Оба перелета — во Франции и в России — начались с безвозвратных потерь. И у нас поломки, аварии вывели из строя всех участников, кроме одного. Путь на Москву продолжает Александр Васильев. И у него происшествия, только другого рода.

Миновав Торжок, нужно лететь на Тверь, Васильев же летит во Ржев… Ошибку заметил поздно, возвращается в Торжок, удлинив свой путь на 200 верст.

Светлый день на исходе, но уже близка Москва… Кончается бензин. Надо садиться. Под ним район Подсолнечного. Самолет снижается на выбранную площадку. В последний момент Васильев видит впереди… канаву. Едва коснувшись колесами земли, он на ходу выпрыгивает из кабины и, ухватившись за аппарат, тормозит его бег. И все же тот докатывается до канавы. Попав в нее колесами, самолет плавно, словно нехотя, перевертывается на спину… Измазанный, волочившийся по земле за своим аппаратом летчик бросается к самолету… Какое счастье, аэроплан цел!.. Теперь остается его перевернуть, дождаться, пока привезут бензин, однако взлететь уже не удастся — близится ночь. Если бы не «экскурсия» во Ржев, он давно был бы в Москве. Потеряно 10–12 часов. С момента старта прошли сутки. Васильев и не подозревает, что уже побил мировой рекорд, пролетев за одни сутки 665 километров. Едва рассвело, он снова в полете.

Вот уже и Москва, видны ярко пылающие костры на Ходынском поле, темнеют толпы встречающих.

11 июля в 4 часа 18 минут первый перелет из Петербурга в Москву завершен!

Торжественная встреча. Губернатор вручает первопроходцу первый приз — серебряный кубок.

При распределении денежных призов Васильев получил 13 750 рублей. Янковский, долетевший до Твери (560 км), Костин и Агафонов — до Вышнего Волочка (435 км) получили награды сообразно пройденному пути. Не забыт был и пострадавший Уточкин, который, оправившись после ранения, продолжил полеты в разных городах.

В архиве авиационного музея Хельсинки я нашел описание первых встреч финнов с Сергеем Уточкиным: «Русский профессиональный летчик показывает новые небесные звезды». Выборг. 11 мая 1912 года: «Весь город был на ногах. Все хотели видеть выступление. Несмотря на плохую погоду, Уточкин все равно был в воздухе. На самолете «фарман» он летал две минуты, хотя жаловался на плохое горючее и сильный порывистый ветер.

Из Выборга он спешил в Петербург на соревнования. Уточкин сообщил, что он будет летать в Хельсинки 18 и 19 мая в 6 часов вечера, когда удобно зрителям, независимо от погоды».

Предъявив диплом и обязавшись не летать над крепостью Свеаборг, не брать фотоаппарат, Уточкин получил разрешение губернатора. Полеты проходили на берегу залива Телё.

«Уточкин сдержал свое слово. Весь берег был черен от людей, стояли на крышах, висели на деревьях, на скалах…

Уточкин взлетел, прыгая с кочки на кочку, и через несколько метров был уже в воздухе. Низко летая, он сделал повороты налево и направо, поднимаясь на 45 метров.

Когда летчик приземлялся — разбил шасси, но ничего страшного не произошло.

Вечером следующего дня такая же пьеса повторилась. Подобную толпу зрителей в Хельсинки редко увидишь.

Перед полетом Уточкин доставал белый платок и, подняв его, измерял силу и направление ветра. На голове Уточкина кепка козырьком назад, летные очки — самая большая мода нынешних дней. После полета Уточкин жаловался на плохое самочувствие, даже ложился на землю, объясняя, что ветер оказался сильнее, чем он предполагал…»

Действительно, «спектакль» был поставлен по всем правилам, это оценила бурными рукоплесканиями публика. А людей было так много, что один из причалов не выдержал, и те, кто на нем был, попадали в воду. И все же: «Уточкин покорил Финляндию. Хотя полеты были короткими, он показал высокое мастерство, и как прекрасно было увидеть в эти майские вечера, увидеть впервые осуществленной древнюю мечту человечества!»

Гастроли намеревались продолжить, но в это время на финских водах был Николай II, и губернатор запретил все воздушные полеты.

В городе Оулу, что в пятистах километрах от столицы, газета «Калева», возмутившись запретом властей, спрашивала: «Сколько самолетов в Финляндии, тем более в губернии Оулу?» Вице-губернатор Лангинкоски приказал судить редактора. Суд состоялся и приговорил редактора «Калева» уплатить штраф… 3 марки!..

Так демократичные финны высмеяли приказ вице-губернатора.

