— Какое звено? — Глаза девчонки заблестели.

— Пока не знаю какое. В его версии, — неопределенно пояснила я, слыша в собственном голосе разочарование. Хотя в моей редакции радость Михайловского по поводу моего приезда выглядела достовернее, я бы предпочла знать, что он мне просто обрадовался.

— Говорят, у вас в Костромино такие дела закручиваются! — вдохновенно начала говорить Лера, но глаза ее при этом — странно, шестнадцатилетняя девчонка, а взгляд опытного следователя — внимательно следили за моей реакцией.

— Папа тебе рассказывал?

— Как же, от него дождешься! Все приходится самой по крупинкам собирать. Наши болтают, какую–то женщину убили. Трепотня?

— Ничуть, — сказала я. — Эта женщина была моей соседкой. То есть не моей, а соседкой тети Липы… ну, то есть…

— Я поняла, — сказала Лера, — та Лидия Тимофеевна, которую допрашивал папа. По–моему, тебе опасно оставаться в этом доме.

— А какую опасность я представляю для кого бы то ни было! — беспечно отозвалась я, в глубине души вовсе так не считая.

— Они могут подумать, а вдруг соседка успела тебе все рассказать?

— Кто такие они, и что все?

— Они — убийцы. А все — это то, чему сама Лида, возможно, не придала значения. Ты что, детективов не читаешь?

— Нет, — пожала я плечами.

Кажется, я несколько упала в глазах моей юной приятельницы, потому что она категорически заявила:

— В наше время если что–то и можно читать, так только детективы! Все остальное — полный отстой. Или боевики, где одна пальба да горы трупов, или любовные романы, где сплошь такие мужчины, которых на свете не бывает!

Я могла бы сказать Лере, что не знаю, как насчет трупов, а ту самую пальбу я слышала совсем недавно. А мужчины из любовных романов очень похожи на ее собственного папу. По крайней мере мне так казалось. Неужели я, как девчонка–фанатка, создала себе образ и к нему теперь примеряю всех мужчин, которые встречаются в моей жизни?

— Пойдем, я тебя чаем напою, — сказала Лера. — Тебе явно надо подкрепиться. Все это, как ни крути, стресс.

Я села за стол, а она достала чашку с блюдцем и полезла в холодильник.

— Лера, а как ты думаешь, у твоего папы есть недостатки?

— Навалом, — не задумываясь ответила девчонка и стала загибать пальцы: — Во–первых, он страшно не любит признавать свои ошибки, а если и признает, то не спешит извиняться. Во–вторых, когда он принимает душ, то всегда плещется, как слон, — вода во все стороны льется. Я и занавесочку повесила, неужели так трудно ее задергивать, когда в ванну становишься? Вечно на полу лужи!

Ну, положим, насчет занавесочки, я бы живо отучила его лить воду на пол, а вот признавать ошибки… Это гораздо сложнее… Киреева, о чем вы думаете? Ты посмотри, она уже за мента замуж собралась! Домой надо ехать!

Федор примчался через полчаса. Влетел в комнату, как ангел мщения, и грозно уставился на меня, махнув дочери: «Свободна!»

— Ну, папа…

— Я сказал, немедленно в школу! — гаркнул он, отчего бедная Валерия схватила рюкзачок и поспешно ретировалась, впрочем, бросив на меня сочувственный взгляд.

— Федя, — укоризненно заметила я, — Лера уже девушка, а ты с ней обращаешься как с малышом–хулиганом.

— Переживет! — коротко рубанул он и сердито прищурился: — Где ты была?

— Вот, и со мной как с преступницей разговариваешь…

— Короче!

— Когда ты ушел, я еще часа полтора повалялась…

— Еще короче!

— Как с тобой трудно.

— А с тобой легко? Я чуть с ума не сошел, когда ты пропала. Все костроминские закоулки облазил, а тут еще возле особняка Далматова стрельба началась… Ой, девчонки, я с вами до пенсии не доживу!

Он, видимо, передразнил кого–то, и так смешно, что я не выдержала и расхохоталась, но под его взглядом осеклась. Друг Федька своими ледяными очами заморозил меня на лету. Я так ледышкой на пол и шмякнулась, только осколки льда в стороны брызнули. Отчего я решила, что именно под моим влиянием этот айсберг начнет таять? Просто на минутку мне показалось…

— Я у тебя что–то спрашивал, — напомнил он.

