— Зачем же столько? — слегка растерялась я.

— Как зачем? Это наша благодарность. Если бы не ты, кто знает, когда я добралась бы домой. Да и добралась ли вообще? Ты обо мне так заботилась…

— Какие пустяки!

— А папа считает, что таких бескорыстных людей, как ты, на свете не так уж много.

Моя юная попутчица словно работает переводчиком с языка айсбергов на язык нормальных людей.

— Твой папа несколько преувеличивает. Просто он за тебя переживал, но мы–то с тобой знаем, что все это мелочи…

Но Лера со мной не согласилась:

— Это не мелочи. А человек должен уметь быть благодарным…

В продолжение нашего негромкого диалога Михайловский сидел в кресле и, надо думать, разгадывал какое–нибудь запутанное уголовное дело, если у них такие бывают.

— В кухне вроде есть неудобно, — проговорила я, — а в гостиной огромный обеденный стол. И маленький журнальный столик.

— Давай в кухне, — сказала Лера, — здесь у тебя просторно. Да мы с папой и привыкли.

Я никак не считала, будто на теткиной кухне, это — «у меня». Здесь все было не моим. Главное, я не собиралась этим пользоваться, не собиралась здесь жить, да и не было никакой моей заслуги в том, что этот дом все еще оставался теплым и уютным.

Что ж, папа Михайловский вырастил достойную смену.

— Садитесь, ешьте кашу! — командирским тоном сказала и я; как аукнется, так и откликнется.

Визит вежливости? Я не возражаю. Сейчас порежем сыр–колбасу, откроем консервы, что вы привезли. Вот и весь прием. Если на то пошло, то до десяти часов — до того, как местные нотариусы будут готовы выдать мне документы, — еще уйма времени.

Михайловские уплетали кашу. Папа мент не заставил себя уговаривать и теперь наперегонки с дочерью орудовал ложкой.

— Как вкусно, — стонала Валерия, — а у меня так не получается. В смысле, без комков.

Я сидела напротив них. Под юбкой у тряпичной боярышни–грелки заваривался чай.

Михайловский задержался на кухне, хотя я предложила обоим после завтрака пройти в гостиную. Подумала, что он пойдет за нами, и с удивлением и некоторым смущением слушала, как он гремит чашками, моя посуду водой из чайника. Что за странный человек. Я сама не стала этого делать, чтобы не оставлять гостей одних. Но не идти же выгонять его из кухни!

Мы с Лерой вовсю предавались досугу: я смотрела телевизор, а Лера лежала на диване с какой–то книжкой, когда он наконец появился.

— Вас нарочно назвали как Достоевского? — спросила я, хотя наверняка ему не раз об этом говорили.

— Мама увлекалась, — привычно кивнул он.

— Федор Михайлович! Звучит. Как и Валерия. А вы «Спартаком» увлекались?

Он поднял на меня удивленный взгляд:

— А вы откуда знаете?

— Да так, почитываю художественную литературу. Моя кусачесть опять полезла наружу. Странно, такое чувство у меня впервые вызывает объект мужского пола. Причем весьма незаурядный объект. Я бы даже сказала, красивый. Что ж он так трудно расслабляется?

— А на какое время у вас есть алиби? — вдруг спросил Михайловский.

Я недоуменно уставилась на него, на мгновение забыв, что я об этом пошутила.

— Ну, на какой–нибудь ваш «глухарь», или как вы это называете. Что бы вы хотели раскрыть, заподозрив приезжую наследницу?

— Теперь я понимаю, Лариса Сергеевна, — усмехнулся он, — почему вы понравились моей дочери.

— И почему же?

— Вы так же неистово воюете с авторитетами, как подрастающее поколение.

— Под авторитетом вы имеете в виду себя?

— Вы когда собираетесь уезжать? — Он не ответил на мой очередной выпад.

Валерия помалкивала, делая вид, что увлечена чтением.

— Завтра. Сегодня нотариус обещала все оформить. Когда я получу на руки документы, то отыщу где–нибудь агентство по продаже недвижимости. Надеюсь, здесь или в районном центре есть такое? И попрошу их выставить этот дом на продажу. И доверенность оформлю на свою соседку…

— Планы у вас хорошие. — Он немного покашлял. — И вы даже не хотите посмотреть местные достопримечательности?

— А они здесь есть?

Вообще–то я не хотела задерживаться. И Михайловский понял это по моему молчанию.

— Люди издалека, из–за границы едут, чтобы посмотреть Синь–озеро. Вы о нем не слышали? Говорят, наш Большой Шаман — вернее, наш главный бизнесмен и спонсор сирых и убогих — намеревается нажитые неправедным путем деньги вложить в туристический бизнес. И будете вы со временем платить нехилые баксы, чтобы увидеть то, что нынче можете посмотреть бесплатно.

— И когда я могла бы это посмотреть?

— Например, в субботу.

— То есть через два дня? А что я буду делать все это время?! Я здесь никого не знаю. Ходить взад–вперед по центральной улице длиной десять метров?

Лера хихикнула. Папочка же и глазом не моргнул.

— Простите, а чем вы занимаетесь?

— Наша фирма продает компьютеры. Цены самые низкие в области, — привычно проговорила я.

— А наше управление, как я слышал, собирается покупать оргтехнику. Может, вас ожидает выгодный заказ.

Управление внутренних дел никогда не было богатым, и вряд ли этот заказ был бы для нас выгодным, но бизнесмен во мне все же поднял голову: почему бы не попытаться. Как говорится, совместить приятное с полезным…

Он смотрел мне в глаза и видел, как я мучаюсь, и потому, наверное, решил добавить масла в огонь:

— В конце концов, здесь много лет жила ваша тетка. Неужели вам неинтересно посмотреть на те места, где она бывала, познакомиться с теми людьми…

— …которые ее убили, — подсказала я.

Ничего не понимаю, чего вдруг я выпалила то, в чем сама сомневалась, как факт хорошо мне известный. Не иначе от безделья. Или заразилась Лидиной убежденностью.

Михайловский же отреагировал странно: темно–синие глаза его потемнели еще больше, он наконец сфокусировал на мне свой взгляд, хотя до этого лишь скользил по моему лицу почти равнодушно.

— Убили?! А кто это вам сказал?

— Один за другим два человека, которые никогда друг друга не видели, а первая из них покойную тетку даже не знала.

— Вот как! Небось детективоеды?

— Да. А что? Если вы на меня намекаете, то я к ним не отношусь!

— Так как насчет местных красот? Вы не собирались поехать в отпуск?

— Собиралась, конечно, но…

— В Египет, — ехидно подсказал он.

— Почему именно в Египет?

— Обычно новые русские любят посещать всякие экзотические страны, а те красоты, что в изобилии имеются в родной стране, не знают и знать не хотят!

— Я не поняла, вы приехали со мной поругаться?

Наверное, я этого мента чем–то раздражаю. Своим благополучным видом? Но на мне всего лишь спортивный костюм, который я не нашла даже нужным переодеть.

— Простите, но мне показалось, что вы заранее настроились на то, как мы здесь примитивно живем, в глуши, ничего не видим, а вы такая штучка областного масштаба…

— Вам кажется? — Я начинала закипать. Оттого что ему кажется, он может изливать на меня свое раздражение! — Да, мне кажется! И простите, я сама начинаю думать… Идея частного сыска до ваших мест еще не дошла?

— Не дошла, — сказал он строго.

— Вот видите, мне даже некому заплатить за то, чтобы убийцу тетки поймать и покарать.

— Да что вы заладили: убийство да убийство! Кто–то из дилетантов, видите ли, провел заочное расследование!

— А вы, не дилетант, профессионал, просто взяли, да и поверили в то, будто женщина, подобная моей тетке, может пойти на речку и утонуть в полынье. Еще бы сказали, утопилась! Может, она и предсмертную записку оставила?

Я не могла понять, чего вдруг завелась. Из–за Лиды, что ли. Наверняка это не только мое мнение. Значит, в поселке ходят слухи, будто Олимпиаду убили, но мало ли здесь ходит слухов!

Все, хватит, прекратить истерику. Этот синеглазый работник районного угрозыска действует на меня как–то возбуждающе. Вон, даже покойную тетку сюда приплела.

— Мы говорили про наши местные красоты, — миролюбиво напомнил он.