Ошибаться случается и великим, Кузьминский стал прекрасным летчиком, заплатив за это умение кровью. В этом злополучном полете у него отказал в воздухе мотор, и он еще раз воткнулся в землю, только страшнее: «Выбиты все верхние зубы, повреждена челюсть, совершенно свернут нос, разбита коленная чашечка, сложный перелом правой руки. Восемь месяцев я пролежал в клинике».

Собранный по частям Кузьминский снова едет к Блерио, покупает у него новейший аппарат. На нем и начинается его триумфальное турне по России.

В апреле 1912 года, погрузив в поезд собственный «блерио», Кузьминский отправляется в Сибирь. Исколесив ее вдоль и поперек с лекциями и демонстрацией полетов, отчаянный путешественник добирается до Владивостока, оттуда в Хабаровск, Благовещенск. На пароходе попадает в Харбин. Он летает в Мукдене, Ханьчжоу, Пекине…

Из Китая Кузьминский попадает в португальские колонии, далее во Вьетнам, Камбоджу, Сингапур, Сиам, на острова Ява и Суматра, где завершает свое турне. Каких только предложений не получал он в пути!

Китайцы хотели создать свою военную авиацию. Короли и губернаторы наперебой заманивали русского смельчака высокими должностями и титулами, приглашая на службу.

Награжденный всевозможными орденами, экзотическими подарками, Александр Кузьминский морем отправляется во Францию.

Луи Блерио, с которым летчик встретился в Париже, потрясен небывалым турне, труднейшим испытанием, которое так блестяще выдержал его аэроплан.

— Сто шестьдесят полетов, господин Кузьминский?!

— Сто шестьдесят — демонстрационных. С облетами после починок больше.

— Грандиозно! Я горжусь вами, ведь все-таки вы мой ученик. Позвольте вместе с благодарностью преподнести вам новый аппарат последней модели…

Так, достойно послужив славе Отечества, Кузьминский возвращается в родные края. Когда начнется первая мировая война, летчик Кузьминский добровольно вступит в армию вместе со своим аэропланом. Вихрь революции забросит его за пределы Отчизны, но в 1922 году Александр Кузьминский вернется на родину, будет работать в Главвоздухофлоте. Напутствуя молодых авиаторов, он писал: «Герои, первые в мире проложившие тропу по воздуху на аппаратах, на которые не сел бы современный летчик, сделали свое дело. Теперь черед за молодежью! Храбрых и решительных у нас хоть отбавляй».

Все, кто здесь назван из летчиков, будут испытаны приближавшейся войной, героями ее станут те, о ком речь впереди. На «фарманах» и «блерио», «кодронах» и «ньюпорах» они вновь прославят имя русского авиатора над полями сражений первой мировой войны. Появятся к тому времени и отечественные машины — «Илья Муромец» например.

В раскопе древнего городища археологи маленькими лопатками снимают слой за слоем, просеивая каждый комочек земли: вдруг да в нем затаилась бусинка из ожерелья либо прячется монета, кольцо, сломанный наконечник стрелы… Никто не знает, в каком углу рыть, где ожидает счастливая находка. Так и работа первопроходца новой темы в архивах: в каких разделах-углах, в каких папках с казенными бумагами, в каких публикациях рыться, просеивая каждый документ, каждую газетную страницу из боязни пропустить нечто важное. (А что?) Земля в раскопе во всех углах одинакова, в архивах один документ непохож на другой. Просматриваешь бегло, вдруг зацепишься за любопытный факт и уже не оторваться, хотя к заботам твоим это отношения не имеет. А газеты? Они даже в объявлениях рисуют другую эпоху, ее быт. Не пройдешь и мимо фотографии известного исторического лица, броского заголовка статьи… Бесконечны соблазны… И волей-неволей ты исследуешь, пусть только для себя, жизнь, нравы, обычаи прошлого.

