Это по месту совершения побега. И депеши посланы во все концы, всем, кому следовало знать — пойман Акашев!
Что же это он так смело явился, да еще под своей собственной фамилией? Нет, тут что-то не просто, Константин Васильевич, видимо, все рассчитал. Посмотрим…
Так и есть. Узнаем, что прибыл он «по свидетельству, выданному в Париже русским военным агентом 9 марта 1915 года за номером 276. При обыске обнаружено «два прошения»…
Скорее всего Акашев ехал в Россию легально, желая вступить в ряды защитников родины. Что же до прошлого, то в 1913 году был объявлен Манифест, который и его освобождал от наказаний за старое. Вот-вот, в деле рукописная записка того же Васильева: «…об Акашеве… справиться относительно применения к нему Манифеста.
Если Манифест применен не будет, то нужно, не откладывая, сообщить губернатору и жандармскому управлению о тщательном и неустанном наблюдении за этим лицом, которое благодаря своим познаниям по аэронавтике может являться весьма опасным…» А ну как сбросит бомбы прямо на Зимний дворец! Страшно.
Пока же все выяснится, в сопроводительных документах Акашева, которого должны везти в Красноярск, предписано «неустанное наблюдение чинов полиции за означенным лицом в месте его водворения, каковое наблюдение ставило бы Акашева в условия, исключающие возможность совершения побега». Но ведь по справке, поданной Васильеву неким подполковником Фокиным… «Ответственности за побег Акашев не подлежит», почему же его отправляют обратно, коль и на него распространяется действие Манифеста?
Вот и ответ, формальный, а вернее, издевательский: «Вопрос о применении Манифеста 1913 года к Акашеву делопроизводством будет разрешен только лишь в том случае, если Акашев, по водворении его в места административной высылки, возбудит ходатайство об этом», — разъясняет все тот же Фокин. Акашев не сдается. Он не хочет возвращаться к енисейским жандармам. Он тут же подает прошение о прекращении дела. Каким-то образом добивается поддержки своей просьбы двумя депутатами Государственной думы и членами Государственного совета Я. Н. Офросимовым и И. Н. Черносвитовым. Отбился от жандармов Акашев, он свободен!
Теперь в ряду описанных событий занимает свое место совсем другая, тоненькая папочка, найденная в Государственном историческом военном архиве. Она в делах Полевого управления авиации и воздухоплавания при штабе Верховного главного командования. Начато дело 14 мая 1915 года, закончено через месяц, 17 июня.
Первый документ — тщательно отпечатанная телеграмма во Львов «заведующему авиационным делом в армиях».
«Его Императорскому Высочеству Великому Князю Александру Михайловичу. Закончивший высшую авиационную школу во Франции и представивший свидетельство о службе в авиационных частях французской армии русский подданный инженер-авиатор Константин Акашев, возвратившийся в Россию для вступления на русскую службу, ходатайствует о приеме его в авиационный отряд действующей армии. Акашев летает на «блерио» и «кодроне».
Всеподданнейше донося о сем, испрашиваю — желателен ли прием Акашева и в утвердительном случае, куда надлежит его командировать. Беляев». «Петроград, Увофлот, генералу Фогелю.
Строевой отдел сообщает, что инженер Акашев, служивший в авиационных частях французской армии, желает поступить к нам. Прошу его повидать, расспросить и сообщить впечатление.
Александр».
Какое же впечатление произведет на начальника Управления воздушного флота генерала Фогеля летчик Акашев? Не сможет же он умолчать о своем прошлом, хотя оно формально перечеркнуто царским Манифестом о помиловании. С другой стороны, у России мало таких специалистов — боевой летчик, дипломированный авиаинженер, сам добровольно вернулся и рвется в бой. «Львов. Великому Князю Александру Михайловичу.
