В конверте оказались деньги и список — адрес, человек. Внизу от руки было приписано «они знают». Я тогда подумал, что это лишнее. Если Спрут и я находимся в одном городе, мы обязательно встретимся. Без всякого списка.

Звонок домой дался тяжело. Знаете, как сложно обмануть мою мать? У неё очень развито то, что называют интуицией. Это не значит, что я её раньше не обманывал. Пытался. Но получалось не всегда. Я знал: нельзя, чтобы она догадалась, что со мной что-то не так, и приложил все усилия, чтобы этот раз стал именно таким. Мои руки дрожали, когда я опустил трубку. Я очень хотел позвонить Ладе, но понял, что просто не смогу пережить ещё один подобный разговор. Лада слишком хорошо меня знала, чтобы я смог ей правдоподобно соврать, почему задерживаюсь в проклятой Америке.

Я не обсуждал это с Маркусом, но у меня появилась гениальная в своей простоте мысль. Приехать в аэропорт, купить себе билет домой, и плюнуть на все возможные последствия. Дома я найму хорошего адвоката, и если Сандерсон всё-таки настучит… А Спрут… черт с ним. Он сейчас в Нью-Йорке.

Хорошо, что посетившую меня мысль я так и не успел озвучить в присутствии кубинца — бородач бы наверняка удивился и в очередной раз напомнил, что у меня ничего не получится. Для Меркадо всё было просто и ясно, но я совершенно не ожидал того, что меня встретят в аэропорту. В другой раз я бы посмеялся такому эскорту — четверо здоровых парней, наверняка с оружием, на одного меня. Среди них Лэнс и Гарри. Меня честно предупредили, что если у меня получится улететь не в Нью-Йорк, за мной летят следующим же рейсом, а дальше сценарий, по их словам, оказывался очень прост. Если я не хотел подвергать опасности свою семью, мне стоило прислушаться к их советам.

В Нью-Йорке, сказал Лэнс, меня тоже ждут. Улететь до того, как я сделаю дело, не получится. Я настолько устал за эти дни, что возражать не стал. Должны же быть варианты? У меня было время подумать, пока я доберусь до цели.

Позади оставался город ветров, а меня ждал современный Вавилон — железобетонные оплоты города, который Максим Горький когда-то прозвал городом жёлтого дьявола. Я не ждал от Нью-Йорка ничего нового: мне казалось, я уже всё повидал здесь. Впрочем, что-то мне подсказывало, что этот город встретит меня не так приветливо, как Чикаго, и, надо признать, внутренний голос ни в коей мере не ошибся.

Я открыл глаза и подошел к регистрационной стойке.

Чья-то рука крепко ухватила меня за локоть, и выдернула из толпы. Я раздраженно обернулся. Рядом стоял невысокий лысый мужичонка с водянистыми глазами. За его спиной переминались двое, вызывавшие исключительно славянские ассоциации на тему «двое из ларца, одинаковы с лица».

— Мы здесь, чтобы проверить, что ты прибыл по адресу, — не слишком громко, но и не таясь произнес лысый. — Босс желает тебе удачи. Ещё он напоминает, чтобы ты не пытался исчезнуть из города до того, как дело будет сделано.

Я промолчал, а неприятный собеседник продолжил:

— Если мы узнаем, что ты покинул страну, мы двинемся следом. Второго шанса никто тебе не даст. Впрочем, ты уже всё знаешь, — внезапно оборвал себя он. — Вы с боссом, кажется, обо всем договорились, проблем не хочет ни он, ни ты. Но если они возникнут, придется их решать. Поэтому Сандерсон просто хотел предупредить. На всякий случай.

Я снова смолчал.

— Ты же не немой? — раздраженно спросил он, и парни за его спиной напряглись.

— Нет, — ответил я.

Он окинул меня долгим взглядом, открыл рот, собираясь что-то сказать, затем хмыкнул и махнул рукой своим конвоирам.

