Это здание нисколько не вязалось ни с домишками поселка, ни с самим его патриархальным стилем. Как если бы сельская молодка в ватнике вдруг надела дорогую шляпу с пером.

Почему это ООО разместилось не в Ивлеве, а именно здесь? Впрочем, для этих мест, где в порядке вещей огромные расстояния между населенными пунктами, тридцать километров между Костромино и Ивлевом — пустяк, так что этот поселок можно считать почти окраиной районного центра.

Первый мой страх уже прошел, и на смену ему, как это со мной бывает, пришло возмущение: тоже мне, хозяева жизни, позволяют себе какой–то беспредел. Схватили женщину, усадили в машину, нисколько не считаясь с ее желаниями!

В который раз я с сожалением подумала, что в нашей стране нельзя носить с собой оружие простому обывателю. Зато бандиты спокойно его носят. И применяют. Получается, закон действует в основном против рядового гражданина — ведь это он остается беззащитным перед вооруженным преступником.

Похоже, не только Михайловский может читать по моему лицу, как по открытой книге. Когда меня ввели в роскошный кабинет с табличкой «Бойко А.И.» — именно ввели, хотя со стороны могло показаться, что меня просто поддерживают под локоть, — хозяин кабинета шутливо всплеснул руками и воскликнул:

— Какая сердитая! Что случилось? Не хотела принять мое приглашение?

— А кто спрашивал мое желание? — сквозь зубы поинтересовалась я. — Если это называется приглашением, тогда я — королева Елизавета!

— Тут вы правы. — Он по возможности старался разрядить обстановку. — Как–то получилось, что вы вдруг понадобились сразу всем костроминским бизнесменам, если условно считать таковым Долматова… Давайте мириться!

Мужчина подошел поближе, а я невольно взглянула в ту сторону, откуда он шел, и с удивлением заметила, что над его креслом висит огромный портрет Элизабет Тейлор… Нет, так показалось мне в первый момент. На портрете была не кто иная, как моя тетя Олимпиада. В костюме, повторяющем тот, в котором актриса снималась в фильме «Укрощение строптивой».

Рисовал его наверняка хороший художник, потому что в портрете была передана особая, несколько саркастическая улыбка тети Липы и ее взгляд, как бы направленный внутрь себя. Красивая все–таки она была! Жаль, что я больше похожу на материнскую родню, чем на отцовскую…

Хозяин кабинета тоже выглядел достаточно презентабельно. Высокий, широкоплечий, правда, с наметившимся брюшком, какое бывает у тех, кто профессионально занимался борьбой, штангой, боксом. Глаза у него небольшие, глубоко посаженные, изучали меня с неподдельным интересом…

— Счастлив познакомиться с племянницей Липы, она мне о вас рассказывала. Лариса, если не ошибаюсь?

Он помедлил напротив меня, но руку я ему так и не протянула.

— Вот и навестили бы меня в доме тети Липы, а не тащили сюда под дулом пистолета, чтобы я всю дорогу думала черт знает что!

— Не понял? — удивился он.

Потом поймет! Я и в детстве не была ябедой, не жаловаться же шефу на ретивых помощников теперь. Бойко не стал настаивать на объяснении, но по взгляду, который он метнул мне за спину, на сопровождающего, я поняла, что «разбор полетов» еще состоится.

— А как мне вас называть? — ворчливо осведомилась я.

— Если не затруднит, Александром. Вы же догадываетесь, кто я?

— Догадываюсь. Бандит.

Сама не знаю, как это у меня вырвалось. Но он, как ни странно, не стал притворяться оскорбленным или строить зверскую рожу, а как–то печально покачал головой и сказал:

— Спасибо за откровенность. Вас уже успели просветить, значит. Правильный мент Федор Михайлович.

— То есть я знаю, что вы — друг тети Липы, — заторопилась я. — Вроде даже учились вместе.

— Так. А что вам еще известно? Смелее, я не обижусь.

— Я же только что приехала.

— Это не важно, порой свежему человеку охотнее докладывают подробности.

Он даже подмигнул: мол, знаем мы и о вас кое–что. Я почему–то покраснела. Когда мне говорят «смелее», то будто сомневаются в том, что смелость у меня вообще есть. Потому я и выпалила:

— Говорят, вы торгуете оружием!

