Один из важнейших элементов жизни слонов — единство семейной группы. Меня глубоко волновали их привязанность друг к другу и постоянные знаки внимания, которыми обменивались члены одной группы — матери, сестры, дочери, малыши. В их общении чувствовалась подлинная нежность. Их безопасность зависела от стабильности группы. Самцы не жили со стадом. Наверное, слонам легче, ведь им не приходится разрешать извечные женские проблемы. Самки встречались с самцами только ради продолжения рода, а это в конце концов единственный смысл жизни. Но когда появлялись самцы, неизменно происходил ритуал приветствия в виде касаний. Матриархи несут на себе не только обычные материнские обязанности, но и играют ту роль, которую мы обычно приписывали самцам, то есть являются главой семьи и обеспечивают ее эффективную защиту. Эти матриархальные семейные группы исключительно стабильны.

Я не специалист по слонам, но, живя рядом с этими животными, наблюдала невероятную сложность и утонченность их повседневной жизни. Я научилась понимать, уважать их, но мне захотелось и защищать их. Разве можно без боли смотреть, как кто-то целится в голову слона и готов пристрелить его только ради удовлетворения охотничьего инстинкта или прибыли. Какая пустая трата своей и чужой жизни!

Долгие месяцы изучения поведения слонов дали мне то, чего не найдешь ни в одном учебнике. Мало кто изучал поведение диких животных в их среде обитания, а особенно животных, по общему мнению, опасных. Нельзя провести в одиночестве несколько лет в тропических джунглях без призвания, любви к приключениям и к дикой природе. Исследователи обычно получают фонды на два года, а потом должны возвращаться в свои университеты для составления отчета. Мало кому удается вернуться и продолжить работу. Хотя узнать каждое животное и завязать дружбу с ним можно только в таких условиях. Так было с Джейн Гудолл и ее шимпанзе, с Дианой Фоссей и ее гориллами, с Иэном и его слонами.

Когда сталкиваешься лицом к лицу со слоном, один из секретов — нам удалось его раскрыть — не двигаться, не шуметь и лишь потом медленно приблизиться к нему или уйти. Вирго, Закорючка и еще добрая сотня слонов считали нас безобидными существами. Но лишь Вирго вошла с нами в контакт, и то после пятилетнего общения. Другие не подходили ближе чем на несколько метров. Когда Сабе стукнуло три года, а мы готовились к отъезду из Маньяры, нам как-то вечером встретилась Вирго со своими сородичами. Я приблизилась к ней и в виде приветствия протянула плод гардении. Нас разделяло расстояние вытянутого хобота, она взяла плод, положила его в рот, потом нарисовала хоботом в воздухе над головой Сабы несколько маленьких восьмерок, принюхиваясь к ней. Меня разбирало любопытство, понимает ли она, что это мой ребенок. Мы стояли лицом к лицу, и с нами были наши дети. Момент был очень трогательным. Уверена, Вирго останется нашим другом и после долгих лет разлуки.

В Маньяре я впервые в полной мере ощутила безмятежность, неведомую мне прежде. С рождением Сабы стабильность и безопасность перешли в какое-то новое измерение, и я приняла его. В моей жизни наступила пора зрелости.

Конечно, когда мы завершим работу со слонами и переедем в город, нам трудно будет сохранить эти взаимоотношения. Как миллионам других людей, нам с Иэном придется столкнуться со сложностями перенаселенной среды обитания, и мы окажемся мало приспособленными к новому существованию. И все же мы выживем, как и миллионы других.

Срок контракта кончался, и отъезд был не за горами. Я физически ощущала ценность каждого уходящего дня. Солнце исчезало за холмом, и длинные тени пересекали долину. Передо мной текла река, которую я видела тысячи раз. Никого в окрестностях, никто не бродит по песку. Безмолвно прощаюсь с самым дорогим в жизни. За рекой высятся деревья, хранящие тайну своей судьбы. Озеро, горы и безграничный мир, где правит жизнь, песчинками нося нас по ветру.

Рядом с дорогой стоял слоненок нескольких месяцев от роду и лениво перебирал хоботом листья, покрытые пылью. Он едва поднял глаза, когда мы с грохотом промчались мимо него.

