Перед восходом солнца Атувье вновь уснул. Слишком многое пережил он в последние дни и ночи. Особенно в эту ночь. Возможно, «повинен» был и Черная спина, предостерегший от нападения стаи. К счастью, Атувье все же не улетел далеко на белых крыльях сна. Очнулся он от хриплого рычания и пронзительного воя, доносившегося откуда-то снизу. Услышав шум, Атувье выхватил нож и выглянул из пещерки. Совсем недалеко, в низине, он увидел, как четверо волков нападали на одного. Атувье сразу догадался, на кого ополчилась стая… Там, в низине, отчаянно сражался его друг Черная спина. Один против четырех. Волки не простили ему привязанности к пленнику, и вот теперь «глаза стаи» бился за свою жизнь и за жизнь Человека. Он дорого отдавал свою жизнь: волчица уже лежала недвижимая, из ее разорванной шеи теплой тонкой струйкой уходили последние капли жизни.

Но и у Черной спины была перекушена задняя лапа, а из разорванного плеча сочилась кровь.

Атувье ринулся на помощь другу. Никто из волков не услышал его шагов: увлеченная схваткой, осатаневшая тройка, хрипя и рыча, кидалась на Черную спину, и лишь сметка, необыкновенная даже для волка, пока спасала его. Но и трое нападавших тоже были не какими-то шавками из стойбища. Каждый из них был храбрым бойцом и уже не раз бился с собратьями во время дележа добычи. Чего стоил один Вожак, почти не уступавший в силе Черной спине. Правда, он был не столь проворный: все-таки сказывались годы. Окровавленное ухо Вожака напоминало сейчас изодранный кусок кухлянки: друг человека при первом же выпаде главаря сумел увернуться от его клыков, при этом успев пустить в ход свои… Да, пока Черной спине везло. Но силы были слишком уж неравны. И настал тот миг, когда его не могли спасти ни реакция, ни сметка, — по команде Вожака тройка сначала отскочила от затравленного собрата, а потом мгновенно расположилась с разных сторон.

Черная спина растерялся: нельзя уследить сразу за всеми.

Волки, совсем обезумевшие от злости и запаха крови, одновременно бросились на «глаза стаи». Послышался тчаянный визг, хриплое рычанье, и на белый, легкий, выпавший ночью снег упали свежие алые капли крови.

Атувье подоспел в самый раз: клыки одного из молодых волков уже сжимали горло Черной спины, судорожно извивавшегося под телами заваливших его собратьев. Но окончательно сомкнуть челюсти молодой волк не успел — Атувье вонзил ему под левую лопатку нож. Как и всякий оленный человек, он убивал оленей и собак одним ударом.

Вожак и другой молодой волк отпрянули.

Атувье опустился на колени перед бездыханным Черной спиной, но сразу почувствовал сильный удар в бок. Он упал ряддом с «глазами стаи» и в тот же миг увидел совсем близко от своего лица горячую пасть Вожака!

Пленник все же успел заслонить лицо рукавом, но тут же вскрикнул от боли: Вожак вцепился в рукав, легко прокусил к его. Нож выпал из руки Человека. Острая боль пронзила и левую ногу выше колена — в бедро вцепился молодой волк. Словно горячими челюстями капкана, он свирепо терзал первого бойца стаи. Атувье рванулся, почти поднялся на ноги, но снова был смят, повержен остервеневшими волками. Они рвали его кухлянку, раздирали остатки торбасов и только чудом не добрались пока до горла, до затылка.

Атувье катался по снегу, загораживал рукавами лицо, пинал ногами разъяренных врагов, но никак не мог подняться. Все тело его горело, словно обсыпанное раскаленными углями. Он судорожно хватался за ножны, забыв, что они пусты.

А волки, ослепленные яростью и запахом крови Человека, совсем осатанели, желая поскорее покончить с ним.

Силы покидали Атувье, Тело его так ныло и горело от боли, что он уже не чувствовал новых укусов. И когда ему показалось, что все кончено, левая, еще здоровая рука вдруг нащупала на снегу нож! Атувье крепко сжал рукоятку и почти наугад ударил. Острое, необыкновенной прочности клиновидное лезвие, закаленное в нерпичьем жире пареньским кузнецом, легко вошло в бок молодого волка. Зверь взвизгнул, отшатнулся и упал. Лапы его мелко-мелко задрожали, по телу прошла судорога.

