Сейчас в Гайд-парке собралось несколько сот людей, которые с энтузиазмом поддерживали очередного оратора, яростно выкрикивавшего список народных обид.

Обычно эти импровизированные митинги быстро и без особых конфликтов прекращались действиями конной гвардии, чьи казармы располагались в южном конце Гайд-парка. Однако пока драгуны еще не прибыли, и кучер Джек осторожно направлял лошадей сквозь толпу.

— Да что он о себе воображает, наш добрый лорд Ливерпул? Хочет отнять наши права? Людям нужен хлеб, а что нам дают? Новые налоги!

Оратор обрушивал гневные филиппики на головы премьер-министра, всего парламента, казначейства, адмиралтейства и «этого зверя» лорда Сидмута из министерства внутренних дел, но наибольшую ярость толпы вызвало имя принца-регента.

Мара напряженно сглотнула.

— Его королевское высочество все толстеет, а дети бедняков подыхают от голода!

Мара нахмурилась — гипербола поразила ее. Конечно, эти люди имеют право жаловаться, но неужели они не понимают, что в наши дни у регента совсем мало реальной власти?

Георг, правивший Англией вместо своего отца Георга III, был окружен толпой советников, каждый из которых имел собственные интересы. Если регент пытался что-то сделать самостоятельно, а не просто молча подписываться под новыми биллями и политическими документами, ему приходилось выслушивать длинные нотации своих министров о том, что он слишком неопытен в тонкостях государственного управления, чтобы принимать собственные решения. Во власти регент был похож на гигантского беспомощного ребенка. И разумеется, ему без конца напоминали, что, пока жив его безумный отец, он не настоящий король. Этот аргумент всегда побеждал в спорах регента со своими советниками.

Борьба была не в характере принца, а его неуверенность в себе играла на руку окружающим. В результате артистичная натура художника-дилетанта отступала перед доводами политиков, но винили в неудачах всегда именно регента.

К несчастью, королевская кровь в его жилах не позволяла принцу публично выступить в свою защиту или же обвинить кого-нибудь другого. Для этого он был слишком горд. Принц стоически терпел такое положение, но все больше отдалялся от собственного народа. Люди считали его равнодушным, а он страдал от непонимания и всеми силами пытался понравиться своему народу. Вечные скандалы с женой, с которой он давно расстался, лишь ухудшали положение. Каролина Брауншвейгская умела выставить своего мужа в самом невыгодном свете.

«Король-рогоносец» — так называли его оппозиционные острословы. «Как может он управлять королевством, если не в состоянии управиться с собственной женой?» — вопрошали они.

Мара сочувствовала принцу. С детства его окружали лукавые друзья-прилипалы и люди, которым нельзя было доверять. А сейчас высунулись из нор подстрекатели вроде этого оратора и своими опасными речами практически призывают к бунту.

Мара приходила в ужас при мысли, что однажды все эти бунтарские разговоры приведут ее царственного друга к окровавленным ступеням гильотины, как это случилось с таким же королем за Ла-Маншем двадцать лет назад.

— Собаки, — пробормотала миссис Басби. — Где же солдаты? Сколько это будет еще продолжаться?

Мара ответила ей мрачным взглядом. Тем временем кучер кричал на толпу, чтобы люди расступились и пропустили карету. К несчастью, настроение в толпе уже стало воинственным. Возбужденные граждане отказывались действовать по указке ливрейного кучера на облучке элегантной кареты с аристократическим гербом.

Слушатели неистовствующего оратора толклись на месте, угрюмо поглядывали на кучера и закрывали путь. Наконец пара самых отчаянных решилась на вызов:

— Почему это мы должны уступать тебе дорогу? Езжай другим путем.

— Разойдись! — кричал Джек.

— Не тревожьтесь, — успокаивающим тоном обратилась Мара к миссис Басби. — Мы почти у ворот.

Томас тоже выглядел испуганным. Мара прижала его головку к груди и стала что-то нашептывать на ушко. На самом деле она тоже боялась. Хорошо, что она рядом с сыном и сможет его защитить.

