— Венустиано, — позвал я.

Вилья бросил на меня быстрый взгляд. Я помолчал, не зная, как лучше сформулировать свой вопрос.

— Как? — наконец тупо спросил я.

Кубинец улыбнулся, присаживаясь на кровать рядом со мной.

— Я уже сказал: ты родился под счастливой звездой. Мы часто собираемся здесь с ребятами. В этом доме живет одна большая семья — как и во всех остальных домах нашего района. Мы очень дружны, muchacho, и если один из нас попадает в сложное положение, нам не требуется много времени, чтобы заступиться за него. Нас не любят в этой стране. Мы платим взаимностью. Маркус сказал, ты один из нас. Сказал, тебе можно верить, и добавил, что тебе нужен присмотр, потому что ты, muchacho, ещё очень… jovencito. Молоденький.

Фрида присела с другой стороны с аптечкой в руках, и я машинально стянул испорченную куртку. Похоже, пуля прошла по касательной; всё, что осталось мне на память — глубокая, болезненная, но абсолютно безопасная царапина. Кубинка достаточно быстро и ловко принялась за её обработку, и мне стало интересно, как часто ей приходилось видеть такие ранения.

— К нам предпочитают не лезть без приглашения. Даже такие, как твой Спрут. В такое время шум и выстрелы в нашем районе редкость. Скоро утро, скоро здесь будет много людей. Пока Марка нет, я присматриваю за порядком. Нам не нужен труп на улице в такое время. А когда я увидел, что труп — это ты… — Вилья вздохнул, поднимаясь. — Во что ты ввязался, амиго?

Не дожидаясь ответа, чернокожий кубинец вышел из комнаты. Я остался, и, пока Фрида перевязывала мое плечо, попытался понять, насколько плохим было мое положение. Мое сознание, очевидно, с непривычки просто не вмещало в себя всю глубину пропасти, в которой я оказался, и я сдался. Пожалуй, в тот момент я был уверен только в одном: я всё это переживу. Если на десятерых ублюдков в мире приходится хотя бы один добрый человек, есть смысл бороться. Мне кажется, когда жизнь преподносит тебе уникальное испытание, она дает тебе и силы, чтобы его преодолеть. Сидя на кровати в бедной квартире окраинного кубинского района, я был благодарен за то, что жив, в безопасности, и нахожусь среди людей, которые рады — пусть даже по причине отсутствия трупа на улице в утренний час — тому, что я жив.

Маркус вернулся под вечер. Всё это время я провел в его квартире, не подходя к окнам, и даже почти не меняя положения в кресле перед телевизором. Перед самым его приходом я уснул, поэтому захлопнувшаяся входная дверь заставила меня подскочить, резко и неприятно пробуждая ото сна.

— Вот.

На столик передо мной упал мой пистолет — тот самый, что дал мне Сандерсон. Я показал его Маркусу как только рассказал всё, что со мной произошло, и капитан тотчас отправился с ним к своему «эксперту», не озвучивая ни причин, ни подозрений. Я не возражал и готов был выполнить всё, что скажет бородатый кубинец.

— Как я и думал. Эта пушка засвечена в коповских архивах. Сандерсон просчитал всё. Если бы тебя поймали с ней, тебе пришлось отвечать на вопросы, в которых ты ничего не смыслишь. И ты бы ответил — наши копы умеют спрашивать. Не знаю, что именно с тобой, иностранцем, сделали бы америкосы, но будь уверен, ниньо — они нашли бы способ. Я видел, и не хочу, чтобы так получилось с тобой. Я избавлюсь от пушки.

— Что мне теперь делать? — тихо поинтересовался я, по-прежнему не вставая с кресла.

Маркус помолчал несколько секунд, затем уселся на широкую кровать и посмотрел на меня очень серьезно, я бы даже сказал, холодно. Я тогда сразу понял, что другого пути, кроме как взять себя в руки и идти до конца, не будет. И если до того у меня оставались какие-то сомнения по поводу того, смогу ли, выдержу ли — они просто исчезли. Смогу и выдержу, потому что другой дороги действительно нет. Сдаваться и прекращать всякое сопротивление, поддаваясь отчаянию — это заведомое поражение.

— Я хочу убедиться, что ты понимаешь, — медленно проговорил Меркадо. — Мафия — как игра. Ты не можешь выиграть. Ты не можешь сыграть вничью. Ты не можешь даже выйти из игры. Это не я сказал, но в свое время я очень хорошо запомнил эти слова. Теперь запоминай ты.

Я слабо усмехнулся и кивнул.

