После стычки с Вожаком Хмурый совсем замкнулся и подолгу пропадал, охотясь в одиночку на зайцев и куропаток. Он, может, и вовсе отбился бы от стаи, превратившись в волка-отшельника — таких немало шастало в горах и в тундре. Но он не ушел из стаи, поскольку не решался покинуть старшую волчицу — приближалась пора волчьей любви. Волчица тоже была неравнодушна к этому пусть и туповатому, но сильному самцу. Волчицы всю жизнь; живут с одним волком, но в прошлую зиму охотники убили ее самца, и поэтому она ужа приглядывала нового. Они-то, Хмурый и старшая волчица, и нарушили Главный закон охоты…
Хмурый, заранее добиваясь благосклонности волчицы, решил то ли угодить ей, то ли показать свою удаль перед двумя возможными конкурентами — молодыми волками, которые сильно заматерели и мало в чем уступали ему. Однажды утром Хмурый позвал с собой старшую волчицу, и они тайком от всех направились к стаду.
Как ни осторожничала стая, охотясь ночами на оленей, но тревога все же поселилась среди стада. Олени не такие уж глупые животные, чтобы не чуять опасности, когда та бродит рядом. Да и в поведении пастухов олени заметили нервозность, поэтому иные если и отходили от основного ядра, то недалеко. Впрочем, наготове были и пастухи.
В тот несчастливый для стаи день Хмурый решил устроить Большую охоту. Ему давно хотелось такой охоты; хотелось, как в молодые годы, когда в нем кипела кровь и каждый мускул был твердый, как камень, ворваться в гущу этих трусливых рогатых зверей и рвать, рвать их тела, пьянея от горячей крови. Ему надоели спокойная жизнь, приказы дряхлеющего, осторожного Вожака. Тогда, в его молодые, годы, их стаю водил Черный вожак. Он выделялся даже среди сородичей своей необузданной яростью на любой охоте, в любой потасовке. Три зимы водил он стаю, а на четвертую Черного вожака настиг горячий клык Человека… После его смерти стая выбрала предводителем нынешнего Вожака. О-о, это был совсем другой вожак, и не все волки остались с ним в ту зиму. Но он, Хмурый, остался и подчинился Осторожному, как вначале звала стая нового главаря. Подчинялся, хотя и не очень охотно: ему не хотелось охотиться в одиночку. Но теперь хватит! Надоело подчиняться! Тем более что старшая волчица уже несколько дней и ночей так многозначительно смотрит на него. И он решил доказать ей, что будет заботливым, добычливым хозяином их будущей семьи. Пусть волчица увидит сегодня, какой он сильный.
Хмурый стал подниматься вверх по склону, чтобы оттуда обозреть все стадо. Он достиг большого выступа и лег у самого его края. Рядом пристроилась волчица.
Олени, как всегда, не спеша бродили по просторному плато, разбивая копытами снег в поисках ягеля.
Хмурый дрожал от нетерпения. Азарт будоражил его. Он был поглощен только оленями, забыв о Главной заповеди охоты на оленей Человеков — всегда, в любой миг, быть готовым к встрече с людьми. Хмурый был беспечен и потому не увидел, как смерть уже приближалась к нему. И к волчице.
Кокандя первым заметил двух волков, поднимавшихся вверх по склону. Рядом с ним находился молодой Ивтократ, который был занят важным делом — выстругивал деревянные дощечки для новых ножен.
— Эй, парень, — сказал Кокандя, — брось это дело и приготовь ружье. Смотри, два волка поднимаются к выступу. Мне не нравится, что они подошли к табуну днем. Наверное, задумали поохотиться. Шибко голодные, раз хотят напасть днем. Может, они из другой стаи? — Кокандя взял на изготовку винчестер и поспешил к косяку, который ближе всего находился к волкам.
Ивтократ, вложив нож в старые ножны, сдернул с плеча свое ружье, вогнал в ствол жакан и поспешил за ним.
Олени спокойно глядели на пастухов, нехотя расступаясь перед ними.
Кокандя пригнулся и скрылся среди оленей. Ивтократ последовал его примеру.
— Скорее, парень! — обернулся к помощнику Кокандя. — Видишь, один из волков уже начал спускаться вниз. Он крадется, к тому косяку. Смотри!
