Смольным была установлена связь через летчика Томсона и солдатский комитет с 12-м истребительным авиаотрядом. Последний был снят с фронта и направлен против Петрограда Керенским… Летчик Томсон и представитель комитета заявили, что они полетов не допустят и переходят на сторону Советской власти».

Вскоре был организован 1-й социалистический разведывательный авиаотряд. Его командиром вначале был поручик Томсон… А потом?

Нашелся и другой документ о том, что военный летчик 45-го авиаотряда Томсон находится на излечении в городе Риге и ввиду ее занятия белыми исключен из списков… Как он попал в Ригу? Оказывается, Томсон был командиром группы в Латышском авиаотряде.

Узнав это, автор тут же извлек одну любительскую фотографию, присланную ему с Севера поклонником авиации Д. Э. Тиром.

Осенний солнечный день, от штабного домика идет группа русских офицеров. У одного из них на гимнастерке приколот орден, похоже, только что врученный. Героя останавливает шедший навстречу худощавый офицер в шинели и пожимает ему руку. Все вокруг понимающе улыбаются. На обороте снимка надпись: «Э. Томсон принимает поздравления Яна Фабрициуса по поводу награждения орденом. 1917 г.».

Вот теперь фотография «заговорила». Ян Фабрициус, большевик, герой гражданской войны, с августа 1915 года находился на Северо-Западном фронте, где вел революционную работу среди латышских стрелков, будущих гвардейцев революции.

Можно с полным основанием предположить, что Фабрициус не оставил без внимания своего земляка — летчика Эдуарда Томсона. Видимо, под его влиянием Томсон перешел на сторону революции, вступил в Красную Армию, был послан в Латышскую авиагруппу и скорее всего принимал участие в боях за Псков и освобождение Латвии, которыми по поручению Ленина руководил Ян Фрицевич Фабрициус в 1918-м и начале 1919 года.

Вот как попал в рижский госпиталь больной или раненый летчик Эдуард Томсон, скончавшийся в том же 1919 году…

В Воздушном Флоте России к октябрю семнадцатого года насчитывалось более трехсот различных частей, учреждений, учебных заведений, до 35 тысяч солдат и офицеров, около полутора тысяч самолетов.

Управление Воздушного Флота (Увофлот) ведало воздушными силами внутренних военных округов, учебными заведениями, техническим снабжением фронтовых частей, размещением заказов на всю технику и оружие, заграничными поставками.

Боевым применением авиации ведала Канцелярия полевого генерал-инспектора авиации и воздухоплавания при Ставке Верховного Главнокомандующего — Авиаканц.

Увофлот с первых же дней саботировал распоряжения Советской власти. Именно об этом управлении шел серьезный разговор на совещании в Смольном. Там уже побывали инженер Ермолаев, летчик прапорщик Можаев и авиамеханик унтер-офицер Андреев.

Можаев и Ермолаев докладывали свои соображения весьма своеобразно, как вспоминал об этом Акашев: «В Увофлоте гнездо, банда, шайка. Всех их надо разогнать, арестовать, судить…» В самый разгар дебатов об Увофлоте пришел председатель ВРК Подвойский. Он умерил пыл сторонников крайних мер, предложив установить там надежный политический контроль, послать комиссаров, почистить, но и постараться привлечь на свою сторону специалистов. Было создано Бюро комиссаров авиации: Акашев, Можаев, Андреев.

Когда совещание закончилось, Акашев не без удивления спросил у Ермолаева, которого знал как человека аполитичного:

— Разве вы большевик?

— Сейчас дело не в этом, — смутился Ермолаев, — просто настало время, когда можно разогнать всю эту увофлотскую банду на Фонтанке, 22.

Я воспроизвожу этот разговор точно по записи, оставленной Акашевым. «Я был поражен, встретив его здесь», — отметил Константин Васильевич.