— Одинокий слоненок! — воскликнула Ория.

Я остановился и развернул машину. Слоненок не шелохнулся. Он не понимал, что происходит. На три километра в округе не было ни одного слона. Я еще помнил о слоненке-сироте, которого убил и сожрал лев Думе Кубва. Этот тоже остался в одиночестве, и ему грозила верная смерть.

— Надо его поймать, может быть, мы что-нибудь для него сделаем.

Мы быстро сделали лассо из веревки и медленно подошли к слоненку. Юный самец совсем не обращал внимания на происходящее вокруг и заметил меня, когда я оказался совсем рядом. Он очнулся и сделал смелую попытку защититься. Он распустил уши, мотнул головой в моем направлении, но лассо охватило его шею. Он повернулся и бросился в чащу, увлекая нас с Мходжей за собой. Мы едва смогли справиться с ним. Успокоился он лишь после того, как ему завязали глаза. Ория отправилась на машине в лагерь за подмогой. Сулейман и его приятель, гостивший в лагере, помогли нам взгромоздить слоненка в кузов «лендровера». Он был мал, но тяжел.

Только наш главный дом с верандой, соединяющей две рондавеллы, был достаточно просторен для него. Мы уложили его на матрац и сняли повязку с глаз. Он встал на ноги, тряхнул головой и словно обезумел: подбросил в воздух водяной фильтр, перевернул мой стол, растоптал рассыпавшиеся бумаги, толкнул холодильник. Тот покачнулся, но устоял. Когда я хотел успокоить его, слоненок бросился на меня и стал гоняться за мной по всей комнате. Весил он в этом возрасте килограммов 120–150, и меня не устраивала перспектива оказаться прижатым к стене. Несколько часов подряд он оставался в довольно возбужденном состоянии. Мы сочли, что он держится неплохо и лучше всего подбросить его в ближайшую семейную группу, которая, быть может, позаботится о нем.

Мы снова взгромоздили слоненка на «лендровер» и отправились к реке Багайо, где приметили стадо слонов. Мы выпустили его вблизи семейной группы, и он затрусил к своим сородичам. Те встретили его ревом. Самки обнюхали малыша с ног до головы, потом каждая вложила свой хобот ему в рот для закрепления знакомства. Когда группа тронулась в путь, он двинулся за ними.

Нам удалось понаблюдать за группой в течение двух суток. Взрослые самки мирились с его присутствием, но ни одна не позволяла сосать. По-настоящему им занималась лишь одна самочка лет двенадцати. Без молока слоненок угасал. На второй день он лежал, пока другие ели. Его опекунша пыталась поднять его собственными силами, когда остальные пошли прочь. Ее попытки остались безуспешными, и самочку, казалось, раздирали сомнения — остаться с ним или уйти с семейной группой. Она отошла метров на сто, потом с ревом быстро вернулась. Слониха осталась около него, пока ее сородичи не исчезли совсем. Только тогда она удалилась вслед за своей группой. Я подогнал машину поближе к слоненку и вылез, но, увидев меня, он собрал последние силы, встал на ноги и скрылся в густом кустарнике. Нам так и не удалось отыскать его. Скорее всего, он погиб.

Это происшествие укрепило мою уверенность в том, что выживание молодых животных, как, впрочем, и старых особей, в основном зависит от семейной группы. Обычно семейная группа заботится о слонятах, по, быть может, этот был болен и не мог следовать за стадом. Самки в большинстве своем относятся по-матерински ко всем слонятам, даже если это не их собственные отпрыски. Один из моих друзей, Симон Тревор, нашел однажды около убитой матери малыша; когда Тревор подбросил его к совершенно чужой семейной группе, самки приняли малыша и даже позволили ему сосать молоко. Такой же случай произошел и с Элеонорой, самкой, воспитанной с «подросткового» возраста супругами Шелдрик Цаво. В своей книге «История слона из Цаво» Дафни Шелдрик рассказала, как Элеонора усыновляла покинутых и больных слонят, встречая их громким ворчанием — выражение сильной эмоции. Она выхаживала их, обеспечивая им необходимый осязательный контакт и проявляя бесконечную нежность, которую можно назвать лишь любовью.