Надо же знать, с кем откровенничать! Все–таки я простая, как белье на веревке. Бойко даже потемнел лицом. Такой откровенности от меня он явно не ждал. Но тут же его лицо разгладилось, как если бы он углядел в моем сообщении веселый момент.

— Вот видите, а вы говорите, только приехали… Что ж… — Он стремительно прошелся по кабинету, ступая с какой–то особой грацией, отчего я сразу представила его на ринге. — Разговоры, разговоры. В неофициальной обстановке даже смешно отрицать то, что доносит о тебе молва…

— Значит, за мои знания вы не станете меня убивать?

— Убивать? — изумился он. — А почему я должен вас убивать?

— Но убили же мою костроминскую соседку. Как я поняла, только за то, что она видела человека, с которым…

— С которым — что? — спросил Бойко без улыбки. Что такое коммерческая тайна, я знаю и научилась ее хранить, а вот все прочие тайны и секреты, кажется, не для меня. Неужели Александр Бойко оказывал такое гипнотическое влияние на мою скромную персону, что я тут же стала выбалтывать ему все, что надо и не надо?

— Ну… я подробностей не знаю, но соседка говорила, что тетю Липу пару раз подвозил домой какой–то человек, которого она прежде не видела. Не местный.

— Поня–ятно, — протянул он.

— А вот мне далеко не все понятно. — Я дерзко посмотрела ему в глаза. — Скажите, Александр, а почему вы приказали своим людям следить за мной?

— Следить? — изумился он — или просто так виртуозно умел скрывать истину.

— Именно. Не далее как вчера у моего дома стоял черный «форд». Говорят, ваша машина.

— Бедная девочка! То–то вы поломали голову, что это может быть. Я всего лишь послал их охранять вас. Как раз после того, как узнал о странном интересе, который проявил к вам некий сотник.

— Вообще–то он купил у меня дом, — пробормотала я, отчего–то холодея сердцем и в момент понимая, что он готов был к чему угодно, только не к этому.

— Дом Липы — этому…

Он как–то беспомощно взглянул на меня: мол, что же ты наделала?

— А что мне было делать? — разозлилась я. — Просто бросить его здесь? Я ведь никого не знала, мне не у кого было спросить совета… Наконец, мне просто нужно ехать домой. Между прочим, я работаю, и мою работу за меня никто не сделает…

— Говорите, никого не знаете? А как же майор Михайловский? Разве у вас с ним нет никаких дел? Я не имею в виду сугубо личные. Федор Михайлович — красивый мужчина и женщинам нравится.

Слышать, что ты в своих симпатиях не оригинальна, не очень приятно, но я решила пропустить слова Бойко мимо ушей. А вот насчет наших с Федором дел… Почему бы ему о них и не сказать? Человеку, который всю жизнь любил мою тетку.

— Я хотела перед отъездом все–таки выяснить для себя, да и для всех Киреевых… почему вдруг мою тетку понесло к полынье среди зимы…

— В вечернем платье, — добавил Бойко.

— Я этого не знала, но все равно мне казалось странным, что она вдруг пошла гулять на реку. В одиночку. Папа ездил на похороны и по приезде сказал, что на теле Липы никаких следов насилия не обнаружено. Как будто она вдруг заснула и так во сне и замерзла.

— Твой папа, Ларочка, оказался провидцем. Именно во сне она замерзла. А точнее, утонула, и в ее желудке, кроме шампанского и легкой закуски, обнаружено небольшое количество снотворного. По мнению одного опытного патологоанатома, она приняла его вместе с шампанским. Может, вздремнуть захотела…

— А вы в это не верите?

— У меня своя версия, — просто сказал он.

— Мне нельзя ее узнать? — чуть ли не умоляюще спросила я, в момент забыв о своем негативном отношении к торговцам оружием.

Он внимательно посмотрел мне в глаза и вздохнул.

— Липа любила тебя, девочка. Она часто мне говорила, что представляет свою неродившуюся дочь именно такой, как ты… А версия моя вот какова. Липа встретилась с кем–то, чье имя мы пока не знаем, скорее всего, у него на квартире. Ребята проверили: в тот вечер ни в одном из ресторанов ее не видели. И наверное, этот человек пригласил ее на переговоры… Мне кажется, она случайно узнала или увидела такое, что не предназначалось для посторонних глаз или ушей.