Рыбий Пуп был в состоянии судить о Глории лишь по меркам Черного пояса, а в эти мерки она не укладывалась. Волей-неволей приходилось подбирать ей сравнения, основываясь на том, что ему удавалось украдкой подглядеть в мире белых. Рядом с этой Глорией, у которой лицо просится на рекламную картинку, Вера выглядела бы дешевой девкой. Опять он увидел полицейскую машину, белую официантку, подающую прохладительный напиток полицейским, которые угрожали его кастрировать, вспомнил, как давился непрожеванным клочком бумаги с фотографией улыбающейся белой красотки, и совсем запутался.

— Приехали, Пуп, — сказал Тайри. — Вылезай.

Рыбий Пуп вышел из машины и захлопнул дверцу.

— Пока, пап. — Он посмотрел на Глорию. — Счастливо.

— До свидания, Пуп, — с улыбкой сказала Глория.

— Слышь-ка, Пуп. — У Тайри лукаво заискрились глаза.

— Чего?

— Как тебе Глория?

Рыбий Пуп даже вздрогнул. Тайри словно читал у него в мыслях. На него накатила отчаянная бесшабашность.

— Обалдеть можно. — Он двинулся к школе, слыша, как вслед ему несется смех. Рыбий Пуп обернулся и завистливо посмотрел, как машина скрывается за углом. Да, вот это женщина!

— Эй, Пуп!

Он повернул голову. К нему со стопкой учебников в руках, скаля зубы, шел Зик.

— А, привет, — сказал Рыбий Пуп.

— Это кто сидел с твоим папой? — спросил Зик, глядя на него во все глаза. — Объедение!

— Будь здоров девочка, да? — восхищенно сказал Рыбий Пуп.

— И где только он откопал такую.

— Интересно, сестренки нет у нее? — Рыбий Пуп завел вверх глаза.

— Ох, я бы такой не дал скучать.

Зазвенел звонок на уроки.

— Айда, опоздаем, — смеясь, позвал приятеля Рыбий Пуп.

— Ну его на фиг, давай смоемся, — неожиданно предложил Зик.

Это звучало заманчиво. Рыбий Пуп встрепенулся.

— И чего будем делать?

— Я знаю, куда сходить, шикарно проведем время. — Зик подхватил приятеля под руку и потянул за собой. — У знакомой твоего папаши такая упаковочка, что ни один предмет не полезет в голову.

Они шли в тени раскидистых, отягощенных густою листвой персидских мелий. Рыбий Пуп не первый раз прогуливал школу, но никогда еще ради того, что имел в виду Зик.

— Куда мы идем? — спросил он.

— В «Пущу», куда ж еще.

— Да там закрыто, голова!

— А вот и нет, — с уверенностью сказал Зик. — Там круглые сутки открыто. Надо только постучаться с черного хода.

— Ну посмотрим.

Хорошо, стряхнув с себя тягостную повинность отбывать часы на скучных уроках, шагать утром по солнечным улицам, видеть, как торопятся к рабочему месту у плиты в белых домах черные девушки, как тащат туго набитые сумки черные почтальоны и черные дворники длинной метлой сметают в кучу палые листья. Тонкая пыль, рассеянная в воздухе, несла с собою аромат земли.

— А кто хозяин этой самой «Пущи»? — спросил Рыбий Пуп.

— Доктор Брус, — сказал Зик. — Только про это мало кто знает. О докторе пошла бы дурная слава, если б узнали, что он промышляет живым товаром. Девочек в «Пуще» — навалом… Заправляет там негр, по кличке Брюхан, мужчина крутой, но для тебя он всегда расстарается.

Слова Зика воскресили знакомое видение: безжизненное тело Криса под незащищенной электрической лампочкой, и доктор Брус объясняет, как Крис встретил смерть. Значит, доктор втихую зарабатывает на «Пуще» тем же манером, как Тайри — на «Номерах» Мод Уильямс!

— Часто ты там бывал? — спросил Рыбий Пуп.

— Всего раз. Хватит, чтоб захотелось еще.