Инженер Акашев лично мне доложил, что, будучи в 1910 году замешан в политической организации, эмигрировал во Францию. Получил звание пилота в 1911 году в Итальянском аэроклубе, затем кончил инженерное училище во Франции… Имеет 26 лет, следовательно, является военнообязанным. Все вышеизложенное доложил строевому, указав, что желательно снестись с департаментом полиции и в случае благоприятного отзыва просить надлежащее начальство зачислить его в авиационную часть. Фогель».
Обратимся к полицейским документам, поищем, не сохранился ли такой запрос. Наивно полагать, что все уцелело в архивах: революция, войны, бомбежки, наводнения, пожары… Даже самые простые причины — нерадивость, рассеянность исполнителей, сующих бумаги совсем в другие папки, где они обнаруживаются только случайно. И все же…
Чудесные люди в архиве Октябрьской революции. По каким-то им одним ведомым источникам пересматривают, где еще может быть упомянут Акашев, очень хотят помочь. И находят! Отношение из Генерального штаба начальнику штаба отдельного корпуса жандармов. Там сказано: «Имея в виду то доверие, которым по роду своей службы облекается каждый летчик на театре войны, Главное управление Генерального штаба, предварительно, до принятия того или иного решения по упомянутому ходатайству, просит спешно сообщить по возможности самые подробные и откровенные сведения о политической и нравственной благонадежности г. Акашева, а также не было ли особых причин, вынуждавших его жить за границей».
Вот когда отыгрываются на Акашеве жандармы. Не жалея бумаги, они выложат о нем все до мельчайших подробностей, да еще в соответствующем тоне.
Перечислив все его грехи, вплоть до подозрения в попытке бомбардировать с аэроплана царскую фамилию, они вынуждены сообщить: «В минувшем месяце Акашев добровольно вернулся в Россию и после ареста его возбудил ходатайство о прекращении дела о нем, каковое ходатайство было уважено г. Министром Внутренних Дел, и Акашев был освобожден от наложенного на него в 1906 году административного взыскания».
Этот последний абзац исполняющий должность начальника Департамента полиции Васильев, который лично наблюдал за делом Акашева, переписывал от руки несколько раз. Судя по сохранившимся черновикам, он добивался большой сухости и сдержанности строк, которые свидетельствовали, что Акашев полноправный гражданин Российской империи. Как же принят этот ответ в Генеральном штабе?
Исторический военный архив, все та же тощенькая папочка политэмигранта Акашева. Первая бумага с грифом «Секретно».
«В канцелярию Августейшего Заведывающего организацией авиационного дела в действующей армии. Ввиду получения неблагоприятных отзывов о политической благонадежности пилота-авиатора Константина Акашева, ходатайство последнего об определении на службу… Главным управлением Генерального штаба отклонено…»
Резолюция правителя канцелярии: «В доклад». Каким был результат доклада, ясно — дело Акашева этой бумагой закрыто.
Зато полицейское дело продолжает пополняться, Акашев не оставлен без внимания. Начальник петроградской охранки доносит в департамент: «В связи с поступлением его на службу на аэропланный завод Лебедева, по моему распоряжению за Акашевым было учреждено наружное наблюдение.
За время наблюдения, с 5 по 29 июля, связь Акашева с лицами, известными отделению, не отмечена. 29 сего июля Акашев поездом № 1 из Петрограда выехал без сопровождения его наблюдением… до ст. Гродно, куда он, по сведениям секретной агентуры отделения, командирован заводом… О выезде Акашева телеграммой сообщено начальнику Гродненского жандармского управления». Получив «по эстафете» гостя из Петрограда, гродненский цербер доносит: «Инженер аэропланного завода Акашев прибыл в г. Гродно, и за ним учреждено наружное наблюдение…»
Возвращение
Наведавшись перед отъездом из Парижа в знаменитое кафе «Ротонда», куда он довольно часто заходил, Славороссов узнал, что уже уехал в Петроград артист «Кривого зеркала» Израилевич. С Жаком, как звали его парижане, они сошлись довольно близко. К нему-то на холостяцкую квартиру в Петербурге и приехал Славороссов весной 1915 года.
После долгих, как бывает при встрече друзей, расспросов Жак предложил:
