— Я говорю: останемся на месте, — сказал наконец Киртагин. И его слова, произнесенные тихо, хорошо услышал каждый; зимой в тундре голос человека слышен далеко, ибо для звука нет препятствий в ее просторах. — Стая не причинит нашему стаду большого зла, — продолжал Киртагин. — Скоро у волков начнется гон, и стая распадется.
Пастухи согласно закивали головами.
— Мы будем пасти оленей, словно ничего не знаем о Стае. Я говорю: никто не поднимет ружье на волка, даже если волк будет рядом.
— А если волк бросится на меня? — спросил отца Хипу. — Или тот, босоногий?
— Он не бросится, — проскрипел, словно мертвая лиственница на ветру, самый старый из пастухов — Омрелькот. Последнюю зиму он уже не ходил за стадом, просиживая все время у костра: осенью у него распухли ноги. — Он не бросится. Я знаю. Так было. Стая и ее человек-волк хотят спокойно дожить до тепла.
Мудрый Омрелькот оказался прав.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Стая и ее собрат-пленник честно соблюдали немой договор с пастухами, убивая через ночь по одному слабому оленю. А то и реже: Вожак время от времени уводил стаю и Человека в другое урочище. Совсем недалеко — полдня ходьбы на лыжах. Уводил, чтобы пастухи не обнаружили «логово» Атувье — крохотную неглубокую пещерку в складке островерхой сопки, где он спал или отдыхал после охоты. Да, волки стали охранять Человека совсем не как пленника. Они одновременно и охраняли и оберегали его, ибо он стал равным среди них. Даже больше: ее главным бойцом-добытчиком. Теперь Человек понимал язык волков, и они понимали его. Немногие из людей знают, что волки, как и собаки, быстро учатся понимать их язык, взгляды и жесты.
Все чаще и чаще в последнее время прежде чем сказать: «Я кончил!» — Вожак внимательно вглядывался в лицо Человека. И было уже не раз, когда Человек не соглашался с решением Вожака. Постепенно Вожак, а с ним и стая поступали так, как того хотел Человек. В стае теперь стало как бы два вожака: вожак-волк и вожак-Человек.
И вскоре всем стало понятно, кто из двух вожаков первый.
…Это случилось на закате дня, далеко от стада. Совсем далеко. Вожак-волк накануне увел стаю подальше от оленей Человеков, так как вот уже некоторое время пастухи очень внимательно караулили своих животных: приближалась пора отела, и важенки стали пугливы и беспокойны, А им очень нужен был покой. Теперь пастухи как бы давали понять стае, чтобы она убиралась куда-нибудь подальше, иначе они больше не станут соблюдать молчаливое перемирие. Слишком дорог для оленных людей каждый будущий олененок!
Вот почему Вожак и увел стаю далеко от стада — в Долину зайцев. В ней волки уже охотились дважды. Там по; берегам замерзших рек и озер, на склонах сопок для зайцев было много еды. А еще в эту долину приходили косячки диких оленей. О, стая хорошо охотилась в тех местах.
Однако на сей раз волкам здесь не очень везло. Тень Большого голода снова нависла над стаей и ее Человеком: то ли зайцы, испугавшись предыдущих набегов, поспешили покинуть долину, то ли мор напал на них, но на этот раз свежих следов длинноухих было совсем мало…
Однажды в полдень Атувье вынул из единственной петли почти теплого зайца. Эту петлю он сделал еще в стране ламутов из своего поясного ремня и очень дорожил ею. Атувье сытно поел. Кишки, голову и лапы зайца он отдал Черной спине, который был с ним в последнее время неразлучен, а если охотился, то все равно кружил неподалеку от Человека. Вот и сегодня Черная спина охотился рядом, но, к сожалению, неудачно. Остальные волки пытали счастья за невысокой пологой сопкой, стоявшей посреди долины.
Атувье пристально глядел на Черную спину, который лежал рядом. Пастух все больше и больше привязывался к этому сообразительному доброму волку. Черная спина (Атувье заметил это давно) платил ему тем же. Волк словно сам искал с ним дружбы, был почти все время поблизости, ловя взгляды. И даже по-своему старался помочь. Уже не единожды именно Черная спина устраивался на ночлег возле его ног. Атувье спокойно отогревал ступни в плотной шерсти, не боясь, что Черная спина может рассердиться, хватить зубами, если он, Атувье, во сне нечаянно потревожит или даже ударит ногой по волку. Особенно удивил парня поступок доброжелательного волка четыре дня назад. Атувье уже укладывался спать в своей каменной «яранге», когда у входа вдруг появился Черная спина. В зубах волк держал зайца. Положив добычу на снег, он уставился на Человека. Атувье сначала ничего не понял. И лишь спустя минуту неожиданно догадался, о чем говорил глазами его серый друг: «Я добыл зайца для нас обоих. Бери свою долю».