— Что делать, ты знаешь. Адреса тебе передали, начнешь с них. Возникнут вопросы — звони Джулесу. Дальше разберешься сам. Ведь ты уже взрослый мальчик, так? — ухмыльнулся он.

Я не ответил. Он помедлил, разглядывая меня, затем развернулся и пошел к припаркованной неподалеку машине. «Близнецы» одарили меня хмурыми взглядами, и поплелись следом.

Я не хотел, чтобы за мной следили, поэтому тотчас направился к остановке такси и смешался с толпой. Поймать такси в Америке — занятие не для слабонервных. Бороться за место под солнцем я не привык, для меня подобное оказалось внове, и далеко не сразу я сумел заполучить ценный транспорт.

Я обогнал нервного мужчину в деловом костюме, и уселся на заднее сидение желтой машины.

— Куда? — поинтересовался водитель.

— Ленокс-авеню, Гарлем.

Это был один из четырех адресов в списке Сандерса. Глядя на пейзаж за окном, я жалел, что не интересовался Нью-Йорком раньше. Этот город манил многих, большинство голливудских фильмов так или иначе связывали этот город в умах зрителей с чем-то помпезным, величественным… такая настойчивость настораживала. Мне рассказывали, что притяжение этого города столь сильное, что перестаешь верить в собственное возвращение домой. В Нью-Йорке совершенно невозможно почувствовать себя туристом, ты с первого дня влезаешь в ярмо обитателя с его порывистыми чувствами и насущными мыслями — поэтому вполне справедливо, что туризм тут не развит. Это не то чтобы бесконечно приятное, зато чрезвычайно захватывающее чувство — город как бы всё решает за тебя. Я не испытывал желания побывать здесь, ничего не знал о городе, и теперь оказался совершенно беспомощен, ничего не зная о его районах, законах и обычаях.

Водитель-араб по-английски говорил с трудом, но оживленно и жизнерадостно, и я помимо воли отвлекался на его непринужденную болтовню.

— Ви уверен, что вам туда, миста? — с жутким акцентом спросил он, сверкая белозубой улыбкой.

— Да.

Таксист всё поглядывал на меня в зеркало, продолжая болтать, но я разбирал едва ли половину сказанного. То и дело по его лицу пробегала кривая весёлая усмешка, Наконец я не вытерпел.

— В чем дело? — спросил я. — Почему вы на меня так смотрите?

— Ви слишком бели, миста, — ответил водитель, — для Гарлем.

Я вытащил из-под воротника куртки капюшон от рубашки и накинул его на голову.

— Так лучше?

Араб рассмеялся, качая головой. Хотел бы я посмеяться вместе с ним. Меня точило нехорошее предчувствие; я не мог уцепиться ни за одну радужную мысль — всё казалось мне мрачным и пустым. Не радовало даже небо за окном: ясное, яркое, голубое. Я решил начать со списка не только для того, чтобы успокоить Сандерсона. Просто не терял надежды, что мне удастся выбраться из страны, и без всяких последствий, но бежать вот так сразу я не решался. Странное дело — как только я начал бояться закона, я перестал бояться своей совести. Я уже не видел в каждом черном прохожем застреленного парня; гораздо больше я опасался копов.

Была ещё одна причина, по которой я решил взяться за дело сразу, как только доберусь до Нью-Йорка. Если через информаторов Сандерсона мне удастся выяснить, где находится Спрут — я смогу держаться от него подальше.

— Вам повезло, что сейчас день, миста, — продолжал болтать водитель. — Вечиром я в Гарлем не работаю.

— Почему?

— Гарлем — цивилизованный район, миста. Сависем ни то, что здесь творились в восьмидесяти. Но вечиром я здесь вси равно ни работаю.

Я пожал плечами и уткнулся в окно.

— Некотори говорят, Гарлем — гниздо преступности. — Глянув на меня, продолжал трещать араб, видя во мне, очевидно, благодарного и отзывчивого слушателя. — А я скажу — весь Америка такой гниздо! Так что, хабиби, гуляи спакойно. Ялла, ми приехаль!