В биографии Акашева-революционера мне кажется очень важным этот его разговор с Ермолаевым. Формально Акашев тоже не большевик, но его принадлежность к анархистам скорее всего нужно считать как бы свидетельством революционного стажа. Не карьеристские соображения, а стремление к активному участию в революционном движении приводило людей, особенно юношество, и в ряды анархистов, привлекавших смелостью, бунтарским порывом. «Нас увлекала анархическая линия, там как будто было больше жизни…» — записал в дневник в июле 1918 года молодой революционер Дмитрий Фурманов, впоследствии комиссар Чапаевской дивизии, известный писатель. Разными путями шли честные люди послужить своему народу. Вот почему так, непривычно, казалось бы для нас сегодняшних, ответил Акашеву Ленин, узнав, что тот анархист: «Тем лучше», что следовало понимать — Владимир Ильич верит в надежность и преданность человека, которого привел к нему Мехоношин.

К великому горю было в нашей истории и такое время, когда не суть человека, не его дела и верность революционным идеалам, а политические ярлыки трагически завершали судьбы многих солдат Октября… Получив у Подвойского мандат о назначении военным комиссаром Увофлота, Акашев с товарищами отправился на Фонтанку, 22.

В кабинете генерала Яковлева несколько руководящих сотрудников. Вид у них был явно растерянный, хотя держались высокомерно. Первым заговорил Ермолаев:

— Предлагаю распорядиться, чтобы все оставались на своих местах. Проверим наличие и кто чем занят. Ясно?

— Простите… но скоро стемнеет, электричество дадут только после восьми-девяти часов, поэтому мне не представляется возможным держать сотрудников в темноте, тем более делать вашу проверку в таких условиях, — вежливо, но решительно ответил генерал.

— Вы правы, — вмешался Акашев. — Прошу отвести нам помещение, и с завтрашнего дня мы будем постоянно находиться в управлении.

— Но у нас нет свободных кабинетов! — вызывающе заявил помощник начальника. — Может, где-нибудь поставить стол…

— Кабинет должен быть завтра, не самим же нам его освобождать. До свидания. — И Акашев вышел, за ним остальные.

— С этим господином лучше не связываться, — сказал об Акашеве начальник отдела, ведавший заказами и приемкой самолетов. — Опасный бунтовщик, участник покушения на Столыпина и… очень серьезный инженер-летчик. Можем накликать большие неприятности.

На следующий день Акашев пришел с Андреевым. На сей раз встретили их вежливо, указали кабинет. Акашев спокойно распорядился:

— Попросите явиться ведающего личным составом со штатным расписанием и списком сотрудников. Кто он у вас?.. Превосходно, пусть придет прямо сейчас. После обеда мы будем беседовать с начальником отдела заказов авиационной техники. Предупредите его.

— Правильно, Константин Васильевич, — одобрил Андреев, — надо дать им понять, что Советская власть надолго.

Оба они работали вместе на заводе Слюсаренко, Андреев был военпредом. Зная некоторых сотрудников Увофлота, обсудили, на кого можно опереться, а кого и убрать поскорее.

Ермолаев больше не показывался в управлении, сообщил, что по делам уезжает на юг. Потом стало известно, что этот «комиссар», когда в Херсон пришли белые, вовсю поносил большевиков. Появился в Увофлоте комиссар — военлет Осипов, из офицеров, с мандатом, подписанным тогдашним Главковерхом Крыленко.

— Где же вы были все эти дни? — спрашивает Акашев, рассматривая предъявленный документ. — Мандат выдан вам еще в конце октября…

— Знаете, заболел неожиданно, пришлось отлеживаться.

Обрисовав сложность положения, Акашев попросил Осипова разобраться с запасами имущества на складах Увофлота.

Вскоре Осипова уличили в незаконной выписке спирта. Именно в это время по городу было расклеено воззвание: «Товарищи солдаты и граждане!

Военно-Революционный Комитет и народные комиссары принимают все меры к тому, чтобы уничтожить пьянство. Вина в Петрограде не будет.

Тот из вас, кто верит в народное правительство и хочет помочь ему поддерживать порядок среди трудящихся, не должен:

1. Останавливаться около предполагаемых или известных мест хранения вина.

2. Покупать, брать и хранить вино.

Те граждане, которые нарушат эти указания, — наши враги, и с ними будут поступать по всей строгости революционных законов…