Конечно, неприятно ограничивать передвижение слонов таким образом, но это делалось для их же блага. Увы, семейная группа Афродиты привыкла почти каждый вечер обходить ограду и лакомиться бананами деревенского старосты. Под давлением общественного мнения Дэвид Стивенс Бабу скрепя сердце согласился ради успокоения страстей на отстрел одного слона. Так как одному слону предстояло умереть, я решил провести операцию сам, чтобы избежать риска гибели матриарха. Моей жертвой стал молодой самец из семьи Афродиты. Это единственный слон, которого я убил. Когда на моих

глазах этот великолепный организм рухнул на землю и покатился по отвесному склону, словно бумажный мешок с отрубями, я невольно спросил себя, как можно убивать ради удовольствия.

Добрые взаимоотношения с населением — один из основных принципов политики парков, но иногда с трудом удается убедить пострадавших жителей деревни в том, что дикая фауна — национальное богатство страны. Каждый год происходят несчастные случаи, но официальные власти об этом умалчивают. Там бегемот перекусил надвое рыбака; там раненый буйвол распорол живот крестьянину — он преследовал его до самого дома, высадил дверь и убил его; а там носорог проткнул рогом женщину на главной дороге. Дэвид должен был успокаивать население и уничтожать виновных животных. А какая поднялась паника, когда львы съели трех человек, от которых остались лишь конечности и головы! Около четвертой жертвы Дэвид организовал засаду. Лев вернулся к добыче и получил пулю. Утром оказалось, что это молодой самец Сатима.

По сравнению с другими районами владения маньярских слонов выглядели крохотными.

Территория слона, за которым провели радиослежение в Тарангире, равнялась 325 квадратным километрам, то есть в 6 раз превышала владения Боадицеи и в 23 раза — территорию семьи Ори. Самец из Серенгети носил радиоошейник до выхода последнего из строя четыре дня; за это время он прошел 56 километров, что вдвое превышало длину территории слона из Тарангире. Очень трудно рассчитать размеры его владений, исходя из столь скудной информации, но Гарвей Кроз, совершавший ежемесячные полеты для уточнения распределения групп слонов в парке, считает, что владения слонов Серенгети достигают 2500 квадратных километров. Доктор Уолтер Летхольд, который проводит долгосрочную программу радиослежения в национальном парке Цаво, сообщил мне, что владения некоторых слонов распространяются на 3000 квадратных километров и в ширину достигают 130 километров. Во всяком случае, территория слонов Цаво в 160 раз превышает территорию семьи Ори и в 43 раза — владения Боадицеи. По этим цифрам можно представить себе, насколько велика приспособляемость слонов к окружающей среде.

Несомненно одно: территории слонов Маньяры были бы обширнее, не будь постоянного давления человека на границах парка. Однако слонам пока вполне хватает пищи, и они не стремятся расширить свои владения. Наибольшей угрозой их существованию являются все более расширяющиеся сельскохозяйственные угодья, которые препятствуют распространению слонов в случае нарушения экологического цикла. Стоит слонам вернуться на свои бывшие территории, как они тут же войдут в конфликт с человеком.

Электрифицированная ограда охраняла слонов от людей, а урожай — от слонов, но только вдоль границы парка с деревней; в других местах к самым границам парка, не имеющим спасительной ограды, подступало настоящее море ферм. У меня в памяти остался инцидент, хорошо иллюстрирующий участь слонов, которые переходят границу и лакомятся посевами.

