на сторона Совказдепа, дабы после переворота истребить их с корнем.

Совказдеп, чувствуя свое неуверенное положение, издал другой приказ, в котором объявил себя составной частью Омского Совдепа, отказавшись, таким образом, от самостоятельности. Здесь же он выступил инициатором призыва казаков в ряды красного казачества. Со слов Анненкова, на этот призыв откликнулось лишь 17 казаков. «Даже большевистские газеты подтрунивали на этой цифрой», – иронизирует атаман.