Дойдя до городской окраины, они свернули на мощеную дорогу, проложенную в густом лесу, прошли милю и за крутым поворотом увидели громоздкое, похожее на большой сарай строение, к которому вела уже грунтовая дорога. Со всех сторон, растопырив увешанные космами серого мха ветви, его обступили дубы и вязы, рядом с которыми дом выглядел игрушечным. Вокруг щетинились заросли бурьяна. Там и сям, отливая мрачной зеленью вощеных листьев, насыщая воздух приторным запахом мертвенно-белых призрачных цветов, стояли магнолии. Дверь спереди, дверь сзади, высоко над ней — крошечное слуховое окно, и больше ни окон, ни дверей; бревна и доски, образующие остов здания, отстояли друг от друга дюймов на пять, обшивка же была выполнена из материала, необычного как по фактуре, так и по замыслу. «Пуща» работала только в летнее время, и с крутизны ее сверкающей железной кровли густо перевитыми плетями свисал серый мох, окаймляя по карнизу всю крышу и сплошь покрывая с четырех сторон стены здания — праздничное убранство, придающее этому полуамбару-полудансингу живописное и дикарское своеобразие.

— И много денег приносит доку эта «Пуща»? — спросил Рыбий Пуп.

— Это, парень, золотое дно. — Зик покрутил головой.

— Что ж, док торгует живым товаром, твой отец — бакалейным, мой — гробами… Вещи нужные. Можно не бояться, что прогорим, — рассуждал вслух Рыбий Пуп.

— Вот именно. Кто без этого обойдется.

Зик вошел на ступеньки заднего крыльца, и Рыбий Пуп уловил приглушенные звуки рояля — кто-то наяривал буги-вуги.

— Ловко шпарит, — невольно поддаваясь музыке, уронил он.

— Ух и повеселимся, чертям станет тошно, — промурлыкал Зик, раскачиваясь в такт музыке, и три раза постучал в дверь.

— Девочки-то здесь чистые? Или какие на каждом углу?..

— Что ты, здесь девочки с гарантией.

— Это в каком смысле?

— Подцепишь сифилис или еще что, док тебя вылечит за так.

— Ей-богу?

— Серьезно. И потом, учащихся здесь обслуживают со скидкой.

— Мамочки мои родные! — прыснул Рыбий Пуп. — Не отстает док от жизни!

Дверь открыл грузный черный мужчина высокого роста, с красными воспаленными глазами, в грязном белом фартуке.

— Зик, привет.

— Здоров, Брюхан.

— Это кто же, дружок твой? — спросил Брюхан, подозрительно покосившись в сторону Пупа.

— Рыбий Пуп, сын Тайри, — представил приятеля Зик.

Брюхан округлил глаза, его лицо просветлело.

— Скажи на милость! Дождались! Ну заходи, кавалер. Давным-давно пора.

Они вошли в тесный коридорчик, откуда вела наверх крутая лестница. Под лестницей были как попало навалены бочонки, ящики из-под пива.

— Про тебя уже тут спрашивали, Пуп, — сказал Брюхан.

— С чего бы это?

— Ну как же, сынок Тайри. Сколько девочек только того и ждут, чтобы с тобой познакомиться.

— Тогда скажите, пускай приготовятся, я — вот он, — пропел Рыбий Пуп.

Все рассмеялись. Брюхан повел их наверх, в главное помещение — огромный зал с высоким потолком, пропахший пивом и затянутый сизым табачным дымом. Железное перекрытие крест-накрест оплетали изнутри связки мха. Посреди зала лениво топтались три пары танцующих; костлявый черный музыкант в рубахе и без пиджака, поставив рядом с собою стакан виски и не выпуская изо рта сигарету, барабанил по клавишам. За столиками сидело десятка два девушек.

— Видал? — Зик повел головой в их сторону.

— Да, брат ты мой. — Рыбий Пуп протянул Зику сигареты. — Закуривай.

— Что будем пить? — спросил Брюхан.

— Тащи пару пива, — распорядился Зик. Он чиркнул спичкой, поднес ее Пупу, закурил сам и, не погасив, кинул через плечо на пол.

— Эй ты, соображаешь? — крикнул Брюхан, затаптывая тлеющую спичку. — Мох-то сухой, как черт-те что. Нам только пожара не хватало.

Он отошел, переваливаясь, и приятели, сев за столик, стали оглядывать девиц. Скрипнули стулья по дощатому полу, три девушки в тесных, обтягивающих грудь тонких свитерочках встали и, не торопясь, направились к ним. По клавишам рояля плясали звуки буги-вуги.

— Потанцуем? — слабо улыбнувшись, спросила одна, высокая, с очень светлой кожей.

— Надо бы сперва промочить горло, — сказал Рыбий Пуп. — Выпьете с нами пивка?

— Спасибо, — хором ответили все три.

— Присаживайтесь, — пригласил Зик, с усмешкой рассматривая девушек.

Они сели. Одна — низенькая, черная как смоль толстуха. Другая — пухлая, с желтой кожей. Третья — та, что заговорила первой, была стройна, как тростинка, и почти белокожа.