Однажды, разыскивая Радио-Эвелин, я заметил над обрывом мертвого слона, которого разделывали люди в лохмотьях с помощью топоров и панга. Я спикировал на них, они бросились на землю, а потом разбежались по кустам, но мне было трудно определить, находились ли они в границах парка, которые плохо различались в этом месте, где противопожарная полоса давно заросла. Я развернул самолет, нырнул в восходящие потоки воздуха и на полной скорости зашел на посадку. «Лендровер» стоял у полосы. Я заскочил в дом за Орией, ружьем, Мходжей, фотоаппаратами, и мы понеслись к подножию обрыва, туда, где лежал труп слона. Ория была на последнем месяце беременности, но ей удалось вскарабкаться по крутым тропкам, протоптанным слонами в колючем кустарнике, шипы которого нещадно царапали и кололи нас. Когда мы оказались на вершине, утро было в разгаре. Я послал Мходжу и Питера вперед, чтобы те перехватили браконьеров. Ория очень устала, но мы упорно продолжали свой трудный путь и вскоре подошли к Мходже, который стоял, опершись о муравейник, с ружьем меж ног и созерцал печальный спектакль. Человек двадцать вамбулу окружали тушу молодого самца. Бивни, уши и хобот были уже обрублены. Внутренности расползлись по всему склону, а вокруг туши стояли большие лужи крови.

— Почему ты их не задержал? — спросил я.

— Его убил егерь.

Мходжа указал на худого высокого человека в свитере и шортах цвета хаки. На его голове красовался красный берет с медным значком с изображением буйвола. Столбик, указывающий границу парка, находился метрах в двухстах позади нас. Скорее всего этот самец и другие слоны разоряли посевы уже несколько дней. Егерь приехал на велосипеде из Карату и устроил засаду, чтобы принести «ритуальную жертву», которая временно успокоит владельцев шамба и на несколько недель отвадит от посевов слонов, напуганных смертью одного из сородичей. Когда пуля настигла самца, он тут же развернулся к парку, зная, где искать убежище, но вернуться в безопасное место не успел.

Все произошло по закону. Среди вамбулу царило праздничное оживление. Одни толпились вокруг, чтобы получить свою долю мяса. Старик, чьи владения подверглись набегу, отрезал огромные куски и раздавал их другим. Нам тоже подарили метровый кус мяса. Разделка начиналась с висков животного, и уже кто-то жарил на костре эти куски, на которых еще держались ресницы и один глаз. Люди выглядели дикарями и говорили на кушитском диалекте. Их язык звучал так непривычно, что жители Мто-ва-Мбу, говорившие на суахили, называли их вамбулу — «шептуны». Сами себя они называли Иракуа.

Я не впервые видел, как люди, которым не хватает животных белков, разделывают слона из парка, но этот инцидент показывал, как родилась проблема маньярских слонов. По возвращении в лагерь я достал аэрофотоснимки 1958 года и разыскал место, где молодой самец и его сородичи поедали посевы. На фотографиях не было ни человеческого жилья, ни полей. Фермеры-вамбулу поселились у границ парка в последние десять лет. Ущерб от слонов пока еще сдерживал их распространение, но проблема посевных площадей становилась все острее, и они, конечно, в ближайшие десять лет вплотную подойдут к границам парка. Под растущим давлением демографического взрыва может стать нежелательным и сам парк. И коль скоро окружающее население не будет получать от парка никаких выгод, трудно будет доказать необходимость его существования.

Для меня смерть слона — одно из самых печальных событий. В день нашей неожиданной встречи с четвертой сестрой Торон в ндальском лесу она выглядела воплощением бьющей через край жизни. За несколько десятилетий она превратилась в великолепный экземпляр, наделенный недюжинным умом. Ради защиты своих родных она атаковала нас с Мходжей, словно броненосец. А секундой позже, когда стрелка на часах совершила едва заметный скачок, смертоносный свинец разорвал живую ткань и превратил слониху в гигантскую груду безжизненной плоти с маленьким отверстием в голове, откуда струйкой бежала кровь.

Для статистика смерть лишь цифра, указывающая на динамику популяции, и причины смерти анализируются только ради уточнения ее относительного значения. Для слона, как и для человека, смерть приобретает иное значение, поскольку она оказывает влияние на поведение живых. Они объединены крепкими семейными узами и прилагают максимальные усилия, чтобы помочь больным или умирающим родичам.

Многие ученые-зоологи, в том числе и Чарлз Дарвин, считали, что животные испытывают сильные эмоции. Не сомневаюсь, что, когда умирает слон, остальные испытывают чувство, которое мы называем грустью. Увы, наука пока не может измерять или просто определять эмоции у человека, а о животных и говорить нечего.