Нет на него моей шефини Ольги. Ею бы он не покомандовал. Уж она бы нашла, что ему сказать! Но сама я, увы, так вести себя не могла.

— Федя…

— Тридцать пять лет Федя.

— Неужели ты думаешь, что я пошла бы к Бойко по своей воле?

— Значит, ты была у Александра Игнатовича? Я так и думал. Боялся только, что у него достанет ума взять тебя с собой на разборки с Далматовым.

— Но я здесь ни при чем!

— Неужели тебя заставили?

— Бойко сказал, что он тоже ни при чем.

— И это понятно, все ни при чем. С понтом, его ребятки проявили дурную инициативу. Хотел произвести на тебя впечатление порядочного человека. Либерала. Да у него в службе без приказа муха не чихнет!

— Мухи не чихают.

— Ты не знаешь этого наверняка… Тебе чем–то угрожали?

— Кажется.

— Не понял.

— Ну, в спину что–то уперли. Металлическое…

— Ладно, ты им поведала все, что они хотели узнать?

— Да он ничего особенного и не спрашивал. Только о том, чего было нужно Далматову от меня?

— И ты сказала?

— А разве это тайна?.. Да, еще я сказала про соседку Лиду.

— А что Бойко?

— А ничего Бойко! И незачем меня как преступницу на вытяжке держать!

— Просто я жду, когда ты наконец мне все расскажешь.

Только сейчас я обратила внимание, какие у моего возлюбленного усталые глаза. И круги под ними залегли. Конечно, он спал всего два часа, а нагрузочка оказалась не приведи Бог! Он почувствовал мой взгляд и встряхнулся, как вылезший из воды пес.

— А я думала, это ты мне все расскажешь. Я не понимаю, почему ты искал меня по всему поселку, да еще и волновался при этом? Большую часть дня я провела дома, упаковывала вещи…

— Уже?

— Федя, но у меня же работа! Своя фирма — это гораздо важнее, чем чужая. Ведь за меня мою работу никто не сделает… То есть моя подруга, конечно, может какое–то время тянуть лямку одна, но прибыль–то мы делим пополам.

Федор, наверное, подумал, что для меня прибыль важнее всего, но как ему еще объяснить? Я вдруг стала страдать косноязычием и никак не могла подобрать нужных слов… И почему я не сказала, что упаковывать вещи мне помогали люди Бойко?

— Понимаешь, я не могу все бросить…

— Я понимаю.

Мне захотелось плакать. Но он действительно меня понимал, потому что о своей работе думал сутками.

— Случилось что–то серьезное?

То есть я и сама догадывалась, что именно, но, может, Федор расщедрится хоть на какие–то подробности?

— Сегодня в нашем районе произошло эпохальное событие: две преступные группировки выясняли отношения с помощью огнестрельного оружия, и одна другую практически уничтожила…

Он хмыкнул и покачал головой, как бы не веря самому себе.

— Подумать только, все произошло от того, что одна приезжая молодая женщина оказалась в Костромино, чтобы оформить причитающееся ей наследство.

— Считаешь, что я спровоцировала войну?

— Рано или поздно это все равно бы случилось, а так… Ты сыграла роль своеобразного катализатора. И действительно сообщила Бойко факты, о которых, как видно, он и сам догадывался. Утвердила его в собственных подозрениях. Зря далматовцы твою соседку убили. Поздно. Запаниковали, что теперь Александр Игнатович их сразу вычислит. А ему особо гадать и не пришлось. Кто бы еще в районе посмел поднять руку на его возлюбленную, кроме казаков Жоры–Быка?

— Ты хочешь сказать, что я продала дом тети Липы ее убийце?! — ужаснулась я.

— Сам он это делал вряд ли. Но без сомнения, знал. Когда уже все свершилось, и ничего нельзя было исправить. Дураков везде хватает. Как и трусов. Только Бойко не стал разбираться, сотник убил его любимую или его подчиненные. Он, как и Шувалов, считает, что командир за все в ответе.

— Ты хочешь сказать, что бандиты Бойко уничтожили всю сотню Далматова?

— Нет, конечно. Только самого Георгия Васильевича и его ближайшее окружение. Так что в ближайшее время его казаки вряд ли займут прежнее положение. У них теперь нет главаря такой величины, как Далматов… Хотя и тот переоценил собственные силы. Потом–то он спохватился. Каких бы крутых ребят он к себе в сотню ни набрал, с боевиками Бойко их не сравнить. Тех обучал профессиональный военный, талантливый командир. Можно сказать, полководец…