В целом мне сразу стало ясно: это то, чего нам до сих пор не хватало. Мы еще поработали над некоторыми деталями, предусмотрев на будущее смену крышек, с тем чтобы превращать активный корабль в пассивный, и наоборот. Уже тогда мне почему?то очень хотелось сделать корабли «двуполыми», хотя такая вычурность выглядела почти фантастикой. После этого я стал размышлять, как и кому «продать идею». Правда, до настоящей рыночной экономики было еще очень далеко. Только через много лет удалось по–настоящему продать многое, даже сменные крышки, но об этом речь впереди.
Об Уткине стоит рассказать подробнее. Еще до войны Николай Васильевич работал на ЗИКе (завод им. Калинина) в Подлипках. Он, тогда слесарь, внес толковое предложение относительно того, как изменить важный элемент затвора, самого хитрого узла пушки новая деталь позволяла автоматически взводить взрыватель. Его заметили и перевели в КБ. В начале войны он продолжал некоторое время трудиться на заводе. Инженерная элита, работавшая на оборону, получала бронь, защищавшую от призыва в армию. В эту категорию попадала иногда и другая элита. Уткин рассказывал, что у них появился известный гроссмейстер А. Котов, но поскольку он ничего не понимал в пушках, то держался за счет шахматной славы и умения правильно расставлять «фигуры». Приходя утром на работу, он говорил Уткину: «Полпочтения», — а его начальнику: «Два почтения».
Летом 1942 года, когда обстановка на фронте резко ухудшилась, Уткина забрали в армию. (По другой версии, молодой конструктор вовремя не оказал достаточного почтения своему начальнику.) Он попал в самое пекло, под Сталинград, и какое?то время даже командовал взводом морской пехоты. «Пленных брать не будем!» — был лозунг пехотинцев в черных бушлатах. «Не будем», — повторял Уткин. Однако вскоре начальство разглядело небоевую натуру Николая Васильевича, и его перевели во взвод артснабжения. Подвозить снаряды к его «любимым» пушкам тоже было делом опасным, связанным со смертельным риском, но судьба хранила его. Сам он, видимо, не мог убить человека. Вот, например, рассказанный им эпизод из боевой практики. Однажды, въехав на своей полуторке в только что отбитую у немцев деревню, он увидел бегущего молоденького немецкого солдатика. «Стой!» — тот не остановился, Уткин с винтовкой наперевес — за ним, немченок — в подвал. «Я успел ткнуть его штыком в зад, — закончил рассказ наш ветеран, — тот взвизгнул и исчез в подвале, а я росился бежать в другую сторону».
После войны, награжденный орденом и медалями, он победителем вернулся в родные Подлипки и стал конструировать электроприводы для ракет в ОКБ-1 у Королёва. Механизмы он чувствовал всем нутром, разработал десятки узлов, включая стыковочный механизм, который продолжает летать на кораблях «Союз» и «Прогресс».
Чего Уткин не оставил, так это потомства, до конца дней он был старым холостяком. Мы и в шутку и всерьез пытались подтолкнуть его к женитьбе, но напрасно. Правда, нельзя сказать чтобы он брезговал прекрасным полом. Обычно в пятницу под конец дня наш холостяк подходил к московскому телефону, и вся комната затихала, предвкушая вербальное удовольствие: «Тоня, это Коля из Подлипок, вы меня помните? Ну ладно… Нюра, вы меня помните, это Коля из Подлипок… Тогда я буду вас ждать на станции вечером, приеду туда на машине». Его дом находился в семи минутах ходьбы от станции Подлипки. У него был такой же «Москвич-402», как у меня, но он не любил уезжать далеко и чаще всего ездил один: «Одному хорошо, а так — разговаривать надо». Особенно не любил он выезжать из гаража в сырую погоду. «Смотри?ка, дождь собирается, пойду сегодня пешком». — «Так в машине?то теплее, сухо». — «Э, нет, мне?то ничего не будет, я просохну, а машина сгниет».
Когда 15 лет спустя мы хоронили Николая Васильевича, я сказал про него так: «Коля из Подлипок — самобытный человек и уникальный разработчик космических механизмов, конструктор, что называется, от Бога».
Заслуга Уткина в создании стыковочного устройства для орбитального комплекса «Союз—Салют» огромна, и то, что система не устарела до сих пор, — лучший памятник ему и многим нашим товарищам, ушедшим от нас и здравствующим ветеранам.
В тот период, когда родилось наше предложение, изучалось несколько вариантов использования корабля «Союз» для разных программ. В частности, наши проектанты работали над одним вариантом совместно с куйбышевским филиалом, который возглавлял Д. И. Козлов, королёвский ведущий «семерки». Там активно занимались «Зенитами» и другими разведывательными спутниками. Для рассматриваемого варианта предполагался новый автономный аппарат, который для повышения эффективности космических операций требовалось периодически обслуживать на орбите с помощью пилотируемого корабля «Союз». Услышав об этом от наших проектантов, я позвонил В. Н. Бобкову и договорился о встрече. Валентин Николаевич сразу оценил нашу новую стыковочную концепцию, однако, к моему удивлению, сказал, что эта система еще нужнее для другого проекта. Через некоторое время мне стало известно, что Феоктистов уже рассматривает возможность интеграции челомеевского «Алмаза» с нашим «Союзом». Эмбриональный этап проектирования станции начался. Он растянулся аж до конца 1969 года. Перестроить нашу «плановую космонавтику» было очень непросто. Слишком много разных ведомств и инстанций, а также руководителей различного ранга, оказались вовлеченными в этот процесс.
Тем временем новую, официально еще не одобренную разработку поддержали мои начальники и, конечно, Вильницкий. Вскоре более высокое руководство нашего КБ, а затем и министерства, поняв, что в любом случае новая система обязательно понадобится уже в ближайшем будущем, поддержали нашу инициативу и дали «добро». Было принято решение начать детальное конструирование заранее, а такое происходило не часто. Осенью 1968 года работа над новой конструкцией закипела.
На лекциях о методах проектирования я подробно рассказываю студентам о том, что космические и другие автономные аппараты делятся на отсеки и системы, а такое деление имеет важнейшее значение на всех этапах работ.
В формальном организационно–техническом документе, называемом схемой деления, предусмотрено двойное разбиение: на конструктивно законченные отсеки, агрегаты и узлы и на «размазанные» по отсекам системы, состоящие из датчиков, приборов и механизмов. Для выполнения определенной задачи элементы системы электрически и функционально объединены между собой. Так, «Союз» состоит из приборно–агрегатного отсека, спускаемого аппарата и бытового отсека. По ним разбросаны многочисленные системы: электропитания, жизнеобеспечения, управления движением и так далее. В разработке этих двух составляющих частей много общего, вместе с тем существенная специфика системы заключается в том, что ее элементы одновременно разобщены и связаны. Разобщенность аппаратуры, с одной стороны, функциональная направленность и связь отдельных элементов между собой — с другой, выделяют системы в особую категорию. При испытаниях систем используются специальные методы; их отработка оказывается обычно более трудоемкой, многодельной и длительной, чем статических конструкций. Кроме того, как правило, возникает необходимость привлечения организаций, обладающих специфической технологией, что, в свою очередь, требует подрядчиков, производящих так называемую элементную базу. Примером могут служить радиосистемы и оптико–электронные приборы, солнечные батареи и аккумуляторы, гироскопы и датчики. Отдельной, специфической областью является реактивная техника.
В челомеевском филиале №1 в Филях детально спроектировали отсеки станции «Алмаз», на заводе им. Хруничева их изготовили, а вот систем как раз и не хватало. Ведь для их разработки и испытаний требовалось больше времени. Многие предприятия–смежники к этому времени только приступили к работе, и, чтобы завершить начатое, нужен был не один год.
Кстати, в конце 60–х в КБ «Салют» не было и проекта стыковочного устройства. Забегая вперед, стоит сказать, что их вариант появился намного позже. Его конструировали настоящие мясищевские самолетчики, предпочитавшие, как и американцы, гидравлику и пневматику, в итоге их агрегат оказался в два с лишним раза тяжелее нашего; он чем?то напоминал самолетное шасси. Правда, они тоже нередко критиковали наш механизм, называя его часовым. В то же время надо и отдать должное филевским коллегам: они довели свою конструкцию до летной кондиции. Однако слетала она в космос только пару раз в начале 80–х на борту беспилотного корабля ТКС, пристыковав его к одному из наших «Салютов».
