Как-то поздно вечером, за несколько месяцев до прекращения работы передатчика Радио-Роберта, мне встретились Боадицея, Леонора, Джезабель и их семейные группы к югу от реки Багайо, там, где обрыв почти упирается в озеро. Дорога проходит по белому песку пляжа, на который набегают пенистые щелочные воды. Животные решительным шагом направились вдоль дороги к плоской равнине Эндабаша, заросшей кустарником. Я ехал параллельно семейству километра три, затем обогнал его и вскоре наткнулся на большое стадо «диких» слонов Эндабаша, шедшее им навстречу. Вскоре оба стада должны были столкнуться лицом к лицу. Увы, день быстро угасал, и ночь наступила до их встречи.

Рано утром я отправился на поиски Радио-Роберта и других слонов. После получасового безрезультатного полета над Эндабашем я решил попытать счастье к северу. Боясь пропустить сигнал, я вывел приемник на полную громкость, заложил вираж над долиной реки Мусасы, и крыло «Пайпер-Крузера» почти вертикально встало над ущельем. И тут же в уши ворвался электронный стрекот радиопередатчика. Звук был так силен, что пришлось сорвать с себя наушники. Я полетел вдоль ущелья и различил быстро идущих слонов: Леонору, Жизель, Тонкого Бивня, Радио-Роберта — все находились здесь.

Что они делали в этом месте? Согласно ритуалу их перемещений они должны были все утро питаться на берегах Эндабаша, а затем в полдень перебраться в болота устья Эндабаша. Быть может, Боадицея отступила перед эндабашскими «злюками», шедшими ей навстречу? Такая вероятность заставила меня с большей тщательностью исследовать территориальное поведение слонов.

Боадицея относится к активным матриархам и редко остается на одном месте более трех дней. Проходит со своим семейством километров пятнадцать на север или юг и снова останавливается. За месяц она обходит все свои владения, которые километра на три проникают в Граунд Уотер Форест у Мто-ва-Мбу на севере и простираются на юг до реки Эндабаш, которую ей случается пересекать, но она никогда не заходит дальше двух-трех километров. В ширину ее территория протянулась от берега озера до вершины обрыва. Но Боадицея ни разу не уходила в лес Маранг и не покидала границ парка. Единственной зоной, где ее группа рисковала столкнуться с враждебно настроенным человеком, было ущелье реки Мусасы.

Почему Боадицея не пользовалась всей территорией парка? Может быть, имелись зоны, куда ее не пускали другие слоны? Или она избегала пограничных зон, где могла встретить людей? Для ответа на эти вопросы необходимо было получить полную информацию о территориях других семейных групп и самцов, составлявших всю популяцию. Только тогда можно понять территориальное поведение слонов и роль леса Маранг.

Наше исследование перемещений слонов совпало с радиослежением за одной из семейных групп, состоящей из пугливых, но «диких» слонов, живших в районе Эндабаша. Я с трудом поддерживал связь с ними, лишь иногда замечая массивные головы и слыша хруст ломающихся кустарников и ветвей при их бегстве. Предполагалось, что они могли обходными горными тропинками мигрировать через лес Маранг к большому соляному озеру Эяси. Я не смог снять ошейник с Радио-Роберта и стал умолять Гарвея Кроза отдать мне аппаратуру, присланную Говардом Болдуином, — близился мой отъезд из Маньяры для составления письменного отчета о работе. Он согласился. Он же помог мне и надеть ошейник, но мы столкнулись с массой трудностей. Слоны были столь же робки, сколь и опасны. Мы не могли допустить нападения на нас, а это сковывало наши действия. Такая ситуация никогда не возникала при работе с северными группами. Не ожидая, пока какая-нибудь эндабашская группа отправится на север, мы решили провести операцию на их территории. Но оказались побежденными. Правда, не животными, а разливом реки Эндабаш, которая перерезала дорогу и снесла машину на глубину во время переправы через нее. Последний свободный день Гарвей помогал мне извлечь машину со дна реки. Другая попытка обездвиживания сделала нас свидетелями необычайного происшествия. Нам удалось усыпить молодого самца, как вдруг какая-то самка из совершенно чужой семейной группы прогнала семью слоненка, попыталась поднять его, а после неудачи повернулась и уселась на него. Нет никаких объяснений столь ошеломляющему поведению, кроме одного: по-видимому, самка была наделена сверхсильным инстинктом защиты себе подобных.