Вдруг кто-то в толпе узнал герб Пирсона.

— Ага! Да это же подружка нашего регента!

Мара побелела.

Десятки людей тут же уставились на карету. Оратор услышал этот выкрик и сделал в ее сторону неприличный жест. Мара не расслышала его слов, но толпа ответила ему грубым смехом. Теперь женщину окружали две-три сотни враждебно настроенных лондонцев.

— Прошу прощения, ваша милость, — издевательским тоном обратился к ней оратор. — Не будете ли вы столь любезны, чтобы доставить нашу петицию своему царственному любовнику?

Дальнейших требований Мара не расслышала, но все было ясно и так. Вокруг экипажа бушевала возбужденная толпа. Люди выкрикивали оскорбления, клеймили ее за связь с регентом. Джек щелкал хлыстом, расчищая дорогу. Сама Мара слишком испугалась, чтобы почувствовать себя оскорбленной. Она понимала, что за их насмешками кроется реальная угроза. И оказалась права. Несколько негодяев, выкрикивая мерзости, прыгнули на подножки кареты и стали яростно ее раскачивать. Мара изо всех сил старалась не закричать. В окна заглядывали грязные ухмыляющиеся морды.

Томас тоненько расплакался.

— Это регентский выродок, миледи?

— Оставьте мою карету! Как вы смеете?! — крикнула Мара.

— Палата лордов — это паразиты! — вопили в толпе. Томас заплакал громче. Карета совсем остановилась и лишь раскачивалась из стороны в сторону на рессорах. Мара прижимала к себе сына. Из толпы в Джека бросили камень и сбили с него шляпу. Кучер ответил ударом хлыста. Бледная как мел, миссис Басби опустила шторки на окнах и с ужасом смотрела на хозяйку. Мара не знала, что делать.

«И что теперь?» — раздраженно спрашивал себя Джордан, когда его внимание привлек шум в дальнем конце парка. В его сердце еще не остыл гнев после ссоры с Марой. В душе кипели слова, которых он не мог ей высказать. Рассеянно направляя лошадь к воротам на Парк-лейн, он двигался на восток. Оттуда всего несколько кварталов до его дома на Гросвенор-сквер. Но что-то заставило его оглянуться. Должно быть, сработало шестое чувство, которое развилось у него за годы службы ордену, когда он научился мгновенно предвидеть опасность. В этот момент Джордан и разглядел бушующую в отдалении толпу. До нее было неблизко, но необычность происходящего разбудила в нем шпионские инстинкты. Любопытство заставило придержать лошадь и повернуть на север, чтобы разобраться в событиях.

Несколько сотен людей собрались вокруг оратора, который взывал к ним с высокого пня. Сквозь одобрительный шум и возмущенные крики Джордан сумел различить лишь несколько слов и имен, вызывавших особое негодование слушателей. Лорд Ливерпул и Сидмут.

— Вымазать их дегтем и вывалять в перьях! — надрывался оратор.

Джордан прищурился и стал внимательно разглядывать толпу. Пресечением беспорядков занималось министерство внутренних дел, орден же больше интересовался агентами прометеанцев, действующих среди радикально настроенных групп населения.

Прометеанцы были мастерами провокаций и умело поддерживали недовольство в обществе. Оказывали помощь бунтарям и осторожно подталкивали их к действиям. Хаос, любые проявления насилия и обострение противоречий между различными слоями населения служили их интересам.

Джордан зорко всматривался в возбужденных людей в поисках знакомых лиц из числа прометеанцев и наконец поймал несколько угрожающих взглядов. Разумеется, здешнее общество было не готово принять в свои ряды очевидно богатого и благополучного джентльмена. Даже его конь ощущал угрозу, исходящую от этого сборища простолюдинов. Жеребец фыркал и мотал головой, пользуясь рассеянностью своего седока.

— Ну, тише, тише, — пробормотал Джордан и направил гунтера к дорожке.

Едва приблизившись к толпе, он выделил взглядом шумную группу и направил коня в обход небольшой рощицы, чтобы лучше разглядеть собравшихся.