— Тебе повезло, ниньо. Сандерсон — не мафия, иначе я бы с тобой даже говорить не стал. Но он тоже опасен. Для такого, как ты, можно сказать, смертельно опасен. Я обдумал всё, что ты мне рассказал, ниньо, — внезапно Маркус заговорил непривычно длинными фразами, и я непроизвольно напрягся. — Вариант, предложенный Сандерсоном — лучший. Точнее, — поправился кубинец, — единственный, оставляющий какую-то надежду на то, что ты сможешь вырваться из пекла. Ты мог бы перейти к Спруту, он примет тебя в свою команду. Несмотря на всё то, что между вами было. Или так — или готовься умереть от его рук и рук его помощников. Но служба у Спрута — это тупик, бездна. Это значит, что ты остаешься здесь, в пекле, до самой смерти. Могу обрадовать — это не продлится долго. Смерть всегда приходит неожиданно. Одиночка может выжить, только если он достаточно силен, опытен, и обладает связями. Это не ты. У тебя один вариант — Сандерсон. Твоя крыша, которая в случае успеха подарит тебе билет домой.

— А он подарит? — глухо спросил я.

Бородач медленно кивнул.

— Ты нравишься людям. Ты хороший человек, ниньо, и Сандерсон это чувствует. Кроме того, ты создаешь много проблем. Я думаю, он тебя отпустит.

— Маркус.

Кубинец молча посмотрел на меня.

— Значит, я должен сделать это?

— Убить? — очень спокойно уточнил Меркадо. — Конечно. Мне казалось, ты уже понял.

— Я не смогу.

— Скорее всего, — легко согласился кубинец. — Думаю, ты ещё жив потому, что Спруту стало интересно. Он хочет сам встретиться с тобой. Это твое единственное преимущество.

Я сдавленно хмыкнул.

— Заставь себя привыкнуть к этой мысли, — сказал Маркус. — Что ты убил его.

Я бросил на него полувопросительный взгляд.

— Именно так. Что ты уже убил его. Представь это. Привыкни к этой мысли. Тебе станет спокойнее. Ты будешь увереннее. Возможно, даже сможешь сделать это, когда придет время.

— Н-нет, — возразил я.

— Да, — ровно парировал Маркус.

А я вдруг подумал, что бородатый капитан знает, о чем говорит. Что ему, возможно, тоже приходилось убивать, и не раз, так что стоило прислушаться.

— Теперь о том, что я могу сделать. Пока ты ходишь по моему району, никто тебя не тронет. Ни Спрут, ни Сандерсон, ни кто другой. Ты свой здесь, и это знают. Ниньо, за пределами этого района я бессилен, и ты должен это помнить. Как только тебе потребуется уйти, предупреждай нас. Просто предупреждай. — Меркадо помолчал. — Ниньо, больше ничего сделать я не могу. Не сейчас.

Я выдавил из себя улыбку.

— Марк, — сказал я. — Ты уже сделал много для меня.

На следующее утро я вышел из дома вместе с капитаном. Маркус подарил мне отличный кастет, и, странное дело, я сразу почувствовал себя увереннее. Когда в кармане лежал пистолет, такого чувства у меня не возникало. Как сказал кубинец, оружие лучше не брать, могут засечь копы, а в случае чего всё равно не поможет.

Маркус ехал в больницу к жене и сыну. Консуэлле становилось лучше, и ребенок, по словам капитана, хорошел с каждым днем. Похоже, Меркадо всё-таки придется сдержать слово и вернуться на Кубу.

В центре мы распрощались. Кубинец ещё мрачно пошутил, мол, до встречи, если она произойдет. Мне требовалось продлить визу, и купить новую одежду — после того, как Салливан удержал часть моих вещей, и после драки со Спрутом на мне не осталось ничего целого и не заляпанного кровью. У меня сильно болело раненое плечо и ломило всё тело от недавних побоев, но я боялся расслабиться. Дэвид советовал мне залечь на дно на несколько дней, я так и собирался сделать — как только решу проблемы с законом. Я не знал, как долго ещё задержусь в США, но на всякий случай решил продлить визу ещё на два месяца. Так случалось — человек, поработавший здесь какое-то время, обычно хотел покататься по стране, чтобы затем с полным багажом впечатлений вернуться на родину. Мне выдали карточку I-94, в которой указали срок моего пребывания в США. Дата окончания действия визы и дата на карточке I-94 получились разными, но дата на карточке I-94 позволяла мне находиться в США, даже если срок действия визы закончится.