В конце концов нашей до минимума сокращенной группе удалось завершить операцию. Мы с Орией, Мходжей и Сулейманом надели ошейник на молодую эндабашскую самку из семейного сообщества матриарха Джен Эйр. Опыт на самке проводился впервые, и решились мы на него только потому, что она отстала от группы. Такой оказией пренебрегать не следовало. Наконец-то появилась возможность проследить за одним из таинственных слонов Эндабаша с помощью радио. Мы сидели на самке и крепили ошейник, как вдруг с ужасом заметили бесшумно вернувшуюся Джен Эйр. Она нависла над нами всей своей массой, а ее загнутый к земле бивень придавал ей вид некоего гигантского грызуна, которого обуревали весьма недобрые намерения. Я вскочил на ноги, развел в стороны руки и закричал. К счастью, Джен Эйр не очень стремилась к защите сородича, и мои действия напугали ее. Бесчувственная молодая самка осталась в нашем распоряжении. Такое поведение матриарха тоже вызывало удивление. Следовало ожидать, что она, как и прочие матриархи, будет с яростью защищать лежащего на земле члена семейства, особенно самку. Но как узнать, что творится в ее голове? Быть может, ее охватила паника от страха, что она стоит лицом к лицу со своим смертельным врагом? Быть может, связь между ними была не столь прочна, а такое часто случается в обществе слонов, где есть и млад и стар? Чем больше я узнавал слонов, пытаясь установить общие правила их поведения, тем чаще сталкивался с исключениями. Мы назвали молодую самку Радио-Эвелин — в честь одной из моих приятельниц, ставшей жертвой ее нападения несколькими месяцами раньше.

В то время в ндальском лагере готовился семинар, на котором мне предстояло отчитаться властям национального парка. Подготовка к семинару требовала тщательного анализа наблюдений, и оставалось мало времени на Радио-Эвелин, «своего» слона в группе Джен Эйр. Удавалось лишь дважды в день устанавливать местонахождение группы. Я вылетал каждое утро и парил в потоках воздуха вдоль окрашенного зарей обрыва. Внизу среди зелени еще клубился туман, который с восходом солнца превращался в красно-золотое море. Обычно хватало 20 минут, чтобы взлететь, засечь нужную группу животных и снова приземлиться на полосе Ндалы. После этого я весь день корпел над записями, подбирал цифровые данные, а вечером, когда солнце скрывалось за обрывом, зажигая огнем облачные громады над озером, совершал вечерний облет, чтобы отметить, куда ушли мои слоны.

Джен Эйр была куда менее активным матриархом, чем Боадицея. Почти все дни она бродила в зарослях Эндабаша, делая в день не более километра. Но ночью она обретала живость и совершала большие переходы, чем Боадицея. Любопытная инверсия суточной активности, связанная, по-видимому, со страхом перед человеком. Такой же пример перехода к ночному образу жизни наблюдался у львов парка Крюгера, когда был разрешен их отстрел. Как только отстрел запретили, хищники появились вновь на радость туристам. В некоторых парках, например в Уанки в Родезии, ночная деятельность слонов доминирует, хотя охота на них запрещена уже несколько лет. Должно быть, это результат наследственного опыта, передаваемого младшим от старших, которые ничего не забывают. Быть может, у Джен Эйр были неприятные встречи с колонистами и она нашла убежище в парке? За три месяца, которые я следил за ней, она явно избегала южных ферм и часто бродила у подножия обрыва, за которым начинался лес Маранг, как бы разведывая путь туда, где нет людей.

За все время Джен Эйр ни разу не покинула границ парка, но благодаря ей я познакомился со многими новыми слонами, которых иначе не увидел бы. Однажды утром я заметил громаднейшую самку с кривыми бивнями на краю обрыва у леса Маранг, высоко-высоко над парком. Левый бивень был особенно велик и загибался у самого основания. Удивительно, что он не сломался, поскольку мешал ее движениям. Ниже тропа упиралась в цирк с отвесными скалами, у подножия которых бродили Радио-Эвелин и Джен Эйр. Я не думал, что снова встречу ее, но в тот же вечер заметил ее на берегу Эндабаша. Она находилась в большом стаде из ста слонов — редкое зрелище в Маньяре, и ни один из них не относился к числу моих знакомых.