После того случая Атувье попробовал разговаривать с Черной спиной на своем, человечьем, языке и вскоре убедился, что этот добрый странный волк стал хорошо понимать некоторые его команды. Другие волки понимали только язык его жестов. «Неужели в Черной спине есть кровь собаки? — удивлялся Атувье. — А может, именно Черная спина — добрый дух? Но тогда и Вожак, и другие волки — тоже духи?! Нет, они самые настоящие волки. Но почему же тогда Черная спина так не похож на других? А может, его мать была собакой, которая однажды предпочла в мужья волка?» — продолжал думать Атувье. Такое не редкость в стране оленных людей, где многие собаки с весны до зимы сами себя кормят, раскапывая в тундре норы полевок, питаясь их запасами. Или охотятся за птенцами уток, куликов, гусей, чаек…
Атувье очень радовался привязанности Черной спины. Да, в стае только он его настоящий друг, ибо другие волки все равно оставались волками. Нет, Атувье не боится их, но иногда… Иногда страх все же вползал в его грудь. Особенно когда на него долго смотрел Вожак. Атувье чувствовал, как в последнее время Вожак становился все настороженнее с ним и даже понемногу начал сторониться его. Человека, хотя и делал то, что хотел он, Атувье, первый боец стаи. Но прежнего расположения не было. Сначала пленник не мог понять причину такой перемены, но потом начал догадываться: Вожак злился на него потому, что волки стали слушаться и почитать Человека так же, как и самого Вожака. Вожак-волк не хотел делить власть с вожаком-Человеком! Но он, Атувье, в этом не виноват. Он сам не хочет быть вожаком стаи, потому что он все равно человек! Пусть злится Вожак. Пусть! Атувье не отступит, не покорится больше ему. Он слишком долго многого боялся. Он чуть не ушел к «верхним людям» от страха, когда стая захватила его в плен или когда волки бросились за ним вдогонку после первой охоты на дикаря. И еще не раз страх сковывал сердце. Так было. Но теперь Атувье прогнал страх из своей груди. Может, не совсем, но он все равно не покорится Вожаку. Ведь он человек, а Вожак — волк, и вся стая — волки, от песни смерти которых даже сильные собаки начинают дрожать и метаться в ужасе. А он заставил их считаться с ним. Даже Вожака. Только здесь, среди волков, понял, что он — сильный и смелый. И храбрый. О, если бы вернуться к пастухам, в стойбище! Он бы тогда сумел заставить уважать его даже самого Вувувье. Он отомстил бы Byвувье за все издевательства над ним. Атувье даже встал и огляделся, словно надеясь увидеть поблизости богача. Злость распирала его грудь. Но рядом хрустел костями зайца Черная спина, а вокруг лежала белая продрогшая тундра, придавленная великой тишиной, да местами тусклым сверканием отсвечивали наледи на реках. Впрочем, Атувье и не хотел, чтобы сейчас его кто-нибудь увидел из людей, такого вот — в изодранной кухлянке, в торбасах без подошв, рядом с волком. Ему нельзя сейчас показаться людям, ибо тогда он будет для всех, даже для родителей, — отверженным. Как те береговые люди, охотники на морских зверей, которых уносит на льдинах в море… Если кому из них везло и они вновь возвращались на берег, то не каждый род, не каждая семья принимали потом назад того, кого позвали к себе «верхние люди». Нельзя возвращаться к «нижним людям», если «верхние» подали знак: «Иди к нам». Нет, никто не должен видеть его сейчас среди стай. Никто! Но он так хочет вернуться домой, он, пленник стаи, уже вставший на тропу охоты с волками. Нет, если духи сделают так, что он сможет вернуться домой, он никому, даже матери, не скажет о своем плене. Только где сейчас стойбище Каиль? Где стадо? Слишком далеко ушел он от родных мест. А если пристать к другому стаду, если отыскать другое стойбище? Нет, чужие люди сразу поймут, что он — отверженный. Разве можно прийти к ним в изодранной кухлянке и в торбасах без подошв? А если он обманет людей, то обман все равно потом раскроется, и его с позором прогонят и тогда даже в родном стойбище ему не будет места. Да, он слышал, что в сопках, на побережье живут такие люди — отверженные всеми. Они живут, как звери, — едят все время сырое мясо, сырую рыбу и совершают иногда самые недостойные дела — воруют по ночам еду у других. Неужели и его ждет такая жизнь?.. Атувье даже пот прошиб от этой мысли, и он впервые с ненавистью посмотрел на Черную спину.