Отскочивший Вожак, тяжело дыша, тупо уставился на притихшего собрата.

Атувье вполне хватило этого замешательства Вожака, чтобы подняться. В его голове стоял странный гул, словно там сидел старый шаман Котгиргин и колотил в бубен. Белый, свежий снег был сейчас почему-то необычным — красноватым, а земля под ногами раскачивалась. Атувье хотел видеть Вожака, И увидел.

Тот стоял чуть в стороне, зловеще оскалясь. В его глазах пылала ярость. И еще в них затаился страх.

В глазах Атувье тоже плескалась злоба. Но страха не было. Пленник все сильнее сжимал рукоятку ножа. Рука и кож были в липкой крови.

— Ты трус, Вожак, — хрипло сказал Человек, «Я знал, что ты трус. А если не трус, то… давай сразимся.

Теперь они стояли в распадке один на один — человек и волк. Оба тяжело дышали, собираясь с силами. Никто не хотел показывать спину врагу.

А кругом царила великая тишина, которая бывает только в горах Камчатки. Такая тишина, что было слышно, как плакали горы: солнце выжимало холодные звонкие слезы из сугробов, нависших козырьками над обрывами.

Лицо Атувье окаменело. Он смотрел прямо в глаза Вожака, в самые зрачки его налившихся кровью бешеных глаз. Атувье знал, что в последнее время Вожак не выдерживал его взгляда. И не только Вожак — все волки, кроме Черной спины. Да, это было так, ибо в глазах пленника стаи, ее главного бойца, пропал страх. А когда в глазах человека нет страха, никто из зверей не может выдержать их силу.

Но сейчас Вожак не отводил взгляда. Ярость, эта великая сила волков, клокотала в нем от кончика хвоста до влажного носа. Она переполняла его, заглушая чувство страха перед пристальным взглядом Человека, виновника его позора, убившего на его глазах последних сородичей стаи.

— Я вызываю тебя на бой, Вожак! Ты хочешь убить меня, я хочу убить тебя, я — человек, ты — волк, — не сказал, а скорее прорычал Атувье: гнев переполнял его, сдавливал горло.

Он все смотрел и смотрел в желтовато-искристые зрачки врага.

Волк смотрел на него.

Кто-то должен был первым решиться, первым броситься на соперника. Другого исхода между восставшим против плена человеком и вожаком теперь уже несуществующей стаи не могло быть. Кто-то должен был первым броситься на врага! Кто? Первым бросился волк. Вожак прыгнул так стремительно и неожиданно, что Атувье, нетвердо стоявший на снегу от непроходившего кружения в голове, не успел выкинуть навстречу руку с ножом. Волк ударил всем своим тяжелым, сильным телом, в котором не было и капли жира. Живой комок мышц и костей сшиб Атувье, и он упал, взмахнув руками. Пальцы правой руки невольно разжались — нож отлетел далеко в сторону… Атувье снова был повержен в снег, и страшные белые-белые зубы оказались возле самого горла…

Лишь чудом пленнику удалось опередить волка: он ткнул кулак в горячую пасть. Жгучая боль пронзила руку: у Вожака были острые зубы — острее, наверное, чем лезвие ножа.

Волк замотал головой, выкатив белки глаз и пытаясь сжать челюсти, чтобы прокусить кулак. Но, напрасно: кулак Атувье наглухо перекрыл гортань. Глаза волка, с кровавыми прожилками, казалось, вот-вот вылезут из глазниц. Он разжал пасть и отпрянул назад, затем вновь бросился на Человека.

Но Атувье уже успел приподняться и, улучив момент, когда голова волка оказалась возле груди, здоровой рукой обхватил шею врага и крепко сжал ее. Волк захрипел, рванулся изо всех сил и попятился назад, но Человек сдавил его шею еще сильнее, а потом и сам навалился на задыхавшегося врага всем телом…

Атувье лежал на спине и смотрел в весеннее бездонно-синее небо. В далекой вышине медленно плыли редкие кучевые облака. «Скоро совсем тепло будет», — равнодушно отметил он. Искусанные руки и ноги горели от боли, садняще ныли плечи, спина, бок. У него не осталось сил даже для того, чтобы положить на раны снег. Тело стало как бы чужим, безвольным. Если бы на Атувье бросился сейчас еще один волк, он, наверное, не стал бы и сопротивляться…