Следом за Францией Россия начинает создавать свою военную авиацию, там же, во Франции, куплены самолеты, прошли обучение первые русские офицеры.

Единая форма для них тогда еще не была введена, и на аэродромах можно увидеть пилотов в форме артиллеристов, пехотинцев, саперов, кавалеристов, только у всех на погонах прикреплялся знак военного летчика — черный орел. Известный летчик В. М. Ткачев, ставший после февральской революции командующим авиацией, был сотником казачьих войск, ходил в черкеске и даже летал в ней, сняв предварительно шашку, кинжал и подвернув полы черкески. А папаху заменял на шлем. Военный опыт русские авиаторы впервы получили на Балканской войне.

В 1912 году Болгария обратилась в Первое русское товарищество воздухоплавания (на завод Щетинина) с просьбой сформировать добровольческий отряд для отправки на театр военных действий в Турцию. С поразительной быстротой были приготовлены на заводе четыре самолета «фарман», запасные части, полевая мастерская, палатки, походное снаряжение.

За добровольцами тоже дело не стало. Вызвались летчики П. Евсюков, Ф. Колчин, Я. Седов и Н. Костин. С ними механики и мотористы. Возглавил отряд сам М. Щетинин.

По окончании войны все участники (Костин посмертно) были награждены Болгарией орденом «За военные заслуги с мечами и короной».

Отложив документ Военного министерства, я открыл ящик письменного стола и достал красную продолговатую коробку с золотым тиснением, в которой лежал такой же орден, полученный мною, летчиком, в Болгарии спустя тридцать три года… Вот связь времен и поколений.

В первые годы становления авиации в России порой случались удивительнейшие истории. Вот, например, что произошло с родственником Льва Николаевича Толстого Александром Кузьминским. Его желание стать летчиком вызвало в семье потрясение. Отец негодовал: «Он говорил мне, что оставить службу (я занимал тогда должность чиновника особых поручений при министре финансов) — абсурд… Когда я настоял на своем, родственники говорили так: «Бедные старики Кузьминские, у них три сына, а четвертый — авиатор».

В июле 1909 года Кузьминский в Париже заказывает себе аэроплан на заводе Блерио. Далее воспоминания Кузьминского анекдотичны, но правдивы. Переехав на аэродром, он поселяется в скромной гостинице: «Тут же помещался и заведующий школой, он же инструктор (между прочим, не умеющий летать), вершитель наших будущих судеб — Коллэн».

Каждое утро шесть курсантов выезжали на аэродром и катались в самолете по полю. «В первое время аппарат никак не хотел бежать по прямой, начинал крутиться вокруг оси…»

Приспособившись и получив от Коллэна «самые туманные указания» о пилотаже, Кузьминский, как очень многие тогда, взлетел метров на 15, испугался, ткнул ручку вперед и… воткнулся носом, «поломав перед аппарата».

Как я всех их понимаю. Начав обучаться на планере, осваивая только пробежку, решил «подлетнуть», оторвался, испугался, так же носом в землю, сломал обтекатель кабины и угодил на гауптвахту. Кузьминский под «руководством» Коллэна кое-как обучился сам и, «вызвав из Парижа комиссаров аэроклуба… сделал три рядовых круговых полета по пять минут каждый и получил давно желанный документ».

Новоиспеченный авиатор спешит на завод за своим самолетом, но тут обнаруживается, что ему недостает четырех тысяч франков. «Ждать помощи неоткуда. И я решил испытать счастье. Отправившись вечером в казино, я сел играть в карты… Мне сразу повезло, все время выигрывал. Кучка кредитных билетов передо мною непрестанно росла, и когда я через час игры подсчитал деньги, у меня оказалось 4300 франков чистого выигрыша».

Кузьминский встал и ушел. Через пять дней вместе с механиком-французом он отправляется в Россию, чтобы принять участие в Первом всероссийском празднике авиации. Вот смельчак! По прибытия аэроплана Кузьминский едет в Ясную Поляну, где находились его родители. Молодой авиатор очень заинтересовал Толстого: «Лев Николаевич… расспрашивал, как учили, какое впечатление испытываешь, отделяясь от земли, какой вид открывается с аэроплана, страшно ли? Я удовлетворил его любопытство и обещал по окончании Всероссийского праздника прилететь в Ясную Поляну. Увы, этому не суждено было сбыться. На второй день праздника я разбился… Михаил Ефимов, узнав о моем обещании летать перед Львом Николаевичем, предложил Толстому заменить меня. Лев Николаевич, неприятно пораженный происшедшей со мной катастрофой, отказался, прибавив: «Люди не галки, им и нечего летать».