Хмурый быстро, широкими махами, ринулся вниз, словно сорвавшийся с горы камень. За ним, подчиняясь его воле и азарту, прыгнула и волчица…
Первым упал с разорванным горлом большерогий крупный самец, за ним — с растерзанным боком — важенка. Волчица последовала примеру Хмурого и завалила еще одну самку…
В страшной панике заметались олени. Промерзшая земля загудела от топота тысяч копыт, в морозном воздухе далеко был слышен стук рогов, над плато взметнулось снежное облако. Олени кидались в стороны, сшибаясь друг с другом, падали, вскакивали и неслись опрометью от страшных охотников…
А Хмурый и волчица, опьянев от запаха крови, от легких, побед, сильные и беспощадные, снова и снова бросались в живое месиво и с остервенением вонзали в несчастных животных безжалостные клыки и рвали, рвали трепещущее, горячее мясо. Уже шесть оленей лежали на снегу, купаясь в крови, а волкам все было мало. Хмурый упивался Большой охотой!
Кокандя, как истый северянин, спокойно прицелился и, как только голова Хмурого попала на мушку, выстрелил.
Молодой Ивтократ тоже не промахнулся — горячий жакан вошел в грудь волчицы и вышел у левой лопатки…
…Атувне, дремавший в своей пещерке, услышав выстрелы, высунулся из каменной «яранги». Волки, отдыхавшие рядом после ночной охоты на зайцев, тревожно водили носами из стороны в сторону.
Парень полез на вершину сопки, чтобы с нее увидеть стадо: выстрелы доносились оттуда. Волки последовали за ним.
Атувье увидел четверых пастухов. Они стояли кучкой, что-то рассматривая на снегу, громко говорили, размахивали ружьями и, прикладывая ладони козырьками к надбровьям, оглядывали сопки. Атувье узнал тела Хмурого и волчицы, а потом и туши зарезанных ими оленей — зрение у него было орлиное. Рядом тихо зарычал Вожак. Атувье догадался обо всем.
— Вожак, Хмурого и старшую волчицу убили пастухи. Твои волки нарушили Главный закон охоты, и потому их убили, — сказал Атувье.
Вожак покосился на пленника и продолжал неотрывно глядеть вниз.
Вдруг пастухи разделились на пары и двинулись к соседней сопке. С ее вершины они без труда заметили бы человека и двух волков. В руках у всех были ружья.
Атувье. замер, от страха: он-то знал, как далеко летят пули из винчестеров. О, Атувье и сам не раз стрелял снежных баранов и медведей из винчестера Киртагина. Не уведи его с собой волки, он к весне купил бы у Вувувье заветное ружье: уже пять, шкурок красных лисиц и двух соболей имел он для покупки. Атувье в ужасе попятился назад.
— Надо бежать! — почти шепотом сказал он Вожаку.
Тот встал и подошел вплотную к Атувье.
— Вожак, ламуты убьют нас! Надо уходить! — опять шепотом сказал Атувье и бросился вниз, спотыкаясь и падая. Волки кинулись следом и вскоре оставили Человека далеко позади.
Атувье бежал по их следам, забыв от страха свою палку-посох. Но человеку не угнаться за волком. Вскоре Атувье потерял стаю из вида. Правда, теперь его ни за что бы не увидели с вершины горы пастухи-ламуты он уже сбежал вниз и завернул в ложбину. Атувье в изнеможении сел на снег, с тревогой взглядывая назад на свои следы. «А что, если ламуты встанут на лыжи и отправятся в погоню?» — испуганно подумал пленник стаи, тяжело дыша, словно вконец загнанный ездовой олень. Пот заливал ему глаза, сердце стучало, как бубен в руках шамана Котгиргина, когда шалман изгонял злых духов из яранги больного. И Атувье вдруг словно кто-то сильно встряхнул за воротник кухлянки. «Стая убежала! Стая убежала, и я смогу остаться с ламутами! Я больше не волк! Я снова человек — пастух Атувье!» От этого открытия ему стало легко и радостно. Он забыл о своей изодранной одежде, о том, что идет по снегу босиком. Атувье зашагал назад по своим же следам Он прошел совсем немного, когда внезапно остановился. Ему показалось, что на него кто-то смотрит. Атувье затылком почувствовал взгляд — упорный, пронзающий насквозь. Пленник стаи оглянулся и замер: совсем недалеко стоял Вожак и, не мигая, смотрел на него. У Атувье по спине загуляла ознобная поземка: Вожак смотрел с укором, словно стыдил за измену стае. Нет, он не просто смотрел! Он говорил!