Мое «городище» — авиация. Я знаю, что ищу, известны, хотя и не все, имена русских летчиков, их друзей-соратников, сражавшихся в небе Франции. Но где, в каком месте встретятся нужные мне имена, события, с которыми связаны судьбы этих людей, детали, крупицы их биографий, чтобы потом попытаться воссоздать образы таких дорогих мне, но пока все еще малознакомых героев-летчиков?.. Перелистываю журнал «Аэро», читаю: «…На заседании совета Всероссийского аэроклуба… было доложено, что мертвым петлям во Франции в настоящее время уже обучаются авиаторы: М. Н. Ефимов, А. М. Габер-Влынский и X. Славороссов».

Можно бы обучаться и в России, но нестеровская петля предана анафеме официальными кругами. Вот и едут во Францию русские смельчаки. Их провожают как на подвиг. Не случайно газеты сообщали как сенсацию, что «…Раевский начал 7 апреля упражнение в мертвых петлях, совершив последовательно 11 петель (школа Блерио)», или о Габер-Влынском: «Приехав в Париж с намерением сделать мертвую петлю либо умереть (!!! Вот так считалось. — Ю.Г.), он поступил в школу… Но французы, не веря в способность русского летчика, все оттягивали его обучение…

Число русских летчиков, летавших вниз головой, доходит теперь до пяти (подчеркнуто мной. — Ю.Г.)».

И среди этих смельчаков Харитон Славороссов. Но кто он, откуда, почему такая фамилия, мало похожая на подлинную, скорее гордый псевдоним? Все это предстояло еще узнать. Жизнеописаний Харитона Славороссова нет.

Так месяц за месяцем то в читальном зале Ленинки, то в военных архивах. Случаются дни без малейшего «улова». Вот, скажем, ознакомился я с фолиантом «Донесения офицеров об авиации во Франции», считал, что среди них наверняка упоминаются и наши земляки… Сотни страниц… и ничего. Сохранились донесения русского военного агента во Франции. Он и его сотрудники сообщают множество подробностей о военных делах, размещении заказов, отправке в Россию оружия, снарядов, положения на Западном фронте… Папок горы — за всю войну, а ничего нужного мне нет. И тут едва не пропустил двухстрочную телеграмму: «Подпоручик Орлов хочет с механиком Янченко лететь в Одессу». Какой Орлов? Ничего не знаю об этом летчике, значит, и он воевал во Франции? Начинаю рыться в томах переписки командующего русской авиацией действующей армии, его канцелярии — авиаканц. Им адресована телеграмма.

Есть ответ Авиадарма: «Считаю перелет несвоевременным. Орлов должен обязательно вернуться к первому февраля в Армию. Александр».

Александр — это тот самый великий князь, шеф русской авиации, теперь он командует военно-воздушными силами действующей армии.

Еще телеграмма из Парижа: «…Капитан Крутень и подпоручик Орлов цитированы приказом по армии, что дает им право носить Военный крест с пальмой».

Теперь понятно! Замечательный русский летчик-истребитель Евграф Крутень и Орлов были во Франции на боевой стажировке. За участие в боях награждены Военным крестом, потом снова отличились и названы в приказе по французской армии — сбили вражеский самолет. Только за это и полагается пальма к ордену. Молодцы!

О Крутене я уже кое-что знаю и немного позже расскажу, а вот на неведомого Орлова завожу «дело» и постепенно его пополняю.

Со временем получился скромный портрет студента Петербургского университета Ивана Александровича Орлова, девятнадцатилетнего юноши, добровольно вступившего в армию. В книге воспоминаний старого русского летчика Михаила Сергеевича Мачавариани нашел я такой эпизод: «…На аэродроме Вержболово (август 1914 года) я услышал шум мотора и увидел «Фарман-7». Вскоре, снижаясь спирально, он приземлился и подрулил… С него сошел высокий стройный юноша лет двадцати. Оказалось, что это летчик-спортсмен Иван Орлов. Он просил направить его в действующую армию и вот теперь должен явиться в расположение штаба 1-й армии для использования в качестве военного летчика. Прилетел Орлов один, без моториста. Узнав, что штаб находится в Гумбинене, он заправился бензином и улетел… Много позже я узнал, что он летал во Франции на истребителях, прославился в боях с немцами…»

Орлов прилетел на своем собственном самолете. Сначала он был рядовым, ефрейтором (это из регистрационной карточки летчика), за отвагу и храбрость награжден тремя Георгиевскими крестами и произведен в офицеры.