Суд над Адальбероном должен был проходить в ассамблее Компьеня в воскресенье 27 марта 987 г. Но заседание было отложено до 18 мая. У Людовика V тогда были другие заботы; по неизвестной причине он возобновил мирные переговоры с империей. В марте 987 г. мир еще не был заключен официально поскольку король не согласился вернуть Верден без всяких условий. Герцогиня Беатриса, так же как на собраниях в Вормсе и Франкфурте, руководила переговорами. Она сама лично отправилась в Компьень 29 марта, и ей удалось умело подготовить для заключения окончательного мира встречу 25 мая 987 г. в Монфокон-ан-Аргоин, недалеко от Вердена. Императрица Аделаида, Карл Лотарингский, Людовик V, Эмма, Гуго Капет должны были там присутствовать. Но императрица Феофано, состоявшая тогда в плохих отношениях со своей свекровью Аделаидой, не была извещена заранее об этих приготовлениях. Герберт опасался некоторого недоразумения; он уговорил герцогиню Беатрису подготовить мир при помощи императрицы Феофано. И осведомиться у Эвергера, архиепископа Кельна, об условиях договора.

Едва ассамблея, на которой намеревались судить Адальберона, собралась в Компьене 18 мая, как неожиданный случай внезапно изменил ход событий. Людовик V, как все короли во все времена, был сильно увлечен охотой. Однажды охотясь в лесу, который простирался между Санлисом и Компьенем, он упал, и столь неудачно, что его падение оказалось смертельным. Скончался он 21 или 22 мая 987 г., двадцати лет от роду.

Вообразим, какое впечатление произвела эта неожиданная смерть на присутствующих и сколь резко изменилось положение архиепископа Реймса. По словам Рихера, он открыто проявил сильную печаль из-за смерти Людовика V. Можно допустить, что неожиданный конец молодого двадцатилетнего короля вызвал у него сожаление; но это душевное волнение было кратковременным и не помешало ему уничтожить династию Карла Великого.

Людовик V хотел быть похороненным возле своего отца в Сен-Реми де Реймс. Но его последняя просьба не была исполнена под предлогом, что расстояние было слишком большим и что в пути участники ассамблеи разъедутся ассамблея разойдется, что могло привести к ущербу безопасности страны, Последний король из династии Каролингов был поэтому похоронен в аббатстве Сен-Корнель.

Людовик, несомненно, был слабее своего отца, Лотаря. Он не обладал ни его качествами, ни его авторитетом. Но его прозвище «Ленивый», которое ему дали некоторые историки, абсолютно неуместно. [211]Напротив, за время своего столь короткого царствования он проявил себя очень активным; и его могли упрекнуть в желании охватить слишком много дел разом. Он вызвал неудовольствие не только империи, но и архиепископа Реймса, графов Эда и Герберта и даже своей собственной матери. Тем не менее, можно заметить, что в последние месяцы своей жизни он проявил определенную мудрость, пытаясь уменьшить число своих врагов и примирившись с империей. Пока он был жив, Гуго Капет и помыслить не мог о захвате трона, он хотел властвовать над королем, это очевидно; но ниспровергнуть его, чтобы водвориться на его место, было слишком серьезным делом для этого осторожного человека. В его силах было оспорить корону у Карла Лотарингского; но он был слишком нерешительным, или слишком совестливым, чтобы вырвать ее у уже коронованного государя.

Когда умер Людовик V, ассамблея, на которой судили Адальберона, в то время пребывавшая в Компьене, отказалась переезжать в Реймс. Это было разумно, поскольку таким образом удалось избежать дезертирства и всевозможных беспорядков, которые могли произойти в пути. Людовик V скончался, Карл Лотарингский отсутствовал, оправдания перед судом архиепископа Реймского теперь стали не более чем формальностью. Гуго Капет был в тайном сговоре с архиепископом и, разумеется, взял, на правах «герцога франков», председательство на собрании в свои руки. Он потребовал у обвинителей, если только они присутствовали, изложить все жалобы на архиепископа Реймса, угрожая им, в случае лживых обвинений, страшной карой. Подобное начало не сулило ничего хорошего, никто не ответил на это риторическое приглашение. Таким образом, Адальберона без труда признали невиновным. Тогда герцог снова взял слово и произнес речь, в которой превознес заслуги и добродетели архиепископа, после чего предложил ему занять место во главе ассамблеи. Адальберон сразу же стал управлять ею по своему усмотрению. Основной вопрос, занимавший всех, был выбор короля. Архиепископ заранее решил выступить в пользу Гуго, но выдвигать его кандидатуру было глупо и бессмысленно, т. к. собрание оказалось слишком малочисленным. Адальберон ловко использовал этот довод в нужном для себя русле, он распустил ассамблею, чтобы затем, несколькими днями позднее, собраться в Санлисе в более многочисленном составе, во владениях герцога Франции. Но прежде чем сеньоры разошлись, ловкий и осторожный Адальберон предложил каждому связать себя обещанием ничего не предпринимать и не замышлять по поводу выборов короля до нового собрания ассамблеи; эту клятву сеньоры, а Адальберон первый, принесли тому, кого Реймский архиепископ величал «великим герцогом» – самому Гуго Капету.

Такой поворот не предвещал ничего хорошего законному наследнику, герцогу Карлу. Конечно, знать и епископы не давали в Компьене клятвы избрать Гуго королем. В представлениях того времени герцог Франции был, в каком-то роде, регентом королевства, и не было ничего удивительного в том, что именно ему принесли клятву. Но ясно, что уже созрел план отдать корону Капету. В сущности, клятва, принесенная на ассамблее, была направлена против Карла Лотарингского. По замыслу Гуго и Адальберона, знать и епископы должны были прибыть в Санлис без сложившегося мнения, с неопределенными настроениями, не зная к какой партии следует примкнуть; следовательно, оставалось только суметь прельстить их красноречивыми словами или выгодными предложениями. Более того, новую ассамблею назначили на самое ближайшее время, чтобы Карл не успел на ней появиться, а его сторонники не смогли договориться о совместных действиях.

Всю эту аферу с блеском провернули Адальберон и его соратник Герберт. Что касается Гуго Капета, то его роль была более чем незначительной. Присущая герцогу осторожность, возможно, могла бы помешать ему осуществить этот дерзкий замысел. [212]Но Адальберон и Герберт оказали на него давление и возвели на трон Франции. Императорский двор с самого начала весьма благоволил к Капету. В последние годы Оттоны сильно пострадали от нападений Каролингов на Лотарингию. Карл всецело поддерживал планы своего брата Лотаря, чем вызывал сильные подозрения у императорского двора. Будучи уже герцогом Нижней Лотарингии, Карл, не скрывая, посягал на Верхнюю Лотарингию, и если бы он смог стать королем, то был бы чрезвычайно опасным противником для Оттонов. Гуго Капет, напротив, неоднократно проявлял дружеские чувства к императорской партии. Очевидно, империя могла только приветствовать его избрание королем. Вполне вероятно, что именно по наущению императриц Аделаиды и Феофано, Адальберон и Герберт поставили свои таланты на службу Гуго Капету. Известно, что на самом деле они и шагу не делали без советов и рекомендаций Германии. К сожалению, переписка Герберта хранит молчание по этому поводу.

Карл сразу же понял, что главной фигурой в этом деле является Адальберон. Он не сомневался, что архиепископ относится к нему неприязненно, и поспешил отправиться в Реймс, чтобы попытаться вернуть его расположение. Сначала Карл пожаловался, что он оттеснен от престола, несмотря на его происхождение и доблесть. Затем он униженно просил у архиепископа его помощи и поддержки в надежде смягчить свою участь. Напрасный труд! Адальберон к тому моменту уже принял решение, и мольбы Карла ничего не могли изменить. Вместо ответа архиепископ упрекнул его за дружбу с клятвопреступниками и святотатцами и за нежелание от них отступиться. Карл справедливо возразил, что ему нужно приобретать новых сторонников, а не отказываться от прежних. Тогда архиепископ отпустил его, сказав, что не в состоянии ничего сделать без решения знати. Это была истинная правда, поскольку несколькими днями раньше, в Компьене, он поклялся в этом. Таким образом, ему удалось удовлетворить свою злобу и при этом не нарушить клятвы; такое поведение всегда приятно для людей такого же склада ума, что и архиепископ Реймсский. Карл понял, что всякая надежда пока для него потеряна и, возможно, что ему опасно оставаться во Франции. Опечаленный, он вернулся обратно в свои владения, в Нижнюю Лотарингию.