– Я потерял в милиции пять часов, – заговорил Иван, как будто пропустив ее слова мимо ушей. У меня сняли отпечатки. Потом я час сидел в вонючем коридоре и чего-то ждал как дурак. Потом меня вызвал следователь. Танькина мать через своего братца-мента уже вкрутила ему мозги в нужном направлении. Меня часа полтора мурыжили, вытаскивали все про нас с Танькой… И не только. Мне описали Дану. Я ее сразу узнал по описанию. Не знаю, было это по мне видно или нет…

– Откуда они узнали про Дану?

– Ее заметили соседи во дворе, на лестнице. Они не уверены, была ли это убийца. Но во всяком случае, этой женщины там раньше никто не видел.

Кстати, следователь ни слова не сказал, что баба была слепая.

– Господи, если они выяснят, кто это такая… – пробормотала Муха. – Не дай Бог, не дай Бог… Твоя машина и так в этом деле мелькает… А тут еще Дана…

– Следователь меня трепал, как собака палку..

Деньги… Откуда у меня деньги? Это их тоже заволновало. Я не представляю декларацию о доходах, видите ли. На что я живу? Где я работаю? Я не ответил на эти вопросы. Мне было очень приятно!

– Ваня… – прошептала Муха, подходя к нему и опускаясь перед ним на колени. – Ванечка, прости, все из-за меня.., – Потом… – Иван затянулся сигаретой и зажмурил слезящиеся глаза, – потом он предложил мне рассказать, где я в тот день был и что делал… Так где-то с четырех до шести. Выстрел слышали в районе пяти часов.

– А ты не мог ему сказать? – спросила Муха.

– Н-да… Сказал бы я… – Иван все еще не открывал глаз, было видно, что ему плохо. – Я бы ему сказал… – И замолчал.

Муха легонько сжала его руку, потом осторожно вынула у него из пальцев сигарету и погасила ее в пепельнице.

– Ложись, – тихо предложила она. – Давай я тебя разую…

– Не хочу.

– Если бы я могла, Вань, я бы сказала, что ты был со мной… – прошептала она. – Но это же будет смешно…

– Тебе все смешно, – выдавил Иван. – Машину мою угнала – смешно. Мне чуть дело не пришили. Убили Таньку – очень смешно… Мне показали Танькину фотографию. После. Поняла?

Муха гладила его руки.

– Танька была вся… – Иван вдруг вырвал у нее свои руки и резко встряхнул их, будто запачкал в грязи.

Муха встала с коленей и отошла к окну. Она с трудом удерживалась от слез. Ей было страшно сказать хоть слово, не говоря уже о том, чтобы о чем-то его попросить.

– А потом, когда меня выпустили.., под подписку о невыезде… – заговорил Иван с какой-то издевкой, – я поехал обеспечивать себе алиби. Это, конечно, плохо, что я не подумал заранее… Конечно, это очень даже не важно, что я сразу не сказал следователю, где был и что делал. Я обещал ему вспомнить. А тот сказал, что если не вспоминается, то лучше не напрягаться.

– Скотина… – прошептала Муха. – Он над тобой издевался!

– Да ну, милейший дядя! – усмехнулся Иван. – Я решил попросить друзей, чтобы они подтвердили, что я провел время с ними. И можешь себе вообразить – у меня нет друзей!

– Отказались?! Все?!

– Нет, что ты? Просто не оказалось никого. Ты это понимаешь? Дожил до тридцати… И никого. Серегу убила ты.

– Я…

– Молчи, – попросил он таким голосом, что ей стало нехорошо. – Молчи, пожалуйста. Я все уже знаю, все слышал про твои несчастья. Я позвонил матери… Спросил, до скольких она работала в тот день. Она сказала, что до шести была на работе. Ты понимаешь, что и она мне в этом случае не годится… Я думал, я долго думал… – Он вдруг засмеялся, каким-то визгливым смехом, неестественным для мужчины:

– Я позвонил своей бывшей жене Она меня едва узнала. Обрадовалась, предложила встретиться. Мы встретились… Я заехал за ней, мы поехали в ресторан. Сидели там, как… Двое придурков. Говорить не о чем. Я хотел ее попросить. И ты понимаешь, посмотрел на нее… И не попросил.

А она, конечно, сразу поняла, что я ее позвал не потому, что соскучился. Разговора не получилось. Она, знаешь, стала красивая. Она и раньше была ничего. А теперь вообще… Вроде бы замужем. Я видел какое-то там кольцо. Как ты думаешь, почему она решила со мной встретиться?

Муха поняла, что ответа от нее не ждут, и промолчала. Он опять закурил, но на этот раз сигарету держал ровнее. Его рука перестала дрожать. На Муху он не смотрел.

– А потом она ушла. Встала и сказала, что должна ехать. А я остался. Нарезался… Да. Один. Мерзкий там был ресторан. Все на тебя смотрят. Потом… Я поехал к матери. Я сам уже не помню как…

Меня остановили гаишники, я дал двести долларов. Отпустили . А там, понимаешь, кафе. Я туда зашел, там знакомая работает… Друг детства… Моя это первая женщина… Я к ней зашел Вот почему так – Наташку я любил, а эту дешевку только терпел… А говорить мне не о чем было с Наташкой.

А с Галкой мы общий язык нашли… Скажи – может, я теперь такой подонок, что мне только такие бабы и остались?

– Все может быть, – сказала Муха. – А что бы ты хотел услышать?

Иван отмахнулся:

– Пошла ты… Галка сказала, что она мне поможет Что она может сказать, что я был с ней… Она в тот день не работала, на больничном. Короче, у нее был запой Повезла меня к себе на квартиру… Странно, как она еще не пропила квартиру. Мы там просидели… До часу ночи.

– Она сделает тебе алиби? – спросила Муха.

– Поможет…

– Значит, у тебя все хорошо?

Иван дико на нее взглянул:

– Ты это называешь – хорошо? Почему ты еще здесь? Что тебе тут еще надо? Я дал ментам этот адрес, я должен был дать адрес, где я живу. Я тут живу, ты поняла? А ты… Уходи.

– Я уйду, – выдавила Муха. Она растерянно оглянулась, схватила парик, сумку…

– Зачем ты постриглась? – спросил Иван. – Тебе не идет.

Она молча вышла в ванную. Красилась через силу – рука почему-то немела, будто свинцом налитая. Она ждала, что сейчас он откроет дверь, войдет, обнимет ее. Что-то изменится, что-то останется, как было. Но он не вошел. Уже полностью одетая, подкрашенная, в парике, она остановилась на пороге комнаты.

– Я ухожу, – сказала Муха. – Вань, ты выпутаешься. Я заметила, что ты счастливый. Знаешь? У счастливых даже лица какие-то особенные. Ты выпутаешься. Хочешь поспорим?

– Пока, – бросил Иван.

– Я… – начала она, но, увидев его каменную спину, замолчала, положила ключи от квартиры на подлокотник дивана и ушла.

– Если вы хотите говорить о деньгах, тогда обращайтесь не ко мне. Я эти вопросы не решаю. Предложение у вас интересное. Но денег под него вам вряд ли удастся достать.

– Вы считаете? А я вот думаю, что мое предложение должно вас заинтересовать. Это уникальное предложение. Я пришел прямо к вам, потому что вам эти сведения дороже, чем другим.

– И я дороже за них заплачу? Я за них платить вообще не буду. Забирайте ваши бумажки, забирайте, все понятно и так.

– Но вы должны понять, что в таком случае я пойду к другим людям.

– Я это понимаю. Вы, журналисты, не останавливаетесь на полпути.

– Я не журналист.

– Мне безразлично, кто вы. Я вас не знаю. Больше времени вам уделить не могу, – Мое дело было предложить. Если вы отказываетесь… В таком случае вам не за что будет меня упрекать, когда эти сведения узнает кто-то еще.

Первый, к кому я обратился, были вы!

– Убирайтесь…"

Запись кончилась. Следователь отжал кнопку. Жумагалиев слушал запись внимательно, склонив голову набок. И сейчас он не переменил позы, будто продолжал слушать тишину.

– Вы, надеюсь, узнали этот голос? – спросил его следователь.

– Да. Это был тот, с телевидения… Странный такой человек.

– Значит, этот разговор вы помните?

– Отлично помню. Не знал только, что он записывался. Удивительно, как я не подумал, что этот человек станет все записывать. Это было на него очень похоже…

– Ну а какое у Константина Кукушкина было уникальное предложение? – поинтересовался следователь. – Какие материалы он вам собирался предъявить?

Жумагалиев усмехнулся:

– А жаль, что он записал только конец нашей беседы. Было очень любопытное